Обострение классовой борьбы в стране. Крестьянская война в России под предводительством Степана Разина (1670-1671 гг.)

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ  ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО  ОБРАЗОВАНИЯ

«КРАСНОДАРСКИЙ  ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

КУЛЬТУРЫ И  ИССКУСТВ»

 

 

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

 

 

ОБОСТРЕНИЕ  КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ В СТРАНЕ. КРРЕСТЬЯНСКАЯ  ВОЙНА В РОССИИ ПОД ПРЕДВОДИТЕЛЬСТВОМ

СТЕПАНА РАЗИНА (1670-1671 гг.)

 

 

 

По дисциплине «История России»

 

 

 

 

Выполнила студентка 1 курса  ОЗО

_______________________________

Факультет_____ группа_________

Вариант №_____

Проверил:_____________________

 

 

 

 

Краснодар 2007

Семнадцатый век  - один из самых бурных в истории России. Современники называли его «бунташным веком», так как через все это столетие проходит полоса ожесточенных классовых битв. В начале века в стране бушует первая крестьянская война, завершают его стрелецкое восстание. Между этими событиями – Соляной бунт 1648 года в Москве, народные движения в Воронеже, Курске, Чугуеве, Козлове, Сольвычегорске, Великом Устюге, Селикамске, Чердыни, а пожднее – В Новгороде и Пскове.

Третья четверть 17 века по размаху классовой борьбы не только не уступает, но даже превосходит его середину. В 1662 году местом острого социального конфликта вновь становится столица, где проявления народного недовольства дороговизной товаров и продуктов в связи с выпуском казной медных денег, ходивших в одной цене с серебряными, привело к так называемого Медному бунту, а в 1667 году в России занимается пожар второй крестьянской войны – еще более внушительной чем первая

Восстания середины 17 века и Медный бунт – грозные предвестники мощного народного движения, возглавленного С.Т. Разиным. Эти предвестники – реакция угнетенных масс на усиление эксплуатации со стороны господствующего класса и выражавшего его интересы феодального государства.

На царствование родоначальника дома Романовых Михаила  Федоровича не выпало ни особых внешних, ни внутренних потрясений. 32 ода его правления – с 1613 – 1645 – протекали относительно спокойно, если не считать остаточных явлений Смутного времени и неудачей России войны с Польшей за возвращение Смоленска (1632 – 1634). Зато на долю его сына и приемника царя Алексея различных испытаний и социальных коллизий пришлось в избытке. По странной иронии судьбы этот монарх с чьей – то легкой руки получил прозвище тишайший. У него и в самом деле не было такого лютого нрава, как у печально знаменитого Ивана 4, но и особой кротостью он тоже не отличался.

После смерти Михаила  Федоровича его сын Алексей оказался круглым сиротой. Исключительное влияние  на юного царя приобрел его воспитатель  и «царского величества от… младенческого  возраста хранитель» боярин Борис Иванович Морозов, человек хитрый, изворотливый и предприимчивый. По образному выражению одного из современников – иностранцев Морозов «держал по произволу скипетр, слишком тяжелый для рук юноши» т.е. пользовался положением наставника как хотел.

Выбившись во временщики, он фактически стал главой российского  правительства. Желая укрепить свое особое положение, Морозов прибег к  хорошо известному и испытанному  способу: женил царя на дочери дворянина  И.Д. Милославского Марии, а спустя десять дней сам женился на ее сестре анне и таким образом породнился с государем.

В правление  Алексея Михайловича Б.И. Морозов достиг невероятного могущества. Он лично владел территорией, равной среднему западноевропейскому государству, сотнями сел и деревень, железнодорожными, винокуренными, кирпичными заводами, в его власти были, десятки тысяч зависимых крестьян. Вокруг Морозова группировалась новая знать – люди подобно Милославскому выдвинувшиеся по его протекции и обязанные ему своей карьерой.

В 16-17 столетиях в России, как и в других феодальных государствах, сложилась иерархическая лестница на которой представители государствующего класса занимали сообразно знатности их рода и имущественному положению строго определенную ступеньку. Ближе всех к царю были несколько десятков человек думных чинов – бояр, окольничих и думных дворян. Думного чина удостаивались, как правило,  «не по разуму… но по великой породе» представители старинных фамилий, причем потомки удельных князей – Черкасские, Воротынский, Трубецкие, Голицыны и прочие.

Помимо высоких  чинов, существовали особые должности, которых именитые отцы домогались для  своих сыновей.

Раздача чинов  и должностей верным людям – излюбленный  прием, которым пользуется Морозов. Царь и сам щедро оделяет свою родню.

Государственную собственность царевы родственники рассматривали как собственный сундук. Их примеру следовала масса приказных чинов. Семейственность – типичная черта тогдашнего правительственного аппарата. Люди жаловались, что «от тех дьяков и подьячих чинятся налоги многие и убытки большие, а право суда в тех приказах они на тех дьяков и на подьячих добиться не могут, потому что у них в тех приказах сидят с ними братья и племянники и их дети.

Если в столице, под носом у царя, приказные  люди должны были творя произвол и беря взятки, действовать с известной оглядкой, то в провинции представители местной администрации обирали и притесняли беззащитное население без всякого удержу.

Вся политика самодержавия имела целью усиление крепостнического гнета, укрепление власти феодалов.

Крестьяне были опутаны густой и прочной сетью обязательств по отношению к землевладельцу. Так боярину Б.И, Морозову они платили за пашни, сенные покосы, рыбные ловли, лавочные места и тд. На столовый обиход крестьяне должны были давать ему баранов, свиное мясо, гусей, сыр, кур, рыбу. И все это – помимо основной работы на феодала: пахоты, косьбы, жатвы, молотьбы и тд. На крестьян также ложилась обязанность выполнять дополнительные работы или вносить особую добавочную плату по случаю многочисленных религиозных праздников.

На свой счет крестьяне  вынуждены были содержать приказчика, который ревностно оберегал господские интересы и беспощадно взыскивал  с нерадивых недоимки, хотя и был, как правило из своих же мужиков, правда, богатых. Крестьяне должны были беспрекословно подчиняться приказчикам, ни в чем не перечить. За ослушание Морозов разрешал приказчикам бить крестьян батогами а иные, зная о безнаказанности, «расстаравшись», пускали в ход тяжелую плеть, вышибая ею глаза, «даже не сыскав вины».

В середине 17 века в России еще были обширные земли, не захваченные феодалами. Но их количество быстро и неуклонно сокращалось под натиском бояр, дворян, церкви и самого феодального государства. Крестьяне, искони вольготно жившие и хозяйствовавшие на этих землях, теряли свою независимость, попадали в крепостную кабалу. Особенно стремительно господствующие классы и государство прибирали к рукам территорию с нерусским населением. Так народы Поволжья в течение каких – то десяти – 15 лет оказались под двойным ярмом: со стороны русских и местных феодалов, которых поддерживало и на которых опиралось в своей политике земельных захватов самодержавие.

Крупнейшим феодалом было само государство. В России были так  называемые тяглые сословия или тяглецы. К ним относились черносошные (закрепленные  за государством) крестьяне и посадские люди торгово – ремесленное население городов и промысловых местечек. Они должны были нести «тягло» - выполнять особые повинности в пользу феодального государства.

Тяглецы должны были вносить в пользу государства многочисленные подати, выполнять до двадцати видов обременительных повинностей. С них брали сборы деньгами и натурой за провоз товаров, за пользование баней, за лавки и харчевни, если они вздумают их открыть. За соль была предусмотрена специальная соляная пошлина. Пьющие платили кабацкие деньги за употребление спирта, курящие – за табак, причем оба эти налога были введены отнюдь не из человеколюбия, не в заботе о здоровье людей, а исключительно в целях пополнения государственной казны.

На содержание стрельцов  взимались стрелецкие деньги, на првоз  почты и чиновников налоги – пятая, десятая, пятнадцатая, соответствующей  части доходов и прибытков.

Тягло тянули и посадские  люди. Это было имущественно крайне неоднородное сословие. Низы и средние слои посадских людей терпели произвол не только со стороны представителей власти, частей, богатых купцов. Они были беззащитны и перед сильными феодалами.

Обстановка в стране накалялась. По городам и селам ходили тревожные  слухи: «Делается – де на Москве нестройно и развелась – де Москва натрое, бояре – де себе, а дворяне себе, а мирские и всяких чинов люди себе же».

Крестьян особо волновал вопрос о сроках их сыска в случае побега от феодала. Розыск и возврат беглых с 5 лет в 1613 году вырос до 15 в 1647 году. Прошел слух о полной об отмене «урочных лет», что не могло не взбудоражить огромную массу крестьянского населения.

Нижегородский сын боярский Прохор Колбецкий, находясь в столице, писал своему отцу, что  «на  Москве смятение стало великое» и что «боярам быть побитым…». Толпы челобитчиков осаждали приказы. У каждого кто пришел в Кремль, были свои обиды, свой повод для недовольства. Из Москвы люди возвращались не найдя правды, неудовлетворенные. И снова начиналось тяжкое, с горем пополам житье – бытье.

Поистине бедственным  было положение крестьянства – основного  трудового класса тогдашней России. Задавленное нуждой, замученное подневольным трудом, кормившее множество ненасытных ртов оно само нередко голодало. Конец сороковых годов 17 века выдался неурожайным. Не поднялся хлеб, от засухи зачахли травы. Начался падеж скота.

Пятнадцать  – двадцать закопченных, по черному отапливаемых изб, где под одной крышей с тощей коровенкой, жалобно мычащей в клети, ютится многодетная семья,- такова типичная картина бедной деревни того времени. Летом три четыре дня в неделю отнимает работа на барщине, которой обычно заняты все – от мала до велика. Зимой крестьяне в санях везут помещику в город оброк «на пропитание», хотя многим из низ, чтоб не помереть с голоду, самим впору просить милостыню у добрых людей.

Изнемогала  под тяжестью феодального гнета  городская беднота – мелкие ремесленники, торговцы. Трудно приходилось военному люду. Нарастающее исподволь глухое недовольство и брожение масс прорвались грозным возмущением 1 июня 1648 года в Москве. Негодование народа вылилось в разгром боярских усадеб. Ужесточались обнаруженные там крепостные документы, учинена была расправа над давними недругами – Н.Чистым, Л.Плещеевым. После июньских событий закатилась и звезда главного царского советника Б.И. Морозова. «Тишайшему» пришлось самолично предстать перед разгневанной и ненавистной ему «чернью» и со слезами на глазах умолять пощадить его дядьку.

Алексей Михайлович публично обещал, что Морозов будет  выслан из столицы.

Казалось бы, продолжавшийся в течение трех – четырех дней «Соляной бунт» - всего лишь скоротечная вспышка народного гнева, не имевшая особых последствий. Но это только на первый взгляд. Вслед за Москвой вспыхнули восстания во многих городах на юге, в Поморье и Сибири. Волнения в стране еще долго не улегались. Не затихали слухи о том, что «мир весь качается», «еще-еще у нас заметнее быть и кровопролитию великому».

Грозное предупреждение народа заставило правящий класс незамедлительно на него прореагировать и спешно перегруппировать свои силы. Верхи предприняли двоякие меры: с одной стороны, пошли на некоторые уступки недовольным существованием порядком вещей дворянам и посадской элите, с другой – усилили крепостнический зажим основной массы подданных Российского государства.

На Земском  соборе в июле 1948 было решено в срочном  порядке приступить к составлению  нового свода законов – Уложения, «чтобы впредь по той уложенной книге  всякие дела делать и вершить.

В начале 1649 года Уложение было принято Земским собором, почему и получило название соборного. На этом своде законов лежит отблеск пламени прокатившихся по стране народных восстаний. В статьях Уложения, где говорится о запрете подавать царю челобитные в церкви во время службы, о недопустимости всяких бесчинств и брани на государевом дворе. Свод законов вошел в историю как кодекс крепостничества. На основании его статей беглых крестьян можно было искать «без урочных лет».Отныне независимо от того, когда бежал крестьянин надлежало отдавать с деть ми и внуками, со всем имуществом, с хлебом на корню и молоченным. Землевладелец получал права на личность крестьянина.

Соборное уложение в России завершало собой целый  этап крепостнической политики самодержавия и окончательно утверждало крестьянскую несвободу.

В 17 веке Дон  был южной окраиной Российского государства. Охрану дальних рубежей страны несло казачество – своеобразный пограничный корпус, на который не распространялась власть московских приказов и воевод. Сторожевая служба освобождала от крепостной зависимости и холопства. Правительство шло на это, поскольку специально держать для оберегания границ крупные воинские силы было крайне сложно и накладно. Поэтому на Дон, Яик (Урал), Терек и другие земли, через которые обычно шло вторжение неприятеля и совершались разорительные набеги крымских татар, устремлялся поток беглых из глубинных районов России. Существовало негласное, но фактически узаконенное правило: «С Дона выдачи нет», то есть те, кому удавалось, ускользнув от многочисленных царевых сыщиков, рыскавших по дорогам бежать в поисках лучшей доли на Дон, возврату феодалу не подлежали. После принятия Соборного уложения, ужесточившего эксплуатацию и лишившего крестьян права «выхода» поток беглых на Дон значительно вырос.

Прослышав, что  «на Дону и без бояр живут», туда устремились холопы владельческие, государевых дворцовых сел и черносошные крестьяне, посадские тяглецы, стрельцы, а также люди, потерявшие крепкие социальные связи.

Но это вовсе  не был край с молочными реками и кисельными берегами, и далеко не всякий, кто туда приходил, там оседал. Жить на Дону – значило быть казаком, нести трудную и опасную службу, участвовать в долгих военных походах, жестоких пограничных стычках с зарившимися на русскую землю врагом.

Мирно хлебопашествовать на Дону запрещалось. Хотя беглые люди из крестьян, спасавшиеся  от помещичьего ярма, от гнета государственных налогов и повинностей, поначалу пытались вернуться к своим привычкам сельскохозяйственным занятиям, но казацкая верхушка – старшина да и многие рядовые донцы решительно препятствовали этому, обоснованно  усматривая в проникновении земледелия угрозу своему свободному положению т.к. распаханные угодья тут же возьмут на учет царские писцы и обложат население тяжелыми натуральными поборами. Кроме того, военизированные условия жизни казаков, требовавшие частых перемещений, исключали их сколько-нибудь основательную привязку к земле и крестьянскому труду. Отсюда и строжайший (под страхом смертной казни) запрет войскового круга, решавшего все важнейшие вопросы заводить пашню