Любовь как основа позитивных отношений в современной семье

  Как писал Гегель: «Истинная сущность любви в отказе от самого себя, забвении себя в другом, и все-таки в этой раздвоенности и забвении прежде всего человек найдет себя и будет собою управлять».

  Л. Н. Толстой отмечал, что настоящая любовь возможна тогда, когда другого ставишь выше себя, и вырастает она из отказа от себя, самопожертвования. Любовь тогда любовь, если это самопожертвование. Ее невозможно перенести на лучшие времена или условия (например, материальные); любовь или «здесь и сейчас» и вся сразу (не существует половинчатой любви), или ее вообще нет. Любви не бывает в будущем; любовь — это действие единственно в настоящем. У человека, не испытывающего любви в настоящем, нет любви». Любовь, так же как и добро, невозможно отложить и перенести на завтра. Она абсолютно конкретна и делает самого человека реальностью, дает ему возможность переживать себя реально — в абсолют ной конкретности и целостности. Единственно реален тот, кто чувствует, страдает, сопереживает, любит, жаждет...» .

  Это чувства, появившиеся без особого усилия, в процессе личного общения, их ценность в том что они необходимы человеку как чему-то целому, а не как взятому в отдельных его особенностях, «Любовь, дружба» — это влечение к самому предмету любви, вы росшее из совместной жизни, взаимной общности взглядов на многие вещи. Основное душевное состояние здесь — «духовный покой», внутренняя близость, взаимопонимание, что, однако, не означает холодную рас четливость или слепую импульсивную страсть.

  В середине века христианство трактовало любовь как некий принцип нравственности, наиболее глубоко распознающий человеческую сущность. Под любовью по далась некая внутренняя сила человека, которая никогда не иссякает, а беспрестанно, без устали распространяется на все действия человека, направляя его к благоденствию.

  Любовь  — это состояние, в котором  человек способен почувствовать  и пережить свою абсолютную незаменимость. Во многих социальных ролях и функциях конкретного человека можно заменить, заместить, сме нить, только не в  любви. В этой сфере жизни индивид имеет, таким образом, высшую ценность, высшее значение по сравнению со всем остальным. Здесь человек не функция, а он сам, в своем конкретном и непосредственном абсолюте. Именно поэтому только в любви человек может прочувствовать смысл своего существования для другого и смысл существования другого для себя. Это высший синтез смысла существования человека. Любовь помогает ему проявиться, выявляя, увеличивая, развивая в нем хорошее, положительное, ценное.

  И, наконец, любовь — это одно из проявлений человеческой свободы. Никто не может заставить любить (многое можно заставить сделать: работать, даже совершать зло, но не любить) — ни другого, ни самого себя. Любовь — дело свободной инициативы, она основа самой себя. У нее нет внешних побудителей, она не сводится ни к умозаключениям, ни к природным влечениям, инстинктам. Нередко она хорошо понятна разуму, и по этому многие сближают любовь и разум, противопоставляя их иррациональной вере.

  Арнольд Хейнлинк в своем вышедшем в 1665 г, труде «Любовь» разделяет ее на два подвида — чувственную и действенную любовь.

  Чувственная любовь еще не сама нравственность, а награда за нее (можно принимать, можно не принимать ее). Она выражается как телесная и чувственная любовь, то есть страсть и желание (так же душа связана с телом); сама по себе она не плоха и не хороша; и, так же как духовная любовь есть подтверждение того, что наши действия находятся в зависимости от разума и высшего закона нравственности (люди, однако, этого не ценят).

  Действенная любовь как целенаправленное, твердое желание к действию выражается в трех формах. Первая — любовь-уважение — формирует нравственность как готовность действовать по велению разума. Вторая — любовь-доброжелательность — не может быть преступной, плохой, ибо является одной из черт Бога. Третья — любовь-стремление, склонность — характеризует деятельность как нравственную наиболее глубоко.

  В древнем обществе, когда представления о личности (ее ценности, самостоятельности, независимости) находились в зачаточном состоянии и индивид был рас творен в коллективе как в едином целом, где его действия и побуждения были подчинены интересам коллектива, соответственно понималась и любовь. Мифология как мировоззрение древних рассматривает любовь не столько как факт личной жизни, сколько как универсальный космический процесс, в котором человек только участвует, но не играет ведущую роль. В этом смысле решались и две основные проблемы: с одной стороны, вопрос о единстве человечества и вселенной, с другом — понятие о властвующей в нем поляризации (где центром является оппозиция мужского и женского). Важным был вопрос (актуальный для любой культуры): как возможен тот факт, что единое само по себе человечество «выражено в двух полах, в двух организациях тел — в мужчинах и женщинах»? Где тот объединяющий момент, который преодолевает физиологическое отличие полов, их отчужденность? Человечество, подчеркивается во многих древних памятниках, несмотря на физиологические отличия, в своей сущности едино. Об этом свидетельствуют мифы, об изначально едином, здоровом, неделимом существовании людей. 
 
 
 

  ЛЮБОВЬ  КАК СПОСОБ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ 

  Философский анализ феномена любви есть, прежде всего, анализ формальных, «чистых» условий  любви вообще как человеческой способности, как инварианта, остающегося неизменным в культурных различных формах, в различных исторических эпохах.

  Любовь  — одно из фундаментальных свойств  человеческого существа, таких же, как совесть, ум, честь, свобода. Любовь — это событийное определение  чело века, поскольку она не имеет никаких внешних причин для своего существования. Нельзя объяснить возникновение любви с помощью какой-либо причины (например, красота, ум, сила и т.п.), ибо, если такие причины действительно сыграли свою роль, то никакой любви нет, а есть только ее имитация. Всегда найдутся сотни, тысячи людей более красивых, более умных, более сильных, и непонятно, где критерий выбора, почему я остановился на этом человеке, а не на другом. Любят не за что-то, любят, потому что любят, хотя психологически любовь всегда объясняют конкретными причинами, и любящий искренне верит в то, что его избранник самый красивый и самый умный.

  Человек делает добро, поступает по совести  не потому, что преследует такую  цель, а потому, что он добр, совестлив  и не может жить иначе. Человек любит потому, что не может не любить, даже когда обнаруживается, что любимый на самом деле не обладает особыми достоинствами. Но любящему часто нет до это го дела, его душу переполняет огромная энергия, требующая выхода, он находится в стихии любви, в которой не только творит сам себя как человека, но и пытается творить других. В этом смысле любовь к ближнему, к человеку есть творчество, излучение творческой энергии.

  Интенсивность любви, следовательно, объясняется  и определяется способностью любить, а не предметом любви. Гораздо важнее причины, по которым человек любит, важнее то, что происходит с человеком, какие внутренние изменения происходят, как раскрывается его душа. Любовь определяется не содержанием чувственного опыта, который всегда случаен, но развитостью человеческих качеств любящего.

  Любовь  не объясняется ни физическими, ни физиологическими, ни психологическими условиями человеческого существования. Нет таких законов при роды, по которым мы должны любить друг друга. Человек любит как метафизическое существо, когда он поднимается выше своей природной стихии. Когда мы видим людей, которые расстаются, нас это не удивляет. Долго любить друг друга нельзя: чувства приедаются, притупляются. Но, если мы видим людей, которые любят друг друга всю жизнь, и умирают, как в сказке, в один и тот же день, то для нас это всегда чудо. Этого не должно, быть ни по каким, природным законам, но это есть. По-видимому, любовь встречается очень редко, и огромное большинство людей любви не переживает, а удовлетворяется только ее имитацией, убеждает себя в том, что любит, довольствуясь на самом деле лишь сур рогатом любви.

  Любовь  встречается редко еще и потому, что люди боятся любви, так как  для нее нужна внутренняя свобода, готовность к поступку, нужна живая  душа. В этом смысле любить — это жить в постоянной самоответственности, заботе и тревоге, и это совсем не совпадает со счастьем в будничном, повседневном значении этого слова. Любить — значит быть живым в самом точном смысле этого слова. Часто люди (пусть бессознательно) понимают, что живут только тогда, когда любят, что только любовь вырывает их из монотонной механической повторяемости повседневного быта.

  Любовь, как и все фундаментальные  выражения бытия человека, является тайной. Тайна в философском смысле — это не то, что где-то спрятано, не то, что рано или поздно можно открыть, тайна — это то, что лежит на поверхности, всем видимое и, тем не менее, недоступное. Человеку, никогда не испытавшему чувства любви, бесполезно объяснять, что это такое. Если полюбит — узнает.

  Любовь  стоит у самых истоков существования человека: его психическая защищенность и уравновешенность, его способности и таланты закладываются материнской любовью. Лишенному этой любви, выросшему в равнодушной и отчужденной атмосфере всю жизнь плохо — он чувствует себя одиноким, даже если окружен многочисленным семейством и друзьями. Он остро ощущает не уютность и неустроенность своего бытия, опасную хрупкость окружающего мира.

  Любовь  парадоксальна по самой своей  сути. Во-первых, любовь всегда возникает тогда, когда любить нельзя. Вся художественная литература построена на описании этого конфликта — от Ромео и Джульетты до наших дней. Во-вторых (и это вытекает из первого положения), любовь всегда связана со смертью — или потому, что препятствия оказываются непреодолимыми, или потому, что любовь каким-то образом связана с гармонией бытия, с жизнью вселенной, и для нее главный враг — распад, смерть.

  Многие  мыслители подчеркивали примат любви  над теоретическим научным познанием. Любовь не только конституирует человека как личность, но и является средством более глубокого, а потому и более точного открытия реальности.

  Только  в состоянии любви возможна встреча с внутренним существованием мира. «Мысль разума», которой дана лишь внешняя предметность, всегда должна сопровождаться «мыслью сердца». «Сердце» не есть некая отдельная инстанция, противоположная разуму, но есть целостность внутреннего бытия, одним из излучений которого может быть и разум. Сердце противостоит лишь отрешенному, оторванному от этой целостности разуму. То, что не дано сердцем, вообще не дано в точном смысле слова, не затрагивает человека и, в конеч ном счете, делает невозможным объективное познание. Отношение к окружающему через «мысль сердца» есть отношение любви.

  Несколько слов надо сказать о психоаналитической трактовке феномена любви. Зигмунд Фрейд, выдающийся австрийский психиатр, полагал, что вся человеческая жизнь определяется двумя инстинктами — Эросом и Танатосом — инстинктом любви и инстинктом смерти. Эрос — мощнейшая сила человеческой психики; как бы человек ни развивал свою культуру, свои социальные институты, по ловая энергия, доставшаяся ему в наследство от животного состояния, определяет все его развитие. Выдающиеся личности — это, по Фрейду, всегда люди с мощным половым инстинктом, которые смогли претворить его (сублимировать) в приемлемые для общества культурные формы — в творчество, политику, науку и т.д. Вся исторически развивающаяся человеческая культура есть обуздание любовной жизни, и первые собственно культурные законы направлены сначала на запрет сексуальных отношений между родственниками, а потом и на ограничение сексуальной жизни вообще, например, браком. Но многочисленные запреты, наложенные на сексуальное наслаждение со стороны культуры, сказались и в том, что позднейшее разрешение его в браке уже не давало человеку полного удовлетворения. Правда, и неограниченная половая свобода не приводила, по Фрейду, к лучшим результатам. Ценность любовной потребности тотчас понижалась, если удовлетворение становилось слишком доступным.

  Люди  начали создавать условные препятствия, чтобы наслаждаться любовью. Там, где  не было таких препятствий, любовь была обесценена, а жизнь пуста. Настоящую  психическую ценность любви дали, согласно Фрейду, аскетические течения  христианства. Никакие предшествующие эпохи не наполняли любовь таким глубоким и сильным напряжением чувств, воли, памяти.

  Культура  всегда находится в разладе с  сексуальной жизнью. Человеческие гениталии  не проделали вместе со всем человеческим телом развития в сторону эстетического совершенствования, они остались животными, и потому любовь, считает Фрейд, в основе своей осталась такой животной, какой она была испокон веков. Любовные влечения с трудом поддаются воспитанию, а когда их пытаются обуздать, подавить, это приводит к серьезнейшим нарушениям психики, к неврозам. Поэтому вообще невозможно найти равновесие между требованиями полового влечения и культуры, ибо иначе в будущем человеческий род вообще бы прекратился в силу ею необычайно мощного культурного развития.

  Человек не удовлетворен культурой, которая резко обуздывает его свободу; в том числе и сексуальную, не дает ему возможности полного удовлетворения своих сексуальных позывов. Но именно эта неспособность полового влечения давать полное удовлетворение, становится, по Фрейду, источником величайших культурных достижений — ибо половая энергия переходит в культурную деятельность. Какие еще мотивы могли бы заставить людей находить другое применение своим сексуальным импульсам, если бы они в половой деятельности могли быть полностью счастливы? Полностью счастливый человек ничего не стал бы делать для развития культуры.