Социально-психологические исследования межгрупповых отношений

' Название «минимальные» означает в данном случае, что испы­туемые в экспериментах Теджфела объединялись в «группы с ми­нимальными групповыми признаками», т.е. это были чисто номи­нальные, можно даже сказать, воображаемые группы.

ше — только 9. (Если дать «своему» 19, то «чужой» получит аж 25!) Поэтому дети действовали по принципу: пусть «нам» доста­нется мало, но зато «они» получат еще меньше!

Что и говорить, результаты эксперимента получились любо­пытными. И это при том, что дети были распределены на вообра­жаемые группы, что они никогда не видели ни «своих», ни «чу­жих», ни с кем из них не общались, не имели никаких отношений ни в прошлом, ни в настоящем. И вместе с тем, испытуемые, без исключения, постоянно выделяли членов «своей», а не «чужой» группы, вознаграждая их более весомо по сравнению с «чужака­ми».

Таким образом, исследования Г. Теджфела убедительно до­казали наличие внутригруппового фаворитизма и межгруппо­вой дискриминации во взаимодействиях даже «минимальных» групп. Впоследствии в нескольких десятках исследований, кон­цептуально воспроизводящих эксперименты Теджфела, проведен­ных в различных странах с участием людей различного пола и возраста, были получены аналогичные результаты (Росс Л., Нис-беттР.,2000).

Но еще более существенно то, что исследование реальных, а не «минимальных» групп и в естественных, а не в лабораторных условиях, также выявило межгрупповую дифференциацию и дис­криминацию. Так, например, английский социальный психолог Руперт Браун, проводя исследования на авиастроительных заво­дах, убедился в том, что рабочие бригады предпочитали даже по­терять в собственном заработке, лишь бы только зарплата в дру­гих бригадах была ниже, чем в их собственной (Браун Р., 2001). Другими словами, производственные группы сравнивали себя и стремились к тому, чтобы хоть в чем-то, но желательно в суще­ственном (например, в зарплате) «их» превосходить. При этом они не сравнивали себя с группами другого уровня, скажем, с админи­страцией, чья зарплата была, очевидно больше. Но членов произ­водственных бригад этот аспект мало интересовал, поскольку ад­министративные работники — не их уровень сравнения. Точно так же, если предположить, что, допустим, одна студенческая группа стала бы вдруг получать большую, чем остальные группы, сти­пендию, то это вызвало бы гнев и возмущение в «обделенных» группах. Но студентам не приходит в голову протестовать, напри­мер, против того, что их стипендия ниже, чем заработная плата преподавателей, хотя и студенты, и преподаватели заняты в од­ном и том же учебном процессе. Впрочем, это отдельная пробле­ма и к ней мы еще вернемся.

Результаты исследований и «минимальных», и реальных групп требовали теоретического объяснения. И надо отметить, недостатка в попытках объяснить внутригрупповой фаворитизм и межгруп­повую дискриминацию не было. Сам Г. Теджфел и его коллеги (1971) первоначально искали причины межгрупповой дифферен­циации в нормах соревновательности, в желании одной группы (команды) победить другую. Это объяснение вполне соответство­вало выводам М. Шерифа, которые он сделал в результате своих знаменитых «лагерных» экспериментов (1953,1955,1961), где стол­кнулись интересы двух групп, что и вызвало межгрупповой кон­фликт. Но парадигма исследований Теджфела противоречила этим выводам — в его экспериментах не было ситуаций соперничества, отсутствовали даже сами предпосылки к «одержанию победы».

Другое объяснение причин межгрупповой дифференциации предлагалось с позиции анализа когнитивных процессов межгруп­пового восприятия. С этой точкой зрения мы уже знакомились, когда обсуждали категориальную ассиметрию восприятия «Мы» и «Они». Очевидно, что это объяснение неполное, так как называет лишь одну из причин, к тому же не самую существенную. А су­щественным здесь остается другой вопрос — почему именно «свои», а не «чужие» выглядят лучше в межгрупповом восприя­тии? Вот на него то и пытается дать ответ теория социальной идентичности.

Теория социальной идентичности

Раньше, обсуждая тему самосознания личности, мы указыва­ли, что в ролевую структуру Я-концепции включается принадлеж­ность ко всем социальным группам, с которыми человек себя иден­тифицирует. Собственно, первоначально эту идею выдвинул в своей теории личности еще У. Джеймс, а затем ее развивали Дж. Г. Мид, Ч. Кули, Г. Блуммер, Э. Гоффман и др. Тогда же мы говорили, что люди предпочитают иметь завышенную, а не зани­женную самооценку.

Именно с этих позиций Г. Теджфелу и Дж. Тернеру удалось дать вполне удовлетворительное объяснение внутригрупповому фаворитизму и межгрупповой дискриминации (TajfelH., Turner L, 1986). Суть его в том, что принадлежность к группе, будучи частью нашего самосознания, может повышать, а может и пони­жать нашу самооценку. Понятно, что вхождение в «хорошую» груп­пу и идентификация с ней обеспечивает человеку позитивное пред­ставление о себе. И наоборот, идентификация с «плохой» группой способна сделать человека «плохим» в его собственных глазах.

Но знание о том, «что такое хорошо и что такое плохо», со-

гласно теории социального сравнения Лиона Фестингера, мы по­лучаем в процессе социального сравнения. Мы сравниваем не толь­ко себя с другими, но и свою группу с чужой. Например, свою семью сравниваем с другими семьями, свою нацию с другими нациями. Если наша группа лучше или, по крайней мере, не хуже других, то это дает повод каждому ее члену гордиться не только группой, но и самим собой. Но что самое приятное, сам индивид может не прилагать никаких усилий к успеху или процветанию, славе «своей» группы. Вспомним описанную Р. Чалдини тактику саморепрезентации «стремления греться в отраженной славе». Вообще-то о такой тактике было известно еще со времен Древнего Рима. Именно там люмпены, отбросы римского общества, с гор­достью заявляли о себе: «Зато я римлянин».

С тех пор мало что изменилось. Ведь это действительно очень удобно: ничего не делать для преуспевания своей группы или даже делать все, чтобы дискредитировать ее—и при этом «греться в лучах ее славы». Пусть я лживый, ленивый, подлый, злобный, завистливый, жадный, но зато я, допустим, американец, русский, француз, украинец, англичанин и т.д. Кстати, принадлежность к национальной группе —• сама благодатная отдушина для компен-саторного самоуважения. Поэтому известный афоризм гласит, что патриотизм — последнее прибежище мерзавцев. Именно поэто­му, видимо, среди громогласных, «публичных» патриотов боль­ше всего воров, взяточников, самодуров, проходимцев, мошенни­ков и откровенных бандитов. Человек иногда так гордится своей национальной принадлежностью, что создается впечатление, будто в его национальной принадлежности имеется его заслуга. Одним словом, под лозунгами «Мы самые лучшие!», «Да здравствуем мы!», «Слава нам!» — обычно собираются самые «сливки обще­ства».

Как уже говорилось, объективное сравнение своей группы с чужой не всегда приводит к позитивной самооценке. Каким обра­зом в этих условиях можно сохранить высокую самооценку, а уж тем более поднять ее?

Теория социальной идентичности полагает, что люди добива­ются этого посредством межгрупповой дискриминации. Вновь обратимся к экспериментам с «минимальными» группами. Испы­туемые решали задачу улучшения положения «своей» группы очень просто — выбирали именно такой вариант вознаграждения, когда имелась диспропорция «в свою пользу», невзирая даже на то, что в фактическом выражении члены «своей» группы получали мень­ше, чем могли бы получить. Ведь если бы им доставался максимум возможного, тогда бы «своя» группа утрачивала преимуще­ства перед «чужой».

Понятно, что такое проявление внутригруппового фаворитиз­ма — это лишь один из многих возможных способов межгруппо­вой дискриминации. Не будем забывать, что мы сами творим свой социальный мир, поэтому в нашем распоряжении весь арсенал психологических средств, позволяющий возвысить свою группу или принизить чужую. Последнее, кстати, сделать проще всего и, таким образом, можно очень легко поднять собственную само­оценку на головокружительную высоту. Мы уже знаем, что и в межличностных отношениях очень многие люди именно так и поступают: сравнивают себя либо с теми, кто заведомо находится в проигрышном положении, либо попросту придумывают для тех, с кем себя сравнивают, несуществующие у них недостатки.

И, наконец, необходимо подчеркнуть, что чем большее значе­ние имеет для членов группы их групповая принадлежность, тем сильнее они будут проявлять межгрупповую пристрастность. В этой связи С. Хинкл и Р. Браун высказали предположение, что индивиды, принадлежащие к коллективистским культурам, дол­жны проявлять большую межгрупповую дискриминацию, чем члены индивидуалистических культур, поскольку для первых член­ство в группе выступает важнейшим фактором социальной иден­тичности. Эта гипотеза нашла подтверждение в целом ряде ис­следований (Браун Р., 2001).

Неудовлетворительное социальное сравнение

Теперь мы вновь обращаемся к проблеме взаимоотношения групп с неравными статусами. Это неравенство может проявлять­ся по многим критериям: экономическому, социальному, этни­ческому (группы нацменьшинств и доминирующие национально­сти), тендерному и т.д. И в том случае, когда члены группы с низким статусом сравнивают себя с высокостатусными, ясно, что результаты для них будут неудовлетворительными. Хотя люди часто утешают себя мудростью «бедный, да честный, богатый, да лукавый», многие все же предпочитают руководствоваться прин­ципом — «лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и боль­ным». Следовательно, одним из результатов неудачного социаль­ного сравнения может стать попытка изменения своего индивиду­ального статуса посредством выхода из прежней, низкостатус­ной группы и перехода в высокостатусную. Конечно, это сложно и далеко не всем под силу.

Вместе с тем, такие случаи далеко не редкость. Об этом сви-

детельствует хотя бы тот факт, что в мировой художественной литературе одним из самых распространенных сюжетов является описание продвижения героя из социальных низов к вершине об­щественной пирамиды. Это «движение наверх» может осуществ­ляться благодаря экономической предприимчивости человека, благодаря его трудолюбию, способностям, талантам или, напро­тив, его аморальности, беспринципности, предательству, нераз­борчивости в средствах достижения цели, словом, низости. Так или иначе, но, как отмечает Н. Эльмерс и его коллеги (1988), в любом случае для того, чтобы перейти из низкостатусной группы в высокостатусную, индивид должен обладать какими-то особы­ми характеристиками и способностями, отличающими его от дру­гих. Хотя, конечно, в современных демократических обществах путь снизу вверх по социальной лестнице легче и проще, чем в прежних сословных или тем более кастовых, где он вообще не­возможен.

Если переход из одного социально-экономического класса в другой хоть и сложный, но все же принципиально возможный, то выход из других — низкостатусных групп вообще сопряжен с ря­дом неразрешимых проблем. Так, например, принципиально не­возможно поменять расовую или национальную группу. Можно, конечно, разорвать отношения со своей этнической группой, пси­хологически дистанцироваться от нее, но и только. Человек, даже культурно ассимилированный доминирующей расовой группой, будучи представителем другой расы, все равно станет чувствовать себя в положении «чужого среди своих». Примерно так же обсто­ит дело с семейной группой — ведь известно, что родителей или вообще предков, как, впрочем, и детей, не выбирают.

Существуют и другие ограничения, препятствующие перехо­ду членов, низкостатусных групп в высокостатусные. Например, отсутствие необходимых способностей, сильная идентификацион­ная связь с группой, социально-психологическая непроницаемость границ как своей, так и чужой групп и т.д. Во всех этих обстоя­тельствах итоги неблагоприятного социального сравнения компен­сируются не индивидуальными, а коллективными средствами и коллективным поведением.

Способы коллективной компенсации

Теория межгрупповых отношений выделяет три основных способа коллективной компенсации в случае неблагоприятного сравнения:

1. Ограничение числа объектов для сравнения.

2. Изменение, вернее, даже изобретение других параметров для сравнения.

3. Противоборство с доминирующими группами за изменение

существующего положения вещей.

Коротко охарактеризуем каждый из перечисленных вариан­тов коллективных компенсаторных действий, которые Г. Тедж-фел и Дж. Тернер называют «когнитивными альтернативами» (TajfelH., Turner J., 1986).

Выбор любой из альтернатив зависит от того, насколько проч­ным и неизбежным, незыблемым воспринимается существующий социальный порядок. Если он ощущается как стабильный и един­ственно возможный (т.е. существующий «от века»), то низкоста­тусные группы ограничиваются сравнением своего положения с положением таких же низкостатусных групп. Так, скажем, в про­шлые исторические эпохи, допустим, в средневековой Европе один ремесленный цех сравнивал свои возможности и привилегии с привилегиями другого цеха, а не, например, духовенства или дво­рян. Но и в современных обществах рабочие бригады могут огра­ничиваться сравнением своего заработка с заработком других бри­гад, а не начальства. Студенческие группы определяют свое поло­жение, проводя сравнение с другими группами, а не с положени­ем преподавателей или, тем более, университетской администра­ции, и т.д.

Таким образом, выбор для сравнения заведомо беспроигрыш­ного социального объекта дает возможность членам относитель­но низкостатусных групп поддерживать удовлетворительную са­мооценку. Этот психический комфорт подчиненных групп, в свою очередь, укрепляет и поддерживает существующие социальные порядки.

Другой вариант социального сравнения, который так же не несет сколько-нибудь существенной угрозы устоявшимся соци­альным отношениям, связан с изменением параметров сравнения. В данном случае низкостатусные группы сами произвольно опре­деляют критерии своего превосходства. Наиболее явно эту такти­ку используют различные субкультурные, но в еще большей мере, контркультурные группы — хиппи, панки, наркоманы, гомосек­суалисты и др. Как правило — это все молодежные группировки, что придает специфику процессу их идентификации. «Психологи­ка» идентификационного поведения контркультурных групп стро­ится примерно на таком рассуждении: «Пусть вы благополучные, процветающие, самоуверенные, пусть вы владеете этим миром, навязывая свои нормы и ценности, но зато мы их не признаем, мы курим «травку», глотаем «крек» или экстази, не соблюдаем

условностей, одеваемся и раскрашиваем себя как хотим, мы ни­когда не моемся, не меняем одежду, ходим вонючими, и поэтому ощущаем свое безмерное превосходство над вами».

Есть все основания предположить, что этот способ групповой социальной идентификации появился в человеческой истории от­носительно недавно, а именно: когда возникла проблема конф­ликта «отцов и детей», т.е. максимум 2,5 столетия назад. По су­ществу, это протестньгй, бунтующий вариант социальной иденти­фикации, который, однако, ни разу еще не перерос масштабов «бури в стакане воды».

Правда, в случае культурных норм и ценностей и художествен­ного, музыкального творчества «протестное» социальное сравне­ние может приводить к ощутимым переменам, открывать новые направления творчества и создавать новые традиции. Так, напри­мер, возникла новая музыкальная культура, выросшая из субкуль­турных течений в музыке, порожденных духом протеста.