Ограниченная вменяемость в уголовном праве РФ

    В этих условиях традиционный вывод экспертов "следует считать вменяемым" потенциально стал охватывать уже не один, как прежде, а несколько  вариантов психических состояний: 1) полное отсутствие болезненных расстройств или неболезненных отклонений (Сюда же следует отнести наличие такого рода расстройств и отклонений, но столь незначительных по своей глубине (выраженности), что они не влияют сколько-нибудь существенно на способность к осознанно - волевому регулированию юридически значимого поведения и не подпадают даже под критерии ст. 22 и ч. 3 ст. 20 УК); 2) болезненные психические расстройства, предусмотренные ст. 22 УК; 3) состояния неболезненного отставания в психическом развитии несовершеннолетнего, предусмотренные ч. 3 ст. 20 УК¹⁹.

    Ясно, что теперь, в отличие от периода  действия УК РСФСР 1960 г., не знавшего подобных градаций в пределах вменяемости, экспертный вывод "следует считать вменяемым" утрачивает былую определенность и  требует уточнений. Приняв во внимание данное обстоятельство, многие эксперты - психиатры решили отказаться от использования терминов "вменяемость" и "невменяемость" и ограничиться в своих заключениях медицинской, точнее - клинической и судебно - психиатрической, квалификацией психического состояния обследуемого.

    Термины "вменяемость" и "невменяемость" в экспертном заключении присутствовать не должны. Отказавшись от их употребления, эксперты заняли правильную позицию, которую  уже давно и убедительно обосновали в своих трудах ученые - правоведы и которая позволяет экспертам оставаться в пределах своих специальных познаний.

    Однако  этот верный и юридически грамотный  шаг встретил непонимание со стороны  многих следователей и судей. От экспертов - психиатров, в заключениях которых  отсутствовали термины "вменяемость" и "невменяемость", стали требовать прямого ответа на вопрос, вменяем данный субъект или нет. Причем дело не всегда ограничивалось вызовом эксперта для допроса. В ряде случаев, не обнаружив в экспертном заключении слов "вменяемость" и "невменяемость", следователь (суд) назначал дополнительную и даже повторную экспертизу.

    Перед экспертами - психиатрами возникла непростая дилемма: либо уступить требованиям  следователей и судей и вернуться  к прежней практике, либо занять твердую позицию в отстаивании принципиально нового решения, каждый раз обосновывая его и защищая дозволенными законом средствами.

    Единственно приемлемым в сложившихся условиях представляется второй путь. Как показывает практика, возврат к старому не ограничивается только формальным нарушением границ компетенции эксперта (этим, в крайнем случае, можно было бы пренебречь). Возврат к старому в новых условиях приводит к неправильному истолкованию следователями и судьями отдельных экспертных заключений, что чревато уже процессуальными ошибками.

    Так, некоторые следователи и судьи  почему-то решили, что экспертный вывод  о наличии у обвиняемого психического расстройства, предусмотренного ст. 22 УК, сопровождаемый фразой "следует  считать вменяемым", содержит противоречие. По их мнению, если субъект вменяем, то он непременно должен быть способным "в полной мере" осознавать свои действия и полностью ими руководить. Но мнение это ошибочно. Ведь название ст. 22 УК ("Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости") и ее текст, начинающийся словами: "Вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать...", недвусмысленно свидетельствуют: данная статья Кодекса имеет дело с состояниями лица в пределах вменяемости. "Ограниченная вменяемость" есть вариант вменяемости, но не "промежуточное" состояние между вменяемостью и невменяемостью. Во всяком случае, так следует из текста УК.

    Ход рассуждений тех, кто усматривает  в этом противоречие, проследить несложно. Психиатры вынесли заключение "вменяем". Следовательно, они утверждают: обвиняемый полностью осознавал, что он делал, и полностью руководил своими поступками при совершении уголовно наказуемого деяния. По заключению же психолога, способность обвиняемого к осознанно - волевому регулированию поведения в тот момент была нарушена. Значит, первый вывод противоречит второму.

    Выявив  данное обстоятельство, следователь (суд) вызывает эксперта - психиатра и  эксперта - психолога на допрос, предлагает им "устранить противоречие" и часто спрашивает: так все же, мог или не мог обвиняемый в полной мере осознавать содеянное; мог или не мог он полностью руководить своими поступками? Однако вывод о противоречивости экспертного заключения основан на недоразумении.

    Во-первых, здесь, как и в предыдущем варианте, противоречие кроется не в заключении экспертов, а в его неверном истолковании. Во-вторых, последний вопрос, адресованный одновременно психиатру и психологу, неправомерен и тоже базируется на ложных посылках.

    Эксперт - психиатр устанавливает наличие  или отсутствие у обвиняемого  болезненных психических нарушений (психических расстройств), которые  могут повлиять на способность к  осознанно - волевому регулированию  поведения.

    Эксперт - психолог выявляет наличие или отсутствие неболезненных психических состояний. Например, неболезненного отставания в психическом развитии несовершеннолетнего или аффекта (сильного душевного волнения). Подобные состояния тоже влияют на осознанно - волевую регуляцию поведения, ослабляя ее.

    Но  ни психиатр, ни психолог не устанавливают  способность к осознанно - волевой  регуляции поведения "вообще". И если эксперт - психиатр не нашел  у обвиняемого психических заболеваний, то это не значит, что он автоматически  признал обвиняемого способным "в полной мере" осознавать значение своих действий и ими руководить. Ведь данная способность может оказаться нарушенной в силу неболезненных отклонений в психической сфере, установлением которых психиатр не занимается.

    Отсюда  становится понятной неправомерность вопроса о том, может ли лицо осознавать значение своих действий или руководить ими, когда он обращен одновременно к психиатру и психологу. Заданный в столь абстрактной недифференцированной форме, без указания на возможные причины (болезненные расстройства; неболезненные отклонения), сам вопрос становится беспредметным. Эксперты, обязанные оставаться в границах своей профессиональной компетенции, т.е. в пределах либо психиатрии, либо психологии, просто не в состоянии дать на него ответ.

    Попутно заметим, что в действующем уголовном законе нет формулировки о "полной способности" лица осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, которую можно было бы считать синонимом состояния вменяемости. УК РФ вообще не содержит норм, определяющих понятие "вменяемость" или хотя бы описывающих его основные признаки. Поэтому непонятно, на какие критерии должен опираться эксперт, когда от него требуют дать заключение, что обследованный им обвиняемый, у которого не обнаружено психических расстройств, "вменяем"²⁰.

    Неправомерно  употребляемый в экспертных заключениях  сам термин "вменяемость" можно  считать ключевым в рассматриваемой  проблеме. Ведь именно с его неверного  истолкования в большинстве случаев  начинаются все последующие ошибки и недоразумения, аналогичные тем, которые только что были проанализированы. Эти ошибки непосредственно не связаны с качеством проведенной экспертизы и вытекают из неправильной трактовки предметной ("научно - отраслевой") стороны и логической структуры экспертных выводов

    Судебная  статистика, к сожалению, не содержит сведений о количестве лиц, признанных судами подпадающими под действие ст. 22 УК РФ. Форма No. 10.2 Минюста России указывает  число лишь тех осужденных, страдающих психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, которым наряду с наказанием назначено принудительное лечение в соответствии со ст. ст. 97 и 99 УК. Их количество в 1997 году составило 293 человека, что в 6 раз меньше числа лиц, которым эта мера была рекомендована экспертными комиссиями. Общее же количество лиц, признанных судебно - психиатрической экспертизой (СПЭ) ограниченно вменяемыми, в целом по России в том же году достигло 2,9 тыс., в 1998 году чуть более 3 тыс. человек. Однако и эти цифры нельзя принять за показатель, отражающий реальное число преступников, к которым оказалось возможным применить ст. 22 УК. Анализ экспертной статистики за 1997 год свидетельствует, что в одних регионах России норма об ограниченной вменяемости экспертами не применялась, в других ставился знак равенства между признанием лица ограниченно вменяемым и рекомендацией ему принудительного лечения, в третьих принудительное лечение ограниченно вменяемым вообще не рекомендовалось.

    Отмечающийся  значительный разброс в экспертных оценках, с одной стороны, и многократное расхождение экспертных и судебных оценок психического состояния обвиняемого, с другой - свидетельствуют по меньшей мере о неготовности как экспертов, так и судей к применению института ограниченной вменяемости.

    Выборочный  анализ уголовных дел выявил 6 различных типов реакции судебно - следственных органов на заключение СПЭ об ограниченной вменяемости обвиняемого.

    Первый  тип характеризуется растерянностью и сопротивлением, сопровождающимися  необоснованным назначением повторных  и дополнительных экспертиз, ошибками при формулировании вопросов экспертам, затягиванием сроков рассмотрения дела и т.д

    Показательным является уголовное дело по обвинению  Т. по ч. 4 ст. 111 УК, рассмотренное Пресненским  судом г. Москвы.²¹

    Первая  стационарная СПЭ, проведенная 21 июля 1997 г. еще на стадии предварительного расследования, признала обвиняемого вменяемым, указав, что по своему психическому состоянию в связи с имеющимися проявлениями органического поражения ЦНС с эмоционально - волевыми нарушениями Т. в период, относящийся к инкриминируемому деянию, не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. В случае осуждения он нуждается в амбулаторном принудительном наблюдении и лечении у психиатра в соответствии со ст. 22, п. "в" ч. 1 и ч. 2 ст. 97 и ст. 99 УК.

    В обвинительном заключении лишь констатировался  факт проведения СПЭ с краткой  формулировкой выводов экспертов. Оценка результатов экспертизы не проводилась. В сведениях о личности указание на ограниченную вменяемость обвиняемого отсутствовало. В судебном заседании адвокат подверг сомнению обоснованность экспертного заключения, а формулу ограничения вменяемости положил в основу обоснований невменяемости подзащитного. По его ходатайству с согласия прокурора суд вынес определение о назначении дополнительной комплексной стационарной психолого - психиатрической экспертизы. При этом характер вопросов свидетельствовал о назначении по существу не дополнительной, а повторной экспертизы. Седьмой по счету вопрос был сформулирован следующим образом: "Вменяем ли человек, если он не в полной мере может осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими? Если да, то просим дать определение понятия частичная вменяемость".

    Эксперты в заключении от 12 января 1998 г. подтвердили прежние выводы, указав, что "вопрос No. 7 носит общетеоретический характер и ответ на него содержится в ст. 22 УК".

    Адвокат обвиняемого среди прочих возражений был возмущен отсутствием ответа на седьмой вопрос и подал ходатайство о назначении дополнительной экспертизы. Прокурор вновь поддержал ходатайство. 31 марта 1998 г. суд вынес определение о проведении дополнительной экспертизы в ином составе, хотя в соответствии с законодательством дополнительная СПЭ может проводиться только в прежнем составе экспертов, в противном случае она становится повторной. Злополучный вопрос был снова поставлен перед психиатрами.

    Эксперты  ГНЦ им. Сербского в заключении от 19 мая 1998 г. в очередной раз  подтвердили прежнее заключение с рекомендацией применения ст. ст. 22, 97 и 99 УК, указав, что индивидуальные особенности Т. оказали существенное влияние на его поведение в ситуации правонарушения, ограничив осознанность и произвольность действий, возможность конструктивного разрешения конфликта, адекватного выбора способов реагирования в стрессовой ситуации. Седьмой вопрос эксперты вновь сочли общетеоретическим и отослали суд к ст. 22 УК. Вместе с тем они констатировали, что в "условиях психотравмирующей судебно - следственной ситуации у Т. приблизительно со второй половины января 1998 г. наступила декомпенсация имеющихся психических расстройств (выраженная эмоциональная неустойчивость, депрессивные расстройства с суицидальными мыслями, психогенная дезорганизация психической деятельности). Поэтому в настоящее время Т. не может осознавать фактический характер своих действий и руководить ими, нуждается в направлении на принудительное лечение в психиатрический стационар общего типа до выхода из указанного временного расстройства психики, с последующим направлением его в распоряжение судебно - следственных органов". 5 августа 1998 г. по определению суда Т. был направлен в психиатрическую больницу²².