Трансформация Европейской системы безопасности

          Основные ограничения в рамках  принятой модели (формальной автономии  ЗЕС и ЕС при развитии и  институционализации связей между  ними с общей перспективой  постепенной интеграции ЗЕС в  ЕС) обусловлены недостаточно эффективным  механизмом связей ЕС-ЗЕС. В период до Маастрихта это не имело принципиального значения, поскольку «разделение труда» закрепляло за каждым из институтов свою сферу ответственности. После Маасхрихта, и в еще большей степени после Амстердама, единым «конечным продуктом» для ЕС и ЗЕС стало формирование европейской идентичности в сфере обороны и безопасности, а «разделение труда» между ними основывается на сочетании имеющихся в их распоряжении инструментов и средств. Однако Амстердамский договор не устранил принципиального недостатка механизма связей ЕС-ЗЕС. Он состоит в том, что, с одной стороны, ЕС формально не определяет деятельность ЗЕС (ограниченность компетенции ЕС); с другой стороны, ЗЕС должен ориентироваться на решения ЕС (ОВПБ) как один из его компонентов, что снижает инициативность и оперативность самого ЗЕС (ограниченность возможностей ЗЕС).

          В этих условиях ЗЕС, считающийся  соединительным звеном между  НАТО и ЕС, по-прежнему играет  скорее роль двойного агента. Став частью развития Европейского  Союза, но не входя в него, он не обладает достаточным военным потенциалом и политическим весом, чтобы выйти из тени НАТО, и вынужден ориентироваться на нее. Не удивительно, что взаимодействие между НАТО и ЗЕС, как подтвердил председатель Ассамблеи Союза Л.М. де Пюиг, развивалось много лучше, чем с ЕС, который «проявляет невысокий интерес или волю к сотрудничеству с 3ЕС»²⁵. Если говорить о претензиях ЗЕС быть «оборонной рукой» ЕС, то при отсутствии между ними органичной связи он больше напоминает протез, на который ЕС при всем желании не может рассчитывать как на полноценный инструмент проведения своей политики. Отсутствие же такой связи — закономерный результат оппозиции европейских «атлантистов», без преодоления которой критика в адрес ЕС за его нежелание использовать возросшие возможности ЗЕС звучит, по меньшей мере, неконструктивно.

          Поэтому ключевым вопросом, от  решения которого зависят практические  перспективы формирования совместной  оборонной политики и совместной  обороны, а следовательно, и  наполнение реальным содержанием «европейской идентичности в сфере безопасности и обороны», остается изменение институционального лица ЗЕС. Вполне очевидно, что соответствующие постамстердамские перспективы расценивались на Западе как не слишком высокие в условиях, когда с подписанием договора о ЕС, как подтвердил тогда генеральный секретарь ЗЕС Ж. Кутилейру, «положен конец, по крайней мере на несколько лет, дебатам об институциональном будущем ЗЕС»²⁶.

          В результате в сфере внешней  политики, политики безопасности и обороны и после Амстердама европейские государства вынуждены придерживаться тактики продвижения по мере открывающихся возможностей. «Евроцентристам» в этой ситуации оставалось продолжать долгую позиционную борьбу со своими партнерами-оппонентами, если не предположить «невозможное», — что те оставят свои позиции. Однако европейская история в очередной раз подтвердила, что политика зачастую становится искусством достижения невозможного. 

2.2. «Новая динамика»

          Накануне саммита ЕС в Портшахе в октябре 1998 г. английский премьер-министр Т. Блэр заявил, что Великобритания меняет свой курс, выступая теперь за формирование оборонной составляющей в ЕС. На саммите он признал, что не исключает перспективу интеграции ЗЕС в ЕС. Уже через 10 дней последовала встреча Т. Блэра с Ж. Шираком, где они приняли совместную англо-французскую декларацию о европейской обороне. Ее суть — необходимость принятия Евросоветом решений о включении общей оборонной политики о рамки ОВПБ, наделение ЕС способностью самостоятельных действий в указанной области, включая межнациональные механизмы принятия решений об использовании вооруженных сил ЗЕС/ЕС в кризисных ситуациях, укрепление этих сил в соответствии с новыми рисками и на основе развития адекватной европейской военной промышленности и технологий. Экстраординарность этих событий иллюстрируется и дополняется рядом последовавших европейских встреч, объединенных словом «впервые». С целью обсуждения военных аспектов проблемы впервые была проведена сессия министров обороны ЕС, состоялась первая встреча председателя Совета ЕС с генеральным секретарем НАТО, проведен первый совместный Парламентский форум ЕС/ЗЕС.

          Изменение позиции Великобритании значительно. Ведь сравнительно недавно Р. Кук, министр иностранных дел пришедшего к власти лейбористского правительства, говорил о ЕС: «Я не вижу Союз в качестве организации по безопасности»²⁷. Он заявлял и о том, что его правительство не хотело бы, чтобы ЗЕС был военной рукой ЕС, поскольку это могло бы подорвать роль НАТО. По его словам, Великобритания стремится к сотрудничеству между ЕС и ЗЕС, но не к слиянию. Но уже в Амстердаме Великобритания несколько смягчила прежний курс, согласившись с включением «петерсбергских задач» в Договор о ЕС. В тот же период, на парижском Совете ЗЕС в мае 1997 г., Р. Кук, в дуэте с министром обороны Дж. Робертсоном, произносил те слова, которые являются, очевидно, ключевыми для понимания нынешних перемен: «мы приехали в Париж, чтобы положить конец изоляции Британии в Европе»²⁸. Действительно, Великобритания из лидеров «атлантической» оппозиции практически превратилась в ее единственного последовательного представителя. Особые отношения с США уже не являются надежной гарантией весомости ее голоса в Европе. Усиление федералистских тенденций в ЕС, введение евро поставили Великобританию перед перспективой, при недостаточной инициативности и конструктивности ее курса, оказаться в роли политического аутсайдера европейского интеграционного процесса. В этих условиях попытка отстаивания своей «оппозиционной» линии вообще грозила тем, что пелотон ЕС уйдет в отрыв, оставив ее далеко позади. Так что резкую смену английской политической линии вряд ли можно считать внезапной. И это говорит в пользу того, что инициированная Великобританией «новая динамика» ЕС в сфере безопасности и обороны выходит за рамки тактических изменений, становясь долгосрочной тенденцией с далеко идущими практическими последствиями.

          А практические результаты могут  проявиться, очевидно, уже в ближайшей  перспективе. Германия, первое из государств ЕС/ЗЕС, совмещавшее в первом полугодии 1999 г. председательство в обоих союзах, стала активным политическим спонсором в деле наполнения реальным содержанием «новой европейской динамики», стремясь обеспечить концептуальный прогресс в развитии европейской идентичности в сфере безопасности и обороны. Было запланировано документально закрепить достигнутые результаты в форме соглашения между ЕС и ЗЕС о выполнении Протокола об углубленном сотрудничестве между ними. Таким образом, уже в период немецкого председательства, после того как завершена ратификация Амстердамского договора, европейцы были готовы найти согласованное решение о практическом наделении Европейского Союза собственной компетенцией в области обороны путем последовательной интеграции ЗЕС. Из европейского архива вновь извлечен «Проект шести» о трехфазной интеграции ЗЕС в ЕС, отвергнутый на Межправительственной конференции по Амстердамскому договору. По мнению немецкого министра иностранных дел Й. Фишера, этот весьма конкретный и прагматичный документ может быть положен в основу институциональной стратегии ЕС/ЗЕС.

          Однако мотивы изменения курса  Великобритания связаны, в основном, со стремлением усилить свой  политический голос в европейском  концерте и, в частности, перехватить  у «европеистов» инициативу в определении европейской политики в области ОВПБ. Поскольку это в значительной мере ей удалось, ее реальная заинтересованность в быстром ускорении ЕС на этом направлении интеграции скорее всего не будет высокой. Напротив, завоеванные Великобританией позиции позволяют ей продолжать традиционную линию на сдерживание евроцентристских тенденций в ЕС. При этом декларированная готовность обеспечить «новую динамику» ОВПБ, а также поддержание возросшего веса Великобритании в этой области, требуют от нее определенных практических шагов. Тем более что Великобритания будет испытывать сильное давление в этом направлении со стороны других стран ЕС, прежде всего — Франции и Германии. Таким образом, английская политика будет, вероятно, основываться на соблюдении баланса между «ускорением» и «сдерживанием», на прагматичном дозировании прогресса в сфере «второй опоры». Это подтверждается и недавними выступлениями Т. Блэра, содержащими уточнения английской позиции, отличающейся отмеченной двойственностью. С одной стороны, Великобритания подтверждает, что она исходит из того, что ЕС «должен быть способен взять на себя ряд задач в области безопасности». С другой стороны, она исходит из того, что дублирование военных структур НАТО неприемлемо и что английское руководство отвергает стремление к «быстрому слиянию» ЕС и ЗЕС, выраженное, в частности, немецкими партнерами²⁹.

          Очевидно, что английская линия  на сдерживание пружины европейской  интеграции в области безопасности и обороны вряд ли могла быть подвергнута серьезной критике со стороны сторонников более решительных действий — в связи с событиями вокруг Югославии. Военная акция НАТО, взявшей на себя основную роль в противодействии Запада косовскому кризису, серьезно подорвала готовность и способность стран ЕС/ЗЕС активизировать свое участие в обеспечении европейской безопасности на основе перераспределения ответственности с США и НАТО. «Фактор Косово» создал тем самым серьезное препятствие для развития наметившейся «новой европейской динамики». Вместе с тем в долгосрочном плане он, напротив, создал дополнительные стимулы для формирования в ЕС/ЗЕС собственных действенных механизмов и инструментов осуществления согласованной европейской политики безопасности, включая антикризисные действия на основе собственного, относительно автономного потенциала.

          Постепенная интеграция ЗЕС в  ЕС, какими бы темпами она не  осуществлялась, воспринимается на  Западе уже не в качестве  отдаленного и довольно неопределенного  политического ориентира, а как  задача практической политики³⁰. Реальность ее решения подтверждается не только сложившимся в Европейском Союзе консенсусом, но и фактическим признанием Соединенными Штатами необратимости развития европейских институтов в этом направлении. Прежде США, как подтвердил американский посол в НАТО А. Вершбоу, рассматривали дебаты о европейской идентичности в сфере безопасности и обороны, не опирающейся на реальный потенциал и обязательства, как «простое упражнение на бумаге». Новые английские инициативы направлены, по мнению Вершбоу, как раз на развитие такого потенциала, и это требует от США «изучения путей переноса отношений НАТО-ЗЕС в вероятные рамки НАТО-ЕС»³¹.

          Вместе с тем, в результате  постепенного практического сближения  и слияния двух институциональных  направлений европейской интеграции в области внешней политики, безопасности и обороны, ее содержание может быть совершенно различным. С одной стороны, такое развитие действительно может привести к наделению ЕС сильной самостоятельной ролью в системе безопасности, подкрепленной военно-политическим и оперативным потенциалом ЗЕС. Это, в свою очередь, предполагает соответствующую трансформацию в будущем НАТО в Евро-Атлантический союз, где нынешнее безусловное американское лидерство будет сбалансировано европейским ядром — проводником ОВПБ и ООП. С другой стороны, в случае недостаточной политической воли европейских государств к тому, чтобы взять на себя подобную роль, потенциал ЗЕС, в случае его включения в ЕС, может быть в большой мере утерян в силу недостаточной эффективности общего политического руководства и, в частности, ОВПБ. Тогда результатом усиливающихся тенденций европейской интеграции в области «второй опоры», как это не парадоксально, станет утверждение натоцентристской модели организации западной системы безопасности³². 

2.3. «Европа безопасности и обороны»: интересы России

          Отношения с ЕС можно, пожалуй,  признать одним из самых успешных  направлений российской внешней  политики, они стабильны, динамичны  и в целом предсказуемы. ЕС  по-прежнему лидирует в списке партнеров России, аккумулируя треть ее внешней торговли — в четыре раза больше, чем США³³. Евросоюз оказывает существенное содействие рыночным реформам в странах СНГ в рамках собственных и международных программ, прежде всего через ТАСИС.

          На этом солидном фундаменте успешно развивается и политический диалог партнеров. Их взаимодействие строится в едином концептуальном русле — на основе Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС), вступившего в силу 1 декабря 1997 г.

          ЕС считает поддержку демократических преобразований в России одной из своих важнейших стратегических целей. Эта стратегия, по мнению европейцев, должна быть направлена, в частности, на то, чтобы Россия играла полновесную роль в формировании будущей Европы. Россия, со своей стороны, рассматривает углубление политической и экономической интеграции ЕС как потенциально благоприятный фактор для укрепления стабильности в Европе и не имеет принципиальных возражений против приема в ЕС новых членов, в отличие от расширения НАТО, к которому отношение России остается диаметрально противоположным даже после подписания ими Основополагающего акта о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности. Этот процесс не вписывается, по крайней мере, в его нынешних формах, в ту стратегическую картину будущей Европы, в создании которой Россия хотела бы сотрудничать и с ЕС. Если расширение ЕС и представляет проблему для России, то в том же контексте, что и для самого ЕС и стран-кандидатов — с точки зрения необходимости минимизировать возможные ущербы этого многомерного процесса главным образом для развития торгово-экономических отношений.

          Однако Россия, в отличие от  Запада, предпочитающего говорить  о едином процессе расширения  западных институтов, фактически противопоставляет их. Это таит в себе определенную опасность для развития российско-европейских отношений. Ставка европейцев на НАТО в отношениях с Россией в сфере безопасности ослабляет это важнейшее направление ее взаимодействия с Западной Европой. Фактически единственной европейской организацией, не установившей постоянных формальных рамок диалога и сотрудничества с Россией, остается «оборонная рука» ЕС — Западноевропейский союз. Основным препятствием к этому, по мнению европейцев, являются взаимно накладывающиеся неопределенности — будущего европейской интеграции в оборонной сфере и, в частности, институциональных перспектив ЗЕС, с одной стороны, и перспектив развития России — с другой. При этом фактор российской неопределенности, несомненно, имеет для ЕС/ЗЕС решающее значение.