Особенности перевода медицинского и художественного текстов

"Не слушайте, о чём  он говорит. Там больше снега,  чем здесь. Он не хочет видеть  крестьян. Ему лучше поехать в  центр культуры и цивилизации".

"Туда, где есть прекрасные  девушки. Я дам Вам адреса  в Неаполе. Очаровательные молодые  девушки - в сопровождении мамочек.  Ха-ха-ха!" Капитан развернул руку, поднял большой палец вверх  и растопырил пальцы, так делают, когда хотят увидеть тень на  стене. От его руки падала  тень на стену. Он снова заговорил  на ломаном итальянском. "Вы  уедите вот таким, - он указал  на большой палец, - а вернётесь  - вот таким”, он коснулся мизинца.  Все смеялись.

"Смотрите", сказал капитан.  Он развернул руку еще раз.  Снова на стене опять появилась  тень от его руки. Он начал  с большого и назвал по порядку  все пять пальцев, "Младший  лейтенант (большой палец), лейтенант  (указательный), капитан (средний), майор  (безымянный) и подполковник (мизинец). Вы уезжаете младшим лейтенантом! А возвращаетесь подполковником!" Все смеялись. Капитан был принят на "ура". Он посмотрел на священника и прокричал: "Каждую ночь священник один!" Все они опять засмеялись.

"Вы должны поехать  в отпуск сейчас же", сказал  майор.

"Я бы хотел поехать  с Вами и всё вам показать", сказал лейтенант.

"Когда вы вернетесь,  привезите граммофон".

"Привезите хороших  оперных пластинок".

"Привезите Карузо".

"Не привозите Карузо. Он вопит".

"Может вы так повопите?"

"Он вопит. Говорю  вам, он вопит!"

"Мне бы хотелось  бы Вы поехали в Абруцци", сказал священник. Все остальные  кричали. "Там отличная охота.  У нас замечательные люди, и  хотя там холодно, но ясно  и сухо. Вы могли бы остаться  с моей семьей. Мой отец известный  охотник".

"Давайте, - сказал капитан. - Пойдём в публичный дом, прежде  чем он закроется".

"Спокойной ночи", пожелал  я священнику.

"Спокойной ночи", ответил  он.

 

 3

Когда я вернулся на фронт, мы все еще жили в городе. В  окрестностях было теперь гораздо больше артиллерии, и уже наступила весна. Поля стали зелеными и на лозах  были маленькие зеленые побеги, на деревьях вдоль дороги появились  маленькие листочки и с моря дул  ветер. Я увидел город с холмом и старый замок на холме, а дальше горы, коричневые горы, немного позеленевшие на склонах. В городе было больше оружия, появились новые госпитали, на улицах можно было встретить англичан, иногда англичанок, и еще несколько домов  пострадало от обстрела. Было тепло, как  весной, и я шел по окруженной деревьями улочке, нагретой от солнца, и обнаружил, что мы жили в том  же доме, и ничего не изменилось, с  тех пор как я уехал. Дверь  была открыта, солдат сидел на скамейке на солнце, скорая помощь ждала у  боковой двери и, войдя внутрь, я почувствовал запах мраморных  полов и больницы. Все осталось прежним, только наступила весна. Я  заглянул в дверь  большой комнаты  и увидел майора, сидящего за столом. Окно было открыто и, солнечный свет попадал в комнату. Он не видел меня, Он не видел меня, и я не знал, зайти ли мне и отчитаться или сначала пойти наверх и почиститься. Я решил пойти наверх.

Комната, которую я разделял с лейтенантом Ринальди, выходила во двор. Окно было открыто, моя кровать  была накрыта одеялами и мои вещи висели на стене, противогаз в продолговатом  жестяном футляре, стальная каска на том же гвозде. У подножья кровати  был плоский сундук, а на нём  мои зимние кожаные ботинки, блестящие  от жира. Моя австрийская снайперская  винтовка с восьмиугольным вороненым  стволом с красивым, темно-ореховым прикладом, висела между двумя кроватями. Я вспомнил, что прицел к нему заперли в сундуке. Лейтенант, Ринальди, спал на другой кровати. Он проснулся, когда услышал меня в комнате  и встал.

"Чао! - сказал он. - Как  провели время?"

"Великолепно".

Мы пожали друг другу руки, он обнял меня за шею и поцеловал.

"Вы грязный, - сказал  он. - Вам следует вымыться. Где  вы были и чем занимались? Расскажите  мне всё".

"Я был везде. Милан,  Флоренция, Рим, Неаполь, Вилла-Сан-Джованни, Мессина, Таормина…"

"Вы словно справочник. Были ли у Вас захватывающие  приключения?"

"Да".

"Где?"

" Милан, Флоренция,  Рим, Неаполь…"

"Достаточно. Скажите мне,  где было самое захватывающее".

"В Милане".

"Это потому, что оно  было первым. Где Вы ее встретил? В "Cova"? Куда вы ходили? Расскажите мне всё. Вы оставались на ночь?"

"Да".

"Это ничего. Теперь  у нас тоже есть красивые  девушки. До этого новые девушки  никогда не были на фронте".

"Отлично".

"Вы мне не верите? Днём всё увидите сами. А в  городе появились хорошенькие  молодые англичанки. Я теперь  влюблен в мисс Баркли. Я вас  познакомлю. Я, вероятно, женюсь на  мисс Баркли".

"Я должен умыться  и доложить о прибытии. Сейчас  вообще работа есть?"

"После вашего отъезда  работы не было, кроме как отмороженые  конечности, желтуха, триппер, умышленное  членовредительство, воспаление легких, разные виды язв... Каждую неделю  кто-то получает ранение от  обломков скалы. Есть несколько  серьёзных ранений. Со следующей  недели война опять начинается. Возможно, по крайней мере, так  говорят. Как вы думаете, стоит  ли мне жениться на мисс  Баркли -- после войны, конечно? "

"Безусловно", сказал  я и налил воду в таз.

"Сегодня вечером вы  мне все расскажет, - сказал Ринальди. - Теперь я должен снова вздремнуть, чтобы быть свежим и красивым  для мисс Баркли".

Я снял китель и рубашку  и умылся холодной водой из таза. Пока я вытирался  полотенцем, я  оглядел комнату. Ринальди лежал  с закрытыми глазами на кровати. Он был хорош собой, моего возраста, родом из Амальфи. Он любил свою работу хирурга, и мы были хорошими друзьями. Пока я смотрел на него, он открыл глаза.

"Есть ли у Вас  деньги?"

"Да".

"Займите мне пятьдесят  лир".

Я вытер руки и достал кошелёк из внутреннего кармана  кителя, висящего на стене. Ринальди взял бумажку, сложил ее, не вставая с  постели и сунул её в карман штанов. Он улыбнулся: "Я должен произвести на мисс Баркли впечатление достаточно обеспеченного человека. Вы мой большой  и хороший друг, финансовый покровитель".

"Идите к черту", сказал  я.

В ту ночь в столовой я  сидел рядом со священником, и  его очень огорчило и неожиданно обидело, что я не был в Абруцци. Он писал отцу, что я приеду, и они готовились. Я сам жалел об этом не меньше, чем он, и мне было непонятно, почему я не поехал. Я хотел это сделать, и я попытался объяснить, что одно накладывалось на другое и, в конце концов, он понял и поверил, что мне действительно хотелось поехать, и все почти наладилось. Я выпил много вина, а после кофе со стрега, и опьянённый, пытался объяснить, почему мы не делаем то, что мы хотим делать; никогда не получается.

Мы разговаривали, в то время как другие спорили. Я хотел  поехать в Абруцци. Но я не поехал в места, где дороги обледенелые  и твердые, как железо, где было ясно и сухо в холод, и снег сухой  и рыхлый, и заячьи следы на снегу, и крестьяне снимают шапки  и зовут вас Господин, и где  хорошая охота. Я поехал в такие  места, где дымные кафе и по ночам, когда комната идет кругом, и вам  нужно смотреть на стену, чтобы остановить её. Пьяные ночи в постели, когда  вы понимаете, что это все, что  у вас есть, и странное волнение, когда просыпаешься и не знаешь, кто рядом с тобой. В темноте  мир так нереален и такой волнующий, а вы должны начать всё с начала, не раздумывая и не волнуясь в ночи, убедившись, что больше ничего нет. Вдруг задумаешься очень сильно и уснёшь, а утром проснёшься и  все то, что было ушло, и все  так чётко и ясно, а иногда споры  о стоимости. Иногда всё ещё приятно, нежно и тепло, и завтрак и  обед. А иногда ничего приятного  не остаётся, и рад выйти на улицу, но наступает следующий день, а  за ним ночь. Я попытался рассказать о ночи, и разнице между ночью  и днем​​, и почему ночь была лучше, а день был ясным и холодным, и я не смог про это рассказать; так же, как я не могу и сейчас. Но если у вас это было, вы понимаете. У него не было, но он понял, что я действительно хотел поехать в Абруцци, но не поехал, и мы по-прежнему друзья, во многом похожие, но такие разные. Он всегда знал то, чего не знал я, и когда я узнавал это, то всегда мог забыть. Но я этого не знал, но узнал об этом позже. В то же время мы все ещё были в столовой, с едой было покончено, но спор продолжался. Мы оба замолчали и капитан крикнул: "Священник несчастен. Священник несчастен без девушек".

"Я счастлив", сказал священник.

"Священник несчастен. Он хочет, чтобы австрийцы выиграли войну", сказал капитан. Остальные слушали. Священник покачал головой.

"Нет", сказал он.

"Священник не хочет, чтобы мы атаковали. Разве вы не хотите, чтобы мы не атаковали?"

"Нет. Если идёт война, я полагаю, нам следует наступать".

"Должны! И будем!"

Священник кивнул.

"Оставьте его в покое, - сказал майор. - С ним всё в порядке".

"В любом случае, он помочь ничем не может", сказал капитан. Мы все встали, и вышли из-за стола.

 

4

Сутра я проснулся от батареи  в саду, я увидел, как солнце светит сквозь окно и встал с постели. Я подошел к окну и выглянул наружу. Гравийные дорожки были влажными, и трава была мокрой от росы. Батареи выстрелила дважды, и воздух каждый раз сотрясался, и дрожало окно и колыхались полы моей пижамы. Я не видел орудий, но они, очевидно, стреляли прямо над нами. Было неприятно, что они здесь, но подбадривало то, что они были не самые большие. Глядя на сад, я услышал мотор грузовика, выезжавшего на дорогу. Я оделся, спустился вниз, выпил кофе на кухне и пошел в гараж.

Десять машин выстроились  рядом друг с другом под длинным  навесом. Это были огромные, тупоносые  машины скорой помощи, выкрашенные  в серый цвет, и по строению напоминающие фургоны. Механики работали во дворе  над одной из них. Трое других были в горах на перевязочных пунктах.

"Они когда-нибудь обстреливали эту батарею?"

"Нет, Сеньор Лейтенант. Она защищена небольшим холмом".

"Как вообще дела?"

"Не так уж плохо. Эта машина не пригодна, но другие на ходу, - Он перестал работать и улыбнулся. - Были ли вы в отпуске?"

"Да".

Он вытер руки о свой ​​свитер и ухмыльнулся. "Вы хорошо провели время?" Остальные тоже улыбнулись.

"Хорошо, - сказал я. - Что случилось с этой машиной?"

"Она никуда не пригодна. Ломается то одно, то другое".

"И в чём проблема сейчас?"

"Новые кольца".

Я оставил их работать над  машиной, которая казалась опозоренной и пустой, из-за того, что мотор был открыт и части разбросаны по скамье, а сам вошел под навес и осмотрел все машины. Они были довольно чистые, одни недавно вымытые, другие покрылись пылью. Я тщательно осмотрел шины,  ища порезы или ушибы от камней. Казалось, все в хорошем состоянии.  Очевидно, не имело значения, был ли я здесь, чтобы заботиться обо всём или нет. Я представлял себе, что состояние автомобилей,  возможность доставать те или иные вещи, бесперебойное перевозка раненых и больных  из  перевязочных  пунктов, доставка их обратно с гор на эвакуационный пункт, а затем   размещение по госпиталям, указанным в документах, в значительной степени зависят от меня. Но, очевидно, не имело значения, был ли я там или нет.

"Были ли проблемы при получении частей?" спросил я у старшего механика.

"Нет, Сеньор Лейтенант".

"И где теперь хранится бензин?"

"На том же месте".

"Хорошо", сказал я, вернулся в дом и выпил еще чашу кофе за обеденным столом. Кофе был светло-серый и сладкий, со сгущенным молоком. За окном  было прекрасное весеннее утро. Появилось чувство  сухости   в   носу, которое означает, что день будет жарким. Этим же днём я объехал посты  в горах и вернулся в город в конце дня. 

Дела, казалось, стали лучше, за время, пока меня не было. Я слышал, что наступление начнется снова. Дивизия, с которой мы работали, собиралась напасть в верховье реки, и майор сказал мне, чтобы я присмотрел за постами на время атаки. Атакующие будут пересекать реку над ущельем и займут склон горы. Посты для автомобилей должны быть как можно ближе к реке и защищены. Посты, конечно, должна была выбрать пехота, но это доверили нам. Это одно из тех действий, которое даёт вам ложное чувство участия в войне.

Я был в  пыли и грязи  и пошел к себе в комнату, чтобы  вымыться. Ринальди сидел на кровати  с английской грамматикой Гюго. Он был одет, в черных ботинках, а  волосы блестели.

"Великолепно, - сказал  он, когда он увидел меня. - Вы  пойдёте со мной, чтобы увидеть  мисс Баркли".

"Нет". 
"Нет, Вы пойдёте со мной и поможете мне произвести хорошее впечатление на нее".

"Ладно. Подождите, пока я приведу себя в порядок". "Вымойтесь и идите

как есть". Я вымылся, расчесал волосы, и мы приготовились выйти. "Подождите минуту", сказал Ринальди. "Возможно, нам нужно выпить".

Он открыл свой сундук и вынул бутылку.

"Только не Стрега," сказал я.

"Нет Граппа". 
"Тогда ладно".

Он  налил два стакана, и мы чокнулись. Граппа была очень крепкая.

"Ещё?"

"Давай", сказал я. Мы ещё раз выпили, Ринальди убрал бутылку, и мы спустились вниз. Было жарко идти по городу, но солнце начинало садиться, и было очень приятно. Английская больница располагалась в большой вилле, которая была построена немцами еще до войны.  Мисс  Баркли была в саду. С ней была другая медсестра. Мы увидели  их  белую униформу через деревья, и  пошли к ним. Ринальди отдал честь. Я отдал честь тоже, но более сдержано.

"Как дела? - спросила Мисс Баркли. - Вы же не итальянец?"

"О, нет".

Ринальди разговаривал с другой медсестрой. Они смеялись.