Организованная преступность

Оптимистическая оценка:

Сторонники мягких оценок в отношении организованной преступности приводят в защиту своей позиции следующие основные аргументы:

1)     Организованная преступность в современной России выполняет позитивные социально-экономические функции, предоставляя альтернативу неэффективно работающим государственным институтам, призванным обеспечивать выполнение гражданско-правовых обязательств и разрешать споры.

2)     Организованные преступные группировки в России представляют собой «крайнюю форму капитализма», учитывающую лишь интересы, связанные с материальной выгодой, и игнорирующую такие социальные сдержки, как нормы закона и морали. Они являются «наиболее прогрессивными общественными силами бывшего Советского Союза», так как именно они являются движущей силой процесса первоначального накопления капитала и становления рыночной экономики.

3)     Организованная преступность в России — это временное явление, функционирующие в определённых условиях социально-экономической среды и обречённое на полное поглощение легальным бизнесом, как только эти условия отпадут. Специалист по экономической реформе в России Джим Лейцель так характеризует этот процесс: «Как только организованная преступность исполнит необходимые функции в экономике на определённых стадиях перемен в государстве, ее сфера влияния под неизбежным давлением реформ немедленно сузится до „нормальных“ западных размеров».

Беспристрастная оценка:

Фил Вильямс отмечает, что хотя обе описанные выше точки зрения содержат в себе зерно истины, имеются и недостатки. Пессимисты преувеличивают опасность российской организованной преступности, а оптимисты берут в рассмотрение лишь экономические аспекты деятельности, не принимая во внимание коррупционную и политическую активность организованных преступных формирований, направленную на поддержание такого состояния социально-экономической среды, которое позволило бы им осуществлять свою деятельность и далее. Безусловно, процессы становления организованной преступности в России являются социально и экономически детерминированными, но это не означает нормальности организованной преступности как общественного явления.

2.2 ФОРМИРОВАНИЕ И УЧАСТНИКИ ПРЕСТУПНОГО ОБЩЕСТВА В РОССИИ

Процесс становления криминального общества в России был достаточно протяжённым во времени и обуславливался как внутренними, так и внешними факторами.

Патрисия Роулинсон выделяет четыре стадии этого процесса, каждая из которых характеризуется своей спецификой взаимоотношений власти и криминала[13]:

1)     Реактивная стадия, на которой власти и преступность находятся в активном противостоянии: сильная государственная власть не имеет необходимости идти на компромиссы с преступными формированиями.

2)     Стадия пассивной ассимиляции, которая характеризуется ослабеванием государственных институтов, в первую очередь экономических, и началом компромиссов с организованной преступностью, приводящих к появлению выгодных для властных структур институтов теневой экономики, умеренной коррупции и взяточничества.

3)     Стадия активной ассимиляции, на которой организованные преступные формирования проникают во властные структуры и обеспечивают себе возможность действовать параллельно с официальной властью. Государство в этот период утрачивает контроль над ранее осуществлявшимися процессами взаимодействия с преступностью, а преступные формирования оказывают крайне существенное влияние на экономику и политику.

4)     Проактивная стадия, наступление которой означает, что организованная преступность становится основной доминирующей силой в обществе, подчинив себе как государственные, так и общественные институты.

Реактивная стадия:

Основной формой организованной преступной деятельности вплоть до 1930-х годов в России был политический бандитизм, представленный в XVII—XVIII веках крестьянскими бандами под предводительством разбойничьих атаманов (Стенька Разин, Емельян Пугачев), а в XIX—начале XX века — группами, преследующими революционные, а позже и контрреволюционные цели (большевистские, эсерские банды, банды контрреволюционеров, такие как Петроградская вооружённая организация)[14]. Действующая власть всегда стремилась к их полному подавлению, иногда весьма жестокими методами.

К началу 1930-х годов жёсткими репрессивными мерами была подавлена активность политических организованных преступных формирований. Сворачивание политики нэпа привело к фактическому исчезновению и экономических преступников, которые были приравнены к государственным и также подверглись репрессиям. Сформировался новый криминальный мир, в котором основной сплачивающей силой стала тенденция неполитического противодействия и неподчинения власти, элитой которого стали так называемые «воры в законе», которые называли себя хранителями криминальных традиций дореволюционной России[15].

Тогда же сформировалась субкультура преступного общества со своим языком («феня» или «блатная музыка»), кодексом поведения, обычаями и традициями, в число которых вошли полное неприятие общественных норм и правил, в том числе связанных с семьёй (вор в законе ни в коем случае не должен был иметь постоянных связей с женщинами) и не менее полный запрет на какое бы то ни было сотрудничество с государственными органами: как в форме участия в проводимых ими общественных мероприятиях, так и содействия судебно-следственным органам в расследовании преступлений[16].

В 1940-х годах эти традиции в конце концов привели к «началу конца» этого преступного общества: во время Великой Отечественной войны многие из преступников ответили согласием на предложение властей вступить в ряды Красной Армии, чтобы защитить свою Родину от немецко-фашистской угрозы. После победы над нацистами они вернулись в лагеря, где между ними и «законниками», не отступившими от традиций преступной среды началась так называемая «сучья война», в результате которой обе стороны понесли крайне значительные потери[17]. Тяжёлое экономическое положение в послевоенном обществе привело к росту бандитизма и преступности в целом, в результате чего преступный мир пополнился свежей кровью, причём новые заключённые уже не считали нужным чтить старые преступные традиции, создавая свои кодексы поведения, не исключавшие взаимовыгодного сотрудничества с государством[18].

Пассивная ассимиляция:

Фактором, обусловившим вступление преступности в новую стадию, стала экономическая ситуация 1950-х — 1960-х годов, когда стали появляться первые признаки неспособности советской плановой экономики функционировать в заданных ей правовых рамках. Для обеспечения нужных экономических показателей стали использоваться такие методы как блат (получение нужных товаров и услуг благодаря личным связям) и очковтирательство (заведомый обман), появилась нужда в так называемых толкачах — специалистах по заключению выгодных договоров и «выбиванию» дефицитных товаров, сырья и оборудования, стали обычными такие явления как дефицит, «несуны» (практически всеобщее мелкое воровство) и спекуляция[19].

Первые признаки, говорящие о появлении организованной преступности как общественного явления появились в середине 1960-х годов, когда ослабление контроля в хозяйственной сфере привело к появлению возможности для отдельных лиц («цеховиков») сосредотачивать у себя в руках крупные денежные суммы, вкладывая их в нелегальные производственные структуры; при этом традиционные преступники-профессионалы стали паразитировать на этих теневых предпринимателях, а позже и оказывать им содействие в их деятельности, получая свою долю доходов и образуя таким образом симбиотическую преступную структуру[20].

В этот период возник своего рода симбиоз между политической элитой и криминальным миром: политическая элита использовала преступный мир для получения недоступных законным путём товаров и услуг, взамен предоставляя покровительство и защиту от правоохранительных органов; частично этот симбиоз был вскрыт в ходе кампании по борьбе с коррупцией, начатой Юрием Владимировичем Андроповым после его избрания генеральным секретарём ЦК КПСС, однако это была лишь вершина айсберга[21].

Активная ассимиляция:

Приход к власти Михаила Сергеевича Горбачёва совпал по времени с новым кризисом советской экономики. Для того, чтобы ускорить экономический рост путём повышения производительности труда была развёрнута кампания борьбы с употреблением спиртных напитков, которая привела к бурному росту незаконного производства и продажи спиртного, обеспечив денежными средствами большое количество работавших в данной области «предпринимателей»[22].

В конце 1980-х в период «перестройки» общественных отношений эти явления получили дальнейшее развитие в результате того, что предпринятые государством политические и экономические преобразования (в частности, законы о государственных предприятиях и о кооперативах) позволили легализовать и защитить преступные капиталы, использовать средства массовой информации и другие общественные структуры для защиты интересов организованных преступных формирований. Всему этому способствовало то, что в условиях экономического кризиса и постоянных реформ значительно уменьшилась эффективность деятельности правоохранительных органов, в результате чего значительная часть граждан стала обращаться к «теневым» источникам доходов. В начале 1990-х годов эти тенденции лишь усилились ввиду того, что открылись возможности для трансграничного взаимодействия, в том числе путём незаконного товарообмена и вывоза капитала за границу, были отработаны способы коррумпирования государственно-властных и общественных структур, продвижения преступностью своих лиц на государственные должности[23].

Организованная преступность этого периода в основном обеспечивала своё существование путём организованного рэкета; кроме того, она начала осваивать различные формы легальной, полулегальной и нелегальной экономической деятельности: гостиничный, игорный бизнес, проституцию, экспорт сырья[24] и т. д. Тем не менее, в этот период преступность ещё не подчинила себе политические и общественные институты, оставаясь в уязвимом положении перед государственными органами[25].

Однако тенденции её развития были при этом отрицательными: свою роль здесь сыграл и один из тезисов программы экономических реформ, согласно которому одним из основных источников ресурсов для реформы должна стать конверсия и легализация теневого капитала[26]. Негативное влияние оказывала и деятельность иностранных государств (в первую очередь США), связанная с использованием преступных формирований для защиты своих интересов в Российской Федерации для формирования определённого общественно-политического строя[27]. При этом «содействие» в борьбе с организованной преступностью выражалось в активизации деятельности спецслужб иностранных государств на территории России, в стремлении вывести решение судеб лидеров российских преступных формирований за пределы юрисдикции Российской Федерации.

Проактивная стадия

Всё это привело к тому, что организованные преступные формирования, возглавляемые «ворами в законе» в России конца XX века действовали во всех регионах и сферах хозяйствования[28]. Отмечается, что в России становление преступного общества происходило значительно более быстрыми темпами, чем в зарубежных странах: если в Италии на это потребовалось более 150 лет, то в России — 20-25[29].

Специалистами было отмечено несколько негативных тенденций, связанных с формированием преступного общества.

Социальной нормой стало пассивное реагирование на совершающиеся преступления, отсутствие как непосредственного противодействия антиобщественной деятельности со стороны свидетелей преступных деяний, так и обращений в правоохранительные органы[30]. Зачастую друзья, родственники и члены семьи преступников не находят ничего необычного в их способе зарабатывать себе средства к существованию, считают этот вид деятельности своего рода «работой»[31].

Достаточно большая часть граждан оказалась вовлечённой в экономические и социальные связи с членами организованных преступных формирований. На вопрос, заданный в ходе исследований, проводившихся в Москве в 1998—1999 гг. «Лично Вы или Ваши родные, знакомые ощущаете каким-то образом проблему организованной преступности», 30 % опрошенных предпринимателей и 12 % иных москвичей отвечали, что были потерпевшими или свидетелями организованных преступлений, 30 % и 8 % — что знают организованные группировки, совершающие преступления; знают людей, входящих в преступные группировки — 44 % и 16 %, наблюдают преступную деятельность таких группировок — 13 % и 3 %; прямо написали, что не пользуются услугами таких группировок, 11 % предпринимателей; такое же количество указало, что член семьи или знакомый сотрудничает с такой группировкой, получая приличные доходы[32].

Распространились случаи внесудебной расправы потерпевших от преступлений над своими обидчиками (как самостоятельной, так и с привлечением третьих лиц, в том числе на возмездной основе), обращения к криминальным способам разрешения социальных и экономических конфликтов: в ходе опросов о личной физической расправе с преступником в течение последнего года сообщили от 9 до 34 % опрошенных в разных городах России, 24 % московских предпринимателей; из 200 опрошенных заключённых 7 % указали на неверие в возможность государственной правоохранительной системы защитить их интересы как на основную причину совершения преступления.

Организованная преступность в 1990-х годах политизировалась. Организованные преступные формирования стремились «продвинуть» своих доверенных лиц на государственные должности различной степени важности: так, в период избирательной кампании осенью 1999 года было выявлено несколько сотен случаев, когда преступные сообщества выдвигали собственных кандидатов, оказывали финансовую и организационную поддержку политическим партиям и движениям[33]. Там, где не удавалось напрямую продвинуть своих людей на государственные посты, организованная преступность достигала своих целей коррумпированием государственных и иных служащих, в том числе путём выплаты им регулярного содержания без конкретизации услуг, которые могут от них потребоваться[34].