Наследие Ивана I Калиты

Полузадушенный смертельной  болезнью, Семен Гордый диктовал свое завещание. В нем он умолял наследников  мирно жить друг с другом и исполнять  его последнюю волю — «чтобы не престала память родителей наших  и наша, и свеча бы не угасла»...

Это неожиданное «лирическое  отступление» в суховатых росписях княжеского имущества и по сей  день остается загадкой. Какое значение вкладывал Семен в эту таинственную «свечу»? Говорил ли он о продолжении  московского дела «собирания Руси»? Беспокоился об исполнении родительских заветов? Или же вспомнил вдруг последние  часы своего отца князя Ивана, его  последний Акафист: «Светоприемную свещу, сущым по тме явльшуюся, зрим святую Деву»?..

В бесконечных тревогах пролетали  годы. Люди с плачем приходили в  этот мир и с плачем покидали его. Все казалось зыбко и ненадежно. Но между тем дела шли своим  неспешным чередом, подчиняясь неведомым законам. Под снисходительным надзором хана Джанибека Московское княжество неприметно росло и крепло. Но в 1357 году «добрый царь» Джанибек был убит своим сыном Бердибеком, уставшим дожидаться заветного золотого престола. Заодно Бердибек прикончил и 12 своих братьев, избавив себя от лишних хлопот. Однако такой поворот дел в Орде понравился не всем. Среди татар началась длительная усобица (по выражению летописца — «замятия великая в Орде». За период с 1357 по 1381 год на ордынском престоле сменилось более 25 ханов.

Воспользовавшись ордынскими усобицами, суздальский князь Дмитрий  Константинович в 1360 году сумел ненадолго  отобрать великое княжение Владимирское у малолетнего сына Ивана Красного Дмитрия. Возможно, эту мысль ему  подсказали некоторые «сильные люди»  в Орде, озабоченные неуклонным ростом могущества Москвы. Но московское боярство, сплотившись вокруг митрополита-москвича Алексея, отстояло права своего князя-отрока. С этого времени великое княжение Владимирское становится «вотчиной» (неотъемлемой привилегией) московских правителей.

Внуки Калиты Дмитрий Иванович Московский и Владимир Андреевич  Серпуховской выросли фактически без  отцов. Над ними не довлела семейная выучка, им легче было отойти от политических традиций Калиты, о которых они  знали только понаслышке, от старых бояр или митрополита Алексея. И  не случайно именно эти дерзкие отроки, возмужав, встряхнули Русь, вывели ее из лесов и болот на простор Куликова поля.

Новое вино вливалось в  новые мехи. Московские правители  искали и находили новые решения  старых проблем. Но окруженный глубоким почтением образ их прадеда, первого  «собирателя Руси» Ивана Калиты, жил в их семейных преданиях. Все  понимали, что Москва пошла в рост от посаженного и взлелеянного им зерна. Трудно определить словами, в  чем же состояло не имущественное, не политическое, а именно духовное, вечное наследие Калиты. Как известно, родители познаются в детях. Всех правивших  в Москве потомков князя Ивана  отличало необычайно развитое чувство  ответственности. Его истоки — в  изначальном церковно-государственном  характере московского домостроительства.

Создание Московского  государства воспринималось ими  как исполнение провиденциальной задачи — построения небывалого дотоле Царства  Божией Правды. И потому строители  всегда помнили грозные слова  пророка Иеремии: «Проклят, кто дело Господне делает небрежно».

Московское самодержавие смогло стать жизненной политической формой только благодаря чувству  огромной ответственности перед людьми и перед Богом, никогда не покидавшему носителей тяжелой «шапки Мономаха». Со времен Калиты строительство Московского, а потом и Российского государства стало одновременно и возведением Храма. И потому люди, строившие его, работали не за страх, а за совесть.

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

  Девять десятых всех сведений, которыми мы располагаем об Иване Калите, дают летописи. Эти странные литературные произведения, где есть только два действующих лица – Бог и человек, никогда не заканчивались. Каждое поколение рукою книжника-монаха вписывало в них новые страницы.

  В летописи удивительным образом соединяются противоположные начала: мудрость веков – и почти детская наивность; сокрушительное течение потока времени – и несокрушимость факта; ничтожество человека перед лицом Вечности – и его же безмерное величие как «образа и подобия Божия». На первый взгляд летопись проста и незатейлива. Погодное изложение событий в виде кратких сообщений иногда прерывается вставками – самостоятельными литературными произведениями, дипломатическими документами, юридическими актами.

  Но за этой внешней простотой скрывается бездна противоречий. Во-первых, летописец видит события и изображает их «со своей колокольни»: с точки зрения интересов и «правды» своего князя, своего города, своего монастыря. Под этим слоем бессознательного искажения истины – еще один: искажения, которые возникли при составлении новых летописей на основе старых. Обычно новые летописи (точнее, летописные «своды») составляли по случаю каких-то важных событий. Составитель новой летописи («сводчик») редактировал и по-своему компоновал содержание нескольких летописей, находившихся в его распоряжении, создавал новые текстовые комбинации. Поэтому порядок событий в тексте летописной годовой статьи не всегда соответствует их реальной последовательности.

  При составлении новых сводов часто сбивалась правильная хронология событий. Да и сам календарь был неоднозначен. В эпоху Калиты на Руси были в употреблении сразу три системы исчисления времени. По одной из них год начинался с 1 марта, по другой – с 1 сентября, а по третьей – с 1 марта предшествующего года. Летописец никогда не сообщает, какую из этих систем он использует. Кроме того, составитель свода никогда не знал, каким стилем пользовались его предшественники. В результате события часто сдвигались в датировке на год и даже более вперед или назад.

  Наконец, летописцы всегда были очень кратки в своих сообщениях. События целого года укладывались у них в несколько строк. Иногда, указав год, летописец лаконично замечает – «не бысть ничего». Но даже рассказав о событии более или менее внятно, он никогда не объяснял его причин. Пояснения такого рода обычно ограничивались традиционными сентенциями: «за грехи наши», «Божиим попущением», «по воле Божией». Этот лаконизм иногда придает летописному повествованию почти афористичную сжатость и выразительность. Но сколько слез было пролито историками над каждой недосказанной строкой!

 Изучение истории ранней  Москвы затрудняется еще и  тем, что практически все ее  книжное богатство погибло во  время нашествия Тохтамыша в  1382 году. Стараясь сберечь книги,  митрополит приказал собрать  их в одну из кремлевских  каменных церквей. Книг оказалось  так много, что они достигли  сводов. Но татарам удалось захватить  и сжечь Кремль. От книг остался  один пепел.

  Древние московские книги погибали и в последующие века. Известно, например, что знаменитый деятель времен Петра I В. Н. Татищев (1686 – 1750) использовал для своего труда «История Российская» целый ряд летописей, не сохранившихся до наших дней. Историк Н. М. Карамзин (1766 – 1826) имел в своем распоряжении Троицкую летопись, погибшую в пожаре Москвы в 1812 году.

  Подводя итог утратам и проблемам, отметим главное: наши знания об Иване Калите и его времени обрывочны и фрагментарны. Его портрет – словно древняя фреска, израненная временем и скрытая под толстым слоем поздней масляной живописи. Путь познания Ивана Калиты есть путь кропотливой реставрации. Но вместе с тем это и путь самопознания. Ведь мы имеем дело со строителем Московского государства, чья рука навсегда оставила свой след на его фасаде.

 Идет время – но  идет и дело. И вот уже сходит  понемногу сухая шелуха поновлений. Вот приоткрылись подлинные черты  лица, вот ожил взгляд, глядящий  на нас сквозь века. И в этом  строгом взгляде – безмолвный  вопрос. Но что мы сегодня ответим  ему, хранителю Руси и ее  великому созидателю, какой мы внесем вклад в величие нашей Родины? Это зависит от нас самих...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список используемой литературы