Теория прав собственности. Спецификация и размывание прав собственности. Историческая эволюция форм собственности

      При системе общей (коммунальной) собственности также никто не находится в привилегированной позиции, но здесь, наоборот, доступ открыт всем без исключения. Когда объем ресурсов ограничен, регулятором становится принцип «первым занял, первым воспользовался»[10].

      По  мнению западных авторов, эти три  системы собственности нигде  не встречаются в чистом виде, во всех обществах они «перемешаны» в различных пропорциях. При этом на некоторые виды ресурсов во всех обществах распространяется одна и  та же форма собственности. Так, практически  везде предметы одежды находятся  в индивидуальной собственности, городские  парки - в общей, оборона - в государственной и т. д. Кроме того, при системе частной собственности благодаря свободе отпочковывания и рекомбинирования частичных правомочий могут складываться формы, «имитирующие» государственную или коммунальную собственность (акционерная собственность, например).

      Согласно  методологии трансакционного подхода, система общей собственности  складывается там, где издержки по спецификации и защите индивидуальных прав собственности  запретительно высоки. Выгоды от установления таких прав либо недостаточны, чтобы  перевесить необходимые затраты, либо вообще отсутствуют, если ресурс имеется  в изобилии.

      Вместе  с тем издержки, сопряженные с  действием системы общей собственности, велики и возрастают с увеличением  числа пользователей. Общая собственность  неизбежно порождает существенные экстерналии, поскольку лица, владеющие  коммунальными правами, практически  не несут никаких издержек, связанных  с последствиями своих действий. Отсюда всем хорошо известный феномен - нещадная эксплуатация и быстрое истощение ресурсов, находящихся в общей собственности.

      А. Алчиан и Г. Демсец поясняют это положение  на условном примере[11]. Если какое-то племя живет охотой и все его члены вправе беспрепятственно промышлять в лесу, который считается общим достоянием, то в определенный момент охота может достичь такой интенсивности, что запас дичи начнет истощаться, популяции животных окажутся не в состоянии воспроизводить себя. Это повлечет за собой повышение издержек и падение производительности охоты.

      Как указывают А. Алчиан и Г. Демсец, система  общей собственности с её принципом  «первым занял, первым воспользовался»  внутренне противоречива и нестабильна. Условия ex post не совпадают с условиями ex ante: «Коммунальные права предполагают, что действующие установления по использованию ресурсов таковы, что  ни государство, ни отдельные граждане не могут исключить других из пользования  ресурсами кроме случаев, когда  имеет место более раннее и  продолжающееся до настоящего времени  использование ресурса другим лицом». Каждый имеет индивидуальное право  на использование ресурса после  его захвата, но лишь общее право  на его использование до захвата.

      В приведенном примере каждый член племени имеет общее право  на неубитых животных, но индивидуальное право на убитых. Чтобы утвердить  это свое индивидуальное право, каждый стремится присвоить (т. е. убить) как  можно больше животных. Общий ресурс сверхиспользуется. Никто не заинтересован в учете последствий от истощения ресурсной базы, потому что, если для предотвращения полного истребления животных кто-то примет решение о снижении интенсивности охоты, то этим он принесет пользу не себе, а другим членам племени, которые будут по-прежнему продолжать реализовывать свои общие права на обитающих в лесу животных, только уже в более благоприятных условиях снизившейся конкуренции.

      Чтобы устранить экстернальные эффекты  сверхиспользования ресурса, необходимо побудить индивидуумов к изменению  существующей структуры прав собственности. Как отмечают А. Алчиан и Г. Демсец, будучи внутренне нестабильной, коммунальная собственность эволюционирует по направлению либо к частной, либо к государственной[12]. В первом случае общий ресурс дробится на индивидуальные части (лес делится на участки, животные, если это возможно, клеймятся и т. д.), и стимул к сверхиспользованию исчезает. Во втором случае изменение касается не права ex ante, а права ex post: например, все убитые животные начитают считаться общим достоянием племени, а не добычей отдельных охотников, и делятся между всеми членами племени «по справедливости».

      Так проблема сверхиспользования ресурса  излечивается его недоиспользованием вследствие падения мотивации: каждый член племени становится заинтересован, чтобы охотой занимался не он, а  другие.

      Сравнительному  анализу систем общей и частной  собственности посвящена обширная эмпирическая литература[13]. Л. де Алесси подчеркивает, что, поскольку совладельцы общей собственности лишены исключительных прав на получение плодов от инвестирования своего времени и средств в общий ресурс, у них практически нет стимулов к его консервации. Коммунальные пастбища, охотничьи угодья, леса, реки эксплуатируются более интенсивно и истощаются быстрее, чем частные.

      Как следует из многочисленных эмпирических исследований, общая собственность  при прочих равных условиях предполагает сокращение объема инвестиций, преобладание более трудоемких технологий, более  низкую производительность труда, высокие  издержки оппортунистического поведения, более ограниченный горизонт времени  при принятии решений, предрасположенность  к уборке сельскохозяйственных культур  до наступления сроков их созревания, предпочтение более ранних сортов этих культур. Для общей собственности  характерны многочисленные неценовые  регламентации, служащие суррогатом тех самоограничений, которые были бы введены владельцами в условиях индивидуальной собственности (ограничения на размер плуга, величину ячеек в рыболовных сетях, установление охотничьих сезонов, запрет на отстрел животных до достижения ими определенного возраста и т. д.). Вследствие такого рода регламентаций общая собственность оказывается технически взаимосвязана и переплетена с государственной, потому что обычно именно государство вводит эти ограничения и следит за их соблюдением.

      Западные  экономисты выделяют несколько важнейших  отличий государственной собственности  от частной с точки зрения структуры  соответствующих пучков правомочий. Причем дело тут не в численности  совладельцев: железнодорожная станция, которая «принадлежит» 1000 налогоплательщиков города, и корпорация, которой сообща владеют 1000 акционеров, суть разные системы  собственности с разными поведенческими последствиями.

      1. Главный фактор - неспособность совладельца  государственной собственности  продать или передать свою  долю участия в ней. Более  того, никто не может уклониться  от обладания ею: «Владение государственной  собственностью не добровольно;  оно обязательно до тех пор,  пока некто остается членом  общества»[14]. Уклониться от совладения железнодорожной станцией можно, лишь переехав в другое место, тогда как держатель акции может продать ее, не покидая города.

      2. Не менее важно отсутствие  тесной корреляции между поведением  индивидуальных совладельцев государственной  собственности и результатами  ее использования: «При государственной  собственности издержки любого  решения или выбора в меньшей  степени ложатся на избирателя, чем на владельца в условиях  частной собственности»[15]. Члены общества, следовательно, слабее заинтересованы в контроле за результатами использования государственной собственности.

      3. В связи с этим у них меньше  стимулов контролировать поведение  наемных управляющих (бюрократов), которым делегированы права пользования  (говоря конкретнее - меньше стимулов к тому, чтобы в выполнении функций контроля стали специализироваться именно те члены общества, которые обладают сравнительными преимуществами в этом роде деятельности). Вследствие менее эффективного, чем в частных формах, контроля за поведением управляющих у тех появляется больше возможностей злоупотреблять своим положением в личных интересах.

      4. Дополнительные проблемы связаны  с тем, что коллективный интерес  сложнее определить и измерить, чем частный: бюрократ имеет  больше стимулов производить  то, в чем, как он думает, нуждается  общество, и меньше стимулов производить  то, на что общество предъявляет  спрос. Мнение бюрократа о том,  что общество должно иметь,  обычно называют интересами общества.  

5. Проблема хозяйственной  обособленности и  контракты 

      Обратиться  к анализу проблемы хозяйственной  обособленности стало возможно только после того, как был поставлен  вопрос: зачем нужна фирма, если есть рынок? Первоначальный ответ Р. Коуза  сводился к тому, что фирма есть иерархическая структура, которая, в отличие от рыночных сделок, управляется  не двусторонними контрактами, а  прямыми директивами, так как  это обеспечивает экономию трансакционных издержек. Но если понятие издержек трансакции было сохранено и развито в последующих исследованиях, то идея неконтрактного (авторитарного) происхождения фирмы была фактически отброшена.

      Для этого (для чего?) понадобилось расширить содержание понятия контракт (сделка) далеко за рамки договора о единичной купле-продаже. Так появилась возможность трактовать проблему фирмы как проблему выбора оптимальной формы контракта. Многообразие же контрактных установлений стало выводиться из многообразия трансакционных издержек, причем, как подчеркивает О. Уильямсон, для объяснения конкретных форм экономических организаций имеет значение не абсолютный уровень издержек трансакции, а их качественная дифференциация по различным договорным формам[16].

      Понятию контрактного поведения придается  в теории прав собственности совершенно особое значение, потому что в договоре находит реализацию фундаментальное  право собственника на передачу (отчуждение) собственности. Средством, через которое права собственности влияют на экономическое поведение, являются контракты. Любой обмен благ предполагает передачу каких-то определенных прав собственности, т. е. предполагает контрактное отношение. Именно контракт четко фиксирует, что же конкретно подлежит обмену: «Функция контракта, - отмечает С. Пейович, - состоит в спецификации пучка прав, подлежащих обмену. Законные контракты дорого заключать и зачастую дорого защищать»[17].

Контракты отражают структуру стимулов и антистимулов, коренящуюся в структуре прав собственности и механизмов их обеспечения. Таким образом, набор альтернатив, открывающихся перед игроками, и  те формы организаций, которые они  создают при заключении конкретных контрактов, проистекают из структуры  прав собственности.

      Хозяйственная практика выработала три основных типа контракта, каждый из которых имеет  свою преимущественную область применения[18].

      1. Классический контракт. Классический контракт носит безличный характер, и его отличительной чертой является присутствие четко оговоренных пунктов («если,…то»). Поэтому все возможные будущие события сводятся в нем к настоящему моменту. В классическом контракте не имеет значения личность контрагента – его участником может быть любой. Классический контракт тяготеет к стандартизации. Записанные условия сделки имеют в нем перевес над устными, основной акцент делается на формальных документах. С выполнением сделки он прекращает существование. Контракт носит двухсторонний характер: четко оговариваются санкции за нарушение санкций контракта и все споры по нему решаются в суде.

      2. Неоклассический контракт. Это долговременный контракт в условиях неопределенности. Не все будущие события могут быть оговорены в качестве условий при его подписании. Оптимальную адаптацию к некоторым событиям невозможно предвидеть пока они не произойдут. Поэтому участники такого контракта соглашаются на привлечение третейской стороны, решение которой обязуются выполнить в случае наступления неоговоренных в контракте событий, поэтому контракт приобретает трехсторонний характер. Споры по нему решаются не судом, а органами арбитража.

      3. Отношенченский (или  обязательственный)  контракт. Такие контракты складываются в условиях долговременных, сложных, взаимовыгодных отношений между сторонами. Обоюдная заинтересованность в продолжении отношений здесь играет решающую роль. Дискретность отношений, присущая двум предыдущим формам контрактов здесь полностью исчезает – отношения становятся непрерывными. Неформальные условия имеют перевес над формальными пунктами, иногда договор вообще не оформляется в виде документа. Личность участников здесь приобретает решающее значение. Поэтому споры разрешаются не путем обращения к формальному закону или авторитету третейского лица, а в ходе неформальных переговоров, двухстороннего торга. Нормой, на которую ссылаются стороны, служит поэтому не первоначальный контракт, а все отношение в целом.

      Каждой  контрактной форме, по мысли О. Уильямсона, соответствует специфический механизм управления договорными отношениями[19].

      1) Безличный рыночный механизм управления. Он является ведущим по отношению к одноразовым и повторяющимся сделкам по поводу стандартных (неспецифических) товаров.