Социально-психологические исследования межгрупповых отношений

Занятие №6. Учебные материалы

Семечкин Н. И. Межгрупповые отношения

Выдержки из раздела VIII Социальная психология групп

Источник: Семечкин Н.И. Социальная психология: Учебник. – Ростов н/Дону: «Феникс», 2003. – 608 с.

Глава 4

«Мы» и «Они»

Большинство социально-психологических исследований меж­групповых отношений, описанных в литературе, изучали пробле­му этнических и гендерных взаимодействий. Основная часть этих исследований выполнена американскими авторами: Косвенным образом это может указывать на то, какие проблемы наиболее актуальны для американского общества.

Конечно, взаимоотношения между полами, а также между национальными и расовыми группами порождают проблемы не только в США. Вместе с тем, взаимоотношения любых групп могут создавать социальное напряжение. «Мы» против «Они» может слу­жить причиной ненависти и приводить даже к самоуничтожению групп. В данном случае можно говорить о «сплочении для само­уничтожения». Наглядным примером может служить поведение верующих из Народного Храма Джонса (Зимбардо Ф., Ляйппе М., 2000). Из истории нашей страны мы также знаем о подобных слу­чаях — групповое самоуничтожение через самосожжение, напри­мер, староверов, которые из-за страха и ненависти совершали мас­совые самоубийства.

Почему это так? Исследователи, изучающие сферу межгруппо­вых взаимодействий, указывают на различные причины межгруп­повой напряженности. Одни, такие, например, как У. Самнер и Г. Теджфел, полагали, что корни проблемы уходят в природу че­ловека. К таким же выводам, как мы помним, пришла и психоло­гия масс. Другие авторы, например, М. Шериф, К. Ховланд и Р. Сирс, считали, что все дело в той социальной или экономичес­кой ситуации, в которой оказываются взаимодействующие группы.

Как видим, взгляды ученых существенным образом расходят­ся. Поэтому имеет смысл поближе познакомиться с каждой из точек зрения. Таким образом содержание данной главы можно рассматривать под углом зрения сквозной рубрики нашей книги «Конфликт интерпретаций».

Этноцентризм

Одна из фундаментальных причин непонимания и конфлик­тов, возникающих в межгрупповых отношениях, была установле­на еще в начале XX века социологом У. Самнером (1906). Изучая этнические группы, он обнаружил, что всем им свойственно оди­наковое восприятие себя в окружающем мире как центра мирозда­ния. Другими словами, каждая группа считает свои- социальные ценности, представления, традиции, верования и т.д. единствен­но правильными, и, следовательно, полагает себя как некий эта­лон, образец, которому должны следовать все остальные группы. Поэтому восприятие образа жизни, ценностей, представлений, даже внешнего облика других этнических групп происходит с по­зиции сравнения «их» с «нами». Но поскольку другие отличаются, поскольку «они» не такие, как «мы», значит, они «неправильные», плохие. Ведь правильные и хорошие — это «мы». Таким образом, степень их «неправильности» определяется тем, насколько «они» не похожи на «нас».

Эту установку этнических групп в отношении себя самих и всех остальных У. Самнер определилкак этноцентризм. Сегод­ня это понятие широко используется в различных социальных науках.

Как видим, данноеявление по существу аналогично эгоцент­ризму, т.е. принципиально такой же установке индивида в отно­шении себя и окружающих людей.

Действительно, согласно теории социального сравнения Л. Фестингера, люди, причем, как индивиды, так и группы, вос­принимают и осознают себя, сравнивая себя с другими. И надо отметить, в большинстве случаев сравнение производится в свою пользу. Иначе говоря, в процессе сравнения «Я» или «Мы» полу­чается чаще всего лучше, чем «Он» или «Они».

У. Самнер вполне обоснованно утверждает, что каждая груп­па взращивает в себе гордость и тщеславие, хвастает своим пре­восходством, утверждая о своем божественном происхождении (об этом повествует мифология любого народа), и с презрением или со страхом смотрит на всех остальных. Как мы уже знаем, такой же вывод, но только в отношении масс, делает Г. Лебон. Он объяс­няет возникновение чувства собственного величия и всемогуще­ства у толпы ее многочисленностью и иллюзиями (Лебон Г., 1995 а, б).

Но в психологии имеются и другие объяснения национальной гордыни и этническому высокомерию. Его дают теории глубин­ной психологии, и в частности, .А. Адлер и В. Райх, которые полагают, что как национальное, так и индивидуальное самовозве­личивание вкупе с уничижительным отношением к другим явля­ется бессознательной компенсацией чувства зависти, обиды, бес­помощности, униженности, словом, ощущение собственной не­полноценности. В качестве примера такого массового компенса-торного процесса, примера, ставшего хрестоматийным, В. Райх приводит фашистское движение в Германии в 30-х годах XX века, провозгласившего превосходство немецкой нации над всеми ос­тальными. Напомним, что фашизм стремительно распространил­ся и утвердился в Германии после ее унизительного поражения в первой мировой войне.

Группоцентризм

Какое бы теоретическое объяснение мы не использовали, бес­спорно одно: группы воспринимают друг друга с позиции «Мы» и «Они». При этом понятно, что «Мы» — это кладезь добродетели, в то время как «Они» — скопище пороков.

Конечно, обостренное «мы-чувство», подстегивающее самовос­хваление, и тесная групповая сплоченность свойственны не всем группам и не всегда, а лишь в каких-то чрезвычайных ситуациях. Кроме того, большие социальные группы (национальные или куль­турные) могут отличаться психологической гетерогенностью. По­этому не все члены группы могут испытывать по отношению к «Они», скажем, ненависть и ксенофобию. Так, например, в быв­шем СССР во времена «холодной войны» существовал идеологи­ческий штамп — «загнивающий Запад» в отношении капиталис­тических стран. И многие представители «советской интеллиген­ции», знавшие о реальном положении дел у «них» и у «нас», это бессмысленное словосочетание обыгрывали самым замечательным образом — по поводу стран с рыночной экономикой обычно шу­тили: «Красиво гниют!»

Вместе с тем, скепсис в отношении «своей группы» и призна­ние превосходства чужой группы является не очень характерным для межгрупповых отношений. Это все же исключение, а не пра­вило.

Тем не менее, иногда даже при очень большом желании, срав­нивая себя с другими, члены группы не могут найти очевидных признаков своего превосходства. Тогда в ход идут умозрительные, совершенно неверифицируемые самокатегоризации с использова­нием словесной конструкции — «зато». Например, «зато мы щед­рые, гостеприимные, отзывчивые, душевные» и т.д. При этом очень просто собственные недостатки и пороки оборачиваются

достоинствами: безалаберность и недисциплинированность — ду­шевной широтой и щедростью, лень и необязательность — нестя­жательством и непосредственностью, равнодушие и безразличие — смиренностью, подобострастность, угодничество, рабская покор­ность — терпеливостью, жадность и зависть — чувством справед­ливости и т.п. В целом же группоцентризм и этноцентризм ха­рактеризуются благосклонным восприятием своей группы и нега­тивным — всех других. В данном случае группы, как правило, прибегают к крайним атрибуциям. Т. Петтигрю (1973) отмечает, что свои собственные добрые дела члены группы объясняют сво­ей изначальной природной склонностью к добродетели. А хоро­шие поступки других (т.е. «Они») объясняются простой случайно­стью. И наоборот, если «Мы» сами и делаем что-то дурное, то лишь случайно, а вот «Они» совершают дурное в силу своей при­родной испорченности.

Еще раз подчеркнем, что подобная асимметрия в восприятии — оценка себя и других, скорее всего, необходима группам, как и индивидам для повышения самооценки. Но это лишь одна из при­чин. Другая — в асимметричной когнитивной категоризации «Мы» и «Они».

Категориальная асимметрия

Обнаруженная А. Тверски (1977) асимметрия восприятия оцен­ки сходства и различия объектов помогает понять когнитивные причины формирования этно- и группоцентрической позиции. Суть эффекта асимметрии состоит в том, что сравнивая два объекта, люди могут совершенно искренне полагать, что один объект по­хож на другой (например, объект А похож на объект Б), в то вре­мя как обратного сходства не наблюдается (т.е. объект Б на похож на объект А). Так, скажем, люди могут утверждать, что, допус­тим, Новосибирск похож на Москву, а вот Москва на Новоси­бирск — нет. Другой пример: американцы склонны считать, что другие похожи на них гораздо больше, чем они сами — на других (Росс Л., Нисбетт Р., 2000).

Но эта странная «логика» свойственна не только американцам. Точно так же воспринимают и россияне, побывавшие в тех же США. Они с удовлетворением сообщают, что «американцы похо­жи на нас». И никому не приходит в голову заявить, что «мы по­хожи на американцев». Как такое возможно? Почему возникает эта странная асимметрия?

Думается, однозначного ответа здесь нет. Тем не менее, одну из причин асимметрии в процессе сравнения называет сам А. Тверски (1977), а вслед за ним на нее же указывают К. Холиоук и П. Гордон (1979). Она, по мнению названных авторов, в неодина­ковой «когнитивной наполненности» сравниваемых объектов, т.е. «Они» и «Мы». Для каждого члена группы «Мы» — это важная, богатая ассоциациями, категория, знакомая в деталях и в частно­стях, в которую он включает и себя, и которую он принимает за эталон, или стандарт для сравнения (Росс Л., Нисбетт Р., 2000). В то же время «Они» — это абстрактная, очень бедная по содержа­нию категория, в которой может улавливаться некоторое отдален­ное сходство с «Мы». Поэтому сравнения осуществляются асим­метрично — «Они» похожи на «Нас», но не наоборот. Причем «Они» могут быть настолько Когнитивно бедными, что все члены груп­пы будут выглядеть как «на одно лицо». Так, европейцам все ази­аты кажутся индивидуально неразличимыми. Но также и евро­пейцы на взгляд азиата абсолютно одинаковы. Другой пример:

многие люди еще могут допустить, что собаки в чем-то похожи на людей, но очень немногие, что люди — на собак.

Асимметрия могущества и статусов

Все группы, в том числе и этнические, отличаются друг от друга мерой могущества, влиятельности, статусом. Кроме того, группы могут располагать своими, только им доступными сред­ствами давления, которые они используют в случаях конфронта-ционного взаимодействия. Так, например, в конфликте между работниками и администрацией управленцы обычно пускают в ход финансовую власть и хитрость, чтобы расколоть работников, при­бегают к услугам штрейкбрехеров и т.д. А рабочие оказывают дав­ление посредством прекращения работы, выведением из строя оборудования и т.д.

Различия в могуществе, влиятельности и статусе очень часто приводит к усилению группоцентризма. Причем это характерно как для групп с относительно низким, так и с высоким статусом. Понятно, что в этом случае низкостатусные группы воспринима­ют привилегированное положение своих противников как неспра­ведливое, незаслуженное, незаконное, да и вообще временное. Излишне говорить, что с позиции высокостатусной группы все выглядит прямо противоположным образом. Тем не менее, как одна, так и другая группа в сложившейся ситуации активно зани­мается самовозвеличиванием, самовосхвалением и выказывает крайний негативизм в отношении противной стороны (Браун Р., 2001).

Воспринимаемое различие в статусе и влиятельности приво-

дит подчас к очень сложным межгрупповым взаимоотношениям с неожиданными результатами. Так, например, пытаясь понять, почему корейские торговцы в Лос-Анджелесе сталкиваются с враж­дебным отношением в районах, населенных неграми, и с добро­желательным — в районах, где проживают латиноамериканцы, Л. Чен и И. Эспириту (1989) обнаружили, что все дело заключа­ется в различном восприятии корейцев неграми и латиноамери­канцами. Черные, будучи американцами по происхождению, вос­принимают корейцев как чужаков, как пришельцев и относятся к ним в соответствии с этноцентрическим стереотипом как к чужой группе «Они». Другими словами, корейцы воспринимаются не­грами как эмигранты, получившие определенные преимущества, разумеется, незаслуженные. В то же время латиноамериканцы, сами являясь эмигрантами из Мексики и Южной Америки, вос­принимают и определяют корейцев как членов своей группы, как таких же, как они сами, эмигрантов, т.е. как «Мы». Поэтому ко­рейские торговцы и предприниматели рассматриваются ими не как чужаки, а как ролевые модели, т.е. как образцы для подража­ния (Cheng L., Espiritu I., 1989).

К вопросу о межгрупповом сравнении и последствиях этого процесса мы еще вернемся в дальнейшем. С тем, чтобы обсудить его с позиции теории социальной идентичности, созданной на базе исследований Г. Теджфела. Пока же сделаем некоторые предва­рительные выводы. Итак, этноцентризм — группоцентризм:

1) действительно является распространенным способом группо­вого самосознания;

2) он не всегда и необязательно проявляется в крайних, острых формах. Экстремальное выражение этно- и группоцентризм приобретает в случаях ущемления групповой гордости и низ­кой самооценки;

3) в некоторых ситуациях члены одной группы («Мы») могут даже признавать превосходство другой («Они»). Такое становится возможным в том случае, когда у членов группы «Мы», по крайней мере, имеется не схематичное, а более или менее пол­ное и беспристрастное знание об «Они».

Внутригрупповой фаворитизм и межгрупповая дискриминация

Если У. Самнер обнаружил пристрастное восприятие своей и чужих групп в результате наблюдения за этническими общностя-ми, то британский психолог Г. Теджфел и его коллеги пришли к аналогичным выводам, но уже в ходе многочисленных экспери­ментов с так называемыми «минимальными группами»'. Перво­начально испытуемыми в экспериментах Теджфела и его коллег (1971) выступали дети. Исследователи разделяли их на две ис­ключительно условные, или номинальные, группы, каждая их которых считалась якобы поклонницей одного их двух художни­ков-абстракционистов: Пауля Клее и Василия Кандинского. По­нятно, что эти имена были малозначащими для детей, поэтому «сторонники» Кандинского получили № 44, а «приверженцы» Клее № 74. Затем детей просили распределить деньги между членами «своей» и «чужой» группы, используя составленную исследовате­лями матрицу распределения сумм. Все пункты матрицы, за ис­ключением одного, содержали диспропорцию в суммах в пользу либо одной, либо другой группы.

Отметим, что личности получателей денег ни в «своей», ни в «чужой» группах ребенку, которому предстояло делать выбор, были неизвестны. Кроме того, чтобы лишить детей корыстной мотива­ции им сообщали, что самим им из распределяемых сумм ничего не перепадет ни при каких условиях.

Какая же тенденция выявилась при дележке денег детьми между воображаемыми «своими» и «чужими»? Исследователи под­черкивают, что хотя дети и старались быть справедливыми, но тем не менее, стремились распределить большую сумму для по­лучателя из собственной, а не из чужой группы. Причем их явно не устраивал реально справедливый вариант, где суммы действи­тельно могли оказаться равными как для «своих», так и для «чу­жих». Более того, даже в ущерб интересам собственного согруп-пника, когда ему в абсолютном выражении могла достаться боль­шая сумма, допустим 19, испытуемые предпочитали выделить «своему» 11 лишь затем, чтобы «чужому» досталось еще мень-