В рамках исследования анализируются примеры, когда конституционный суд сам становится субъектом конституционного контроля, ему предоставляется право законодательной инициативы, а объектам предварительного обязательного контроля становятся конституционные изменения. Есть страны, где с целью обеспечения независимости всей судебной системы, конституционному суду предоставляются некоторые функции контроля в отношение последней.

Независимость конституционного контроля нуждается  в постоянном укреплении им устойчивых гарантиях.

Судебный  конституционный  контроль в России: уроки, проблемы, перспективы.

       «Существует точка зрения о не демократичности конституционного контроля: неизмеримый и нередко несменяемый орган (Конституционный Суд) отвергает решения избранных и юридически сменяемых властей (Парламента, Президента, Правительства). Эта аргументация  опровержима. Неограниченная демократия – разновидность декадентской демократии; в истинной демократии устанавливаются границы решений большинства».

Демократия  и конституционный контроль должны быть поставлены рядом, поскольку конституционная юстиция защищает традицию как необходимое дополнение писаного права и правовые принципы, занимающие особое место в общей копилке конституционных знаний.

     Российская  наука конституционного правосудия – новое и перспективное направление исследований в рамках публичного права. Развитие теории Конституции, «самопознание» конституционной юстиции – залог будущих успехов Конституционного Суда Российской Федерации и прочности института. В России уже имеются примеры влияния независимых оценок Конституционного Суда на государственную жизнь и гражданское общество. Конституционное правосудие признало в будущем критически относиться к конституционно-правовым институтам, проявлять мужество в отношениях с исполнительной и законодательной властью, защищать предсказуемость и стабильность правовых отношений.

В условиях тоталитарного государства, каким  являлся СССР, когда законодательная, исполнительная и судебная власти были сосредоточены в руках Политбюро ЦК КПСС, конституция выполняла функцию одного из символов государства, как герб, флаг или гимн, выражала интересы ЦК КПСС и была самодостаточна, т.е. ни в какой защите не нуждалась. С распадом СССР и началом строительства в России демократического государства, с утверждения принципа разделения властей появились различные партии и движения. Начался так называемый «парад суверенитетов». Назрела крайняя необходимость в формировании надёжного механизма защиты и охраны Конституции.

В этой связи следует сказать, что утверждение в России Конституционного Суда является процессом закономерным, и я не могу согласиться с утверждением о том, что Конституционный Суд в России не нужен.

Если  исходить из правила, что демократия является неотъемлемой частью правового государства, и предположить, что все органы государственной власти и их должностные лица обязаны свято соблюдать Конституцию, то следует отметить, что с появлением Конституционного Суда Российской Федерации – первого в истории России органа судебного контроля – Конституция наконец-то перестала быть «иконой», а стала действующим, работающим документом. Появилась практическая возможность прямого применения её норм при осуществлении правосудия и, к сожалению, учреждение Конституционного суда – один из немногих реальных шагов на пути формирования правового государства в России.

В публикациях, касающихся сущности и деятельности Конституционного Суда, высказываются  две точки зрения о его политизации. На мой взгляд, Конституционный суд, являясь органом государственного конституционного контроля и защищая Конституцию, просто не может по своей природе, предназначению и задачам быть вне политики, поскольку Конституция, являясь основным законом государства, устанавливая межнациональные, международные принципы взаимоотношения государства, формируя правовой режим общества, структуру государственной власти, сама по себе политична. Следовательно, защищая Конституцию, Конституционный Суд защищает ту политико-правовую идею, которая заложена в Конституции. Однако я оставляю этот вопрос для учёных, и хотела бы остановиться на более практичном вопросе – о прямом применении норм Конституции при осуществлении правосудия. В этой связи обращусь к известному постановлению Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 года «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия». В этом постановлении говориться, что суд, разрешая дело, применяет непосредственно Конституцию, в частности:

Когда закреплённые нормой Конституции положения, исходя из её смысла, не требуют дополнительной регламентации и не содержат указания на возможность её применения при условии принятия федерального закона, регулирующего права. Свободы. Обязанности человека и гражданина и другие положения

Когда суд придёт к выводу, что федеральный закон, действовавший на территории Российской Федерации до вступления в силу Конституции Российской Федерации, противоречит ей

     Когда суд придёт к убеждению, что федеральный  закон, принятый после вступления в  силу Конституции Российской Федерации, находится в противоречии с соответствующими положениями Конституции

     Когда закон или иной нормативный правовой акт, принятый субъектом Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации противоречит Конституции Российской Федерации, а федеральный закон, который должен регулировать рассматриваемые судом правоотношения, отсутствует 

     Верховный Суд со ссылкой на часть 1 статьи 46, часть 1 статьи 15 Конституции Российской Федерации абсолютно верно указал судам, что при рассмотрении дел следует оценивать содержание закона или иного нормативно-правового акта, регулирующего рассматриваемые судом правоотношения, и во всех необходимых случаях применять Конституцию в качестве акта прямого действия (пункт 1,2 постановления). В случае же неопределённости в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации применённый или подлежащий применению по конкретному делу закон, сказано в пункте 3 постановления, суд, исходя из положений части 4 статьи 125 Конституции, обращается в Конституционный Суд Российской Федерации с запросом о конституционности этого закона. И далее говориться, что такой запрос может быть сделан, исходя из положений статьи 101 федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», судом первой, кассационной или надзорной инстанции в любой стадии рассмотрения дела. Из этого следует, что указание на необходимость обращения в Конституционный Суд России с запросом о конституционности  применяемого или подлежащего применению закона предусмотрено на тот случай, когда обнаружиться неопределённость. В остальном же судом указано на их право обращаться в Конституционный Суд с запросом.

На мой  взгляд, речь должна идти не о праве, а об обязанности суда обратиться в Конституционный Суд с запросом, ибо только он вправе проверить и сделать заключение о конституционности того или иного закона. Иначе может возникнуть ситуация, когда суды станут приходить к выводу о не конституционности закона подлежащего применению, и на основании той или иной нормы Конституции принимать решения, мягко скажем не совсем правильные.

     Возвращаясь к вопросу о применении Конституции  судами общей юрисдикции в качестве акта прямого действия и его изложении в выше упомянутом постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации, хочется отметить следующее: особых проблем не возникает при решении вопроса о прямом применении Конституции в случаях, указанных в статье 2 (пункт «а» и «б» постановления), когда норма Конституции настолько конкретна, а противоречия ей праворегулирующего закона настолько очевидны, что исключает произвольное толкование, - тогда конституционная норма должна применяться непосредственно. В статье 26 Конституции записано, что каждый гражданин имеет право свободно определить свою национальность, а в соответствии с существующим в Российской Федерации. Положением о паспортном режиме указание национальности при получении паспорта является необходимым атрибутом. Нашим судом рассмотрено множество дел об установлении национальности на основе конституционной нормы, особенно в отношении греков и немцев.

     История Конституционного Суда в России, возможно ещё слишком коротка и эмоционально насыщена, чтобы делать глубокие выводы и бесстрастные оценки. Особенно первые пять лет были полны переломными и трагическими событиями, которые не могли не отразиться на деятельность Конституционного Суда. О несомненных его заслугах в становлении и укреплении конституционной юстиции, защите прав и свобод граждан сказано было достаточно подробно. Однако подводя некоторые итоги. Нельзя забывать пережитые трудности, ошибки и упущенные возможности, без которых эта история не была бы полной и завершённой.

     Уже сам порядок и условия формирования первого состава  Конституционного Суда предопределили крайние различия правовых и мировоззренческих позиций судей, усугублявшиеся остротой и значимостью общественных ожиданий. В то же время возможность рассматривать дела по собственной инициативе и некоторые другие полномочия Конституционного Суда подталкивали его к активной роли в общественной жизни, поощряли амбиции политического арбитра.

Не отрицая  в принципе миротворческую  функцию  Конституционного Суда, как ценность его активной позиции, скажем только, что Конституционный Суд с  этой ролью не справился и вряд ли мог это сделать, не будучи в полной мере принципиальным и беспристрастным. Закономерно, что наиболее важные и спорные с общественной точки зрения решения Конституционного Суда начального периода носят ярко выраженный компромиссный характер вполне оправданный и целесообразный в политике, дипломатии или общественной жизни как способ разрешения конфликтов, компромисс вряд ли допустим в судебном решении, где требуется чёткая и определённая оценка факта, однозначное для всех толкование нормы закона, исполнимость судебного требования.

     Наиболее  характерным по своей противоречивости, двусмысленности, неисполнимости было решение Конституционного Суда по «делу КПСС» в ноябре 1992 года. Оно как бы одновременно устраивало и не устраивало обе стороны именно в силу недоговорённости, неопределённости и возможности различного толкования.

     Компания  в целом так и не стала объектом конституционной оценки, и здесь  Конституционный Суд проигнорировал тот уникальный шанс, который даётся лишь однажды. Ибо только в этот сравнительно короткий период Конституционный Суд обладал соответствующими конституционными полномочиями. Теперь очевидно, ни один иной судебный орган не может дать компетентную юридическую оценку государственно-правовой стороне феномена оказавшего тотальное влияние на все стороны жизни страны в течение десятилетий, осудить немыслимо тяжкие последствия абсолютного беззакония и произвола. Необходимость предотвратить  повторение трагического опыта КПСС была обличена в конституционный запрет государственной и обязательной идеологии, в запрещении создания  и деятельности таких общественных объединений, цели и действия которых направлены на насильственной изменение основ конституционного строя, нарушение целостности федерации, подрыв безопасности государства, создание вооружённых формирований, разжигание социальной, национальной и религиозной розни.

Однако  оказалось, что в виду многочисленных пробелов в законодательстве и бездействия  правоохранительных органов осуществить  указанные запреты на практике проблематично. Конституционному Суду вскоре пришлось столкнуться с этим, рассматривая конституционность президентского указа о роспуске Оргкомитета Фронта национального спасения. Решение Конституционного Суда было достаточно противоречивым. Отвергнув, содержащийся в Указе термин «экстремистские элементы» Конституционный Суд не предпринял, однако, попыток интерпретировать к данному случаю действующую конституционную норму. В итоге, отказывая исполнительной власти в возможности прямого применения конституционного запрета, Суд оставил весьма опасную нишу для легальной деятельности всякого рода шовинистических, фашистских и прочих антигуманистических организаций крайнего политического толка, многие, из которых в последствии достаточно однозначно проявили себя в событиях осени 1993 года.

Среди многих причин, усугубивших указанный  политический кризис определённую роль сыграло и решение Конституционного Суда по поводу апрельского референдума 1993 года. Рассматривая постановление Съезда народных депутатов Российской Федерации, Суд, как и в ряде предыдущих случаев, когда вопрос имел острый политический оттенок, принял в буквальном смысле половинчатое решение.

     В решении от 27 мая 1993 года по делу о  проверке конституционности постановления Съезда народных депутатов Российской Федерации «о мерах по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании и в службах информации» Конституционный Суд довольно не ловко уклонился от оценки наиболее спорного и политически острого положения о так называемых наблюдательных советах.

Пожалуй, наибольшую «уклончивость» в первый период своей деятельности Конституционный Суд проявил в деле о проверке конституционности правовых актов Мордовии, касающихся упразднения поста Президента Мордовской ССР. Ни для кого не было секретом, что противостояние двух ветвей власти в Мордовии было лишь отражение аналогичной борьбы политических сил на федеральном уровне, где 6 Съезд и Верховный Совет делали агрессивные и отчаянные попытки подмять исполнительную власть, затормозить реформирование общества, вернуться к прежней модели советской системы, используя, кстати, все ещё сохранявшийся в Конституции тезис, что внешний представительный орган может всё. Мордовия была как бы пробным шаром в большой политической борьбе, полигоном, возможного реванша оппозиций. Верховный Совет Мордовии, не очень-то затрудняясь с обоснованием своих действий, без перевыборов и референдума просто упразднил пост Президента республики задолго до истечения его полномочий, абсолютно проигнорировав, что Президент был избран всенародным голосованием. Как бы не заметив абсолютно очевидных нарушений основных принципов Конституционного Строя Российской Федерации – народовластие, единство системы государственной власти, разделения властей, разграничения предметов ведения между федерацией и её субъектами, Конституционный Суд посчитал, что данный вопрос – прерогатива самой республики, и прекратил производство по делу.