История основания МГУ

Численность как студентов, так и преподавателей сильно менялась от года к году. Например, в 1760 году в университете обучалось 30 человек, в 1787-м — 82, в 1800 году на 16 профессоров приходилось 68 студентов, три года спустя число студентов достигло 100 человек. Постепенно возрастало и количество преподавателей. Например, в 1884 году университет располагал 73 профессорами и 15 приват-доцентами, а уже в 1894 году в его стенах преподавали и вели научную работу 93 профессора и 120 приват-доцентов. К исходу XIX столетия университет посещали почти 4 тыс. студентов, в 1907 году эта цифра возросла до более чем 9 тыс. человек (примерно в это же время, в 1908 году, в университете работали 88 профессоров и 324 приват-доцента), а накануне революции в университете учились 2 150 студентов. Надо сказать, что жалованье профессоров никогда не было особенно впечатляющим, многие из них вынуждены были пополнять свой бюджет различными побочными заработками. В начале XIX века годовой доход профессора университета составлял 2 000 рублей.

«Мы учились как должно, шалили как можно»

Повседневная жизнь студентов  университета была строго регламентирована. При зачислении в университет  молодой человек, подняв правую руку, давал присягу. В ней перечислялись  обязанности студента. Тому, кто  учился в Московском университете, предписывалось благочестие, прилежание к наукам, благородное поведение. Запрещались пьянство, азартные игры, шумные сборища, дуэли и секундантство, женитьба без разрешения начальства, также нельзя было делать долги и продавать свое имущество. Студенты, особенно состоящие на государственном обеспечении, находились под пристальным вниманием и опекой университетского начальства. За казенный счет они обеспечивались питанием, одеждой, обувью, лекарствами. Студенты были обязаны соблюдать распорядок дня, не находиться в своих комнатах во время лекций и не покидать университет без письменного разрешения инспектора. За выполнением последнего правила следил выставленный возле университетских ворот караул. После отбоя, который наступал в 10 вечера, все студенты должны были ночевать в своих комнатах — каждый вечер обход по помещениям совершал урядник. Один из студентов, лучшего поведения и прилежания, назначался старшим по комнате. Его обязанностью было следить за порядком и тишиной в комнате. Впрочем, помогало это мало, и основным ревнителем дисциплины был один из профессоров.

Лекции читались как утром, с 8 до 12 часов, так и вечером, с 14 до 18 часов. Каждая лекция длилась один час. Кроме того некоторые профессора еще устраивали у себя на квартирах  приватные занятия. Интересно, что, например, в начале XIX века такое  понятие, как «учебный план», было довольно расплывчатым — студенты зачастую сами составляли себе список профессоров, занятия которых они собирались посещать. Поэтому большинство студентов, за исключением медиков, слушали  лекции сразу на нескольких факультетах.

Несмотря на разного рода строгости и периодические попытки ужесточить университетскую дисциплину, студенты всегда стремились обойти запреты. Обычной причиной отлучек была необходимость обедать и покупать продукты вне университета. Студентов невозможно было изолировать от жизни города, где было немало соблазнов — одних только трактиров и питейных заведений в Белом городе, по описаниям конца XVIII века, насчитывалось более 30. Особое неудовольствие университетского начальства вызывали кулачные бои, проходившие на Неглинной, в которых студенты регулярно сражались стенка на стенку с бурсаками духовной академии. Все провинности студентов рассматривала профессорская Конференция, которая могла отчислить из университета на определенное время или даже навсегда.

Началом учебного года считалось 17 августа, окончанием — 28 июня. Летом и зимой, от рождественских до крещенских праздников, студенты расходились на каникулы, а профессора уезжали инспектировать училища своего учебного округа. По окончании занятий проходили публичные экзамены и торжественный акт. В ту пору публичные экзамены не имели для студентов никаких последствий. Это была своего рода форма отчета профессуры перед московской публикой. Действительно серьезным испытанием считался экзамен на ученую степень кандидата — к нему начинали готовиться года за полтора. Для успешной сдачи этого экзамена необходимо было продемонстрировать знания всех дисциплин своего отделения и написать диссертацию на тему, заданную Советом факультета.

На протяжении довольно длительного  времени после открытия университета студенты должны были в конце каждого  полугодия проводить публичные  диспуты. А самая первая экзаменационная  сессия состоялась летом 1766 года по распоряжению куратора университета В.Е. Ададурова, который таким образом исполнял указ Екатерины II о ежегодных отчетах об успехах студентов. Экзамен проводился для всех студентов по изучаемым ими дисциплинам. Куратор лично в присутствии профессоров намеревался испытывать знания обучавшихся в университете. Ради удобства Ададурова, который должен был присутствовать на заседании в Сенате, экзамен был назначен на 6 часов утра.

Учебный год по традиции завершался заседанием Совета университета — торжественным актом, который  являлся праздничным событием для  всего московского общества. В  этот день в Большую университетскую  аудиторию приглашались весь цвет московской знати, представители древних дворянских фамилий, все, кто был неравнодушен к судьбе университета. Публику развлекали музыканты, лучшие усадебные капеллы, университетский хор, которым аккомпанировал орган. С речами к собравшимся обращались профессора, в торжественной обстановке оглашались имена тех, кому присваивались звания докторов, магистров, кандидатов, награждались лучшие студенты и гимназисты, вновь испеченные студенты получали шпаги.

Форма и содержание

Все, кто учился и работал  в Московском университете, всегда составляли особую касту. Так повелось с самых первых лет существования  университета, когда принадлежность к этому учебному заведению подчеркивалась мундиром — его носили преподаватели, студенты и хозяйственный персонал. Университетские мундиры были сшиты  из сукна темно-зеленого цвета с  красными воротниками, обшлагами и  подбоем. Посеребренные пуговицы мундира  украшались государственным гербом. Кроме того, студентам и учащимся университетской гимназии предписывалось носить напудренный парик и шляпу. Мундир был не только одним из корпоративных  признаков, он уравнивал имущественные  различия между студентами, способствуя  формированию особой атмосферы университетского братства. Еще одним важным событием для каждого молодого человека, принятого  в Московский университет, была выдача шпаги при производстве в студенты. И пусть мундир и шпага имели  лишь символическое значение, но они  демонстрировали благородство просвещенных, возводили образование в ранг одной из самых важных ценностей  государства. Конечно, в повседневной жизни далеко не все студенты, особенно выходцы из богатых дворянских семей, придерживались правила носить мундир и шпагу, но подобное облачение было непременным атрибутом всех торжественных  университетских мероприятий.

В огне

Война 1812 года принесла страшное разорение Московскому университету. Умерло несколько профессоров, не вынесших тягот эвакуации и дороги, в  пожаре погибли не только практически  все университетские здания, но и  уникальные коллекции, собрания книг, лабораторное оборудование и приборы. Виновниками этой катастрофы с полным правом можно назвать главнокомандующего Москвы графа Ф.В. Ростопчина и попечителя университета П.И. Голенищева-Кутузова, не предпринявших сколько-нибудь серьезных  усилий для своевременной эвакуации  главного учебного заведения России. Главнокомандующий Москвы видел  в университете лишь оплот якобинства, а профессоров, среди которых  было немало иностранцев, прямо называл  пособниками французов, дожидающимися  удобного момента, чтобы перейти  на сторону врага.

Море огня, охватившее Москву в страшную ночь с 3 на 4 сентября 1812 года, пощадило университет, но наутро, когда пылал уже весь центр  города, пожар подступил вплотную к университетским корпусам, уничтожив часть из них. Следующей ночью огонь добрался до главного здания университета. По этому поводу профессор Штельцер, остававшийся в городе, позднее писал: «Когда я хотел идти в главное строение, которое между тем было в безопасности, то в половину 2го часа ночи увидел деревянную обсерваторию на оном находящуюся, горящей, вероятно от пролетевших головень. 4 человека могли бы спасти строение, но я ни одного призвать не мог, ибо все, опасаясь дурных поступков, с робостью скрывались». Наутро от университетских зданий остались лишь стены, кладовые и погреба были разграблены, погибли архив, библиотеки и коллекции.