XVIII век. Послепетровский период истории России

Однако большинству  аристократов (да и представителям иных слоёв населения) такая затея  «верховников» не пришлась по душе. Они считали Кондиции попыткой установить в России режим, при котором вся  полнота власти будет принадлежать двум фамилиям — Голицыным и Долгоруким. После того, как Анна Иоанновна  публично разорвала Кондиции, клан Долгоруких был подвергнут репрессиям. 

Время правления  Анны Иоанновны было временем жестокой борьбы около трона. В борьбе участвовали  её всесильный фаворит Бирон, фельдмаршал  Б. Х. Миних, всё тот же Остерман и  новое лицо в придворной политике — Артемий Петрович Волынский. В  результате Волынский был казнён по обвинению в государственной  измене и попытке совершения дворцового переворота против Анны. 

Уже в 1730 году Анна Иоанновна  озаботилась вопросом о наследнике. Так как своих детей у неё  не было, то все свои надежды она  возложила на свою племянницу —  Елизавету Христину Мекленбургскую. Получив при крещении имя Анны Леопольдовны, она была объявлена преемницей. Вернее, наследником был объявлен будущий ребёнок Анны Леопольдовны. 

Указом от 17 декабря 1731 года самодержица восстановила в  силе петровский «Устав о наследии» 1722 года. А затем население России принесло присягу на верность ещё  не родившемуся сыну царской племянницы. 

В 1732 году в Россию прибыл принц Антон Ульрих Брауншвейг Беверн Блакенбург Люнебургский, отпрыск  одной из самых древних монарших фамилий Европы — Вельфов. Он приехал  в Россию под видом поступления  на русскую службу, но главной его  миссией было стать супругом Анны Леопольдовны. 

В 1739 году состоялась его помолвка и свадьба с Анной  Леопольдовной, а в 1740 году родился  долгожданный наследник. 

Таким образом, устранялась  угроза со стороны возможных претендентов — Елизаветы Петровны и Карла  Петера Ульриха Гольштейнского (будущего Петра III). 

В 1740 году умирает  Анна Иоанновна. В России, несмотря на то, что провозглашён наследник  — Иоанн VI (некоторые авторы называют его Иоанном III), назревает очередной  дворцовый переворот. Бирон провозглашён регентом.

[править]

Регентство Бирона — переворот Миниха 

Краткий период регентства Эрнста-Иоганна Бирона в исторических трудах освещён и оценён вполне однозначно.[источник не указан 242 дня] 

Регентство Бирона, которое стало возможно при деятельной поддержке всё тех же Миниха, Остермана, Черкасского, продолжалось не более  трёх недель. Это говорит исключительно  о неспособности Э. И. Бирона к  самостоятельному управлению государством, о его неумении (вернее — нежелании) консолидироваться с теми, кто  мог быть ему полезен. 

Даже получив право  на регентство, Бирон продолжает бороться с Минихом.[источник не указан 20 дней] Это время характеризуется также  и противостоянием регента и  Анны Леопольдовны. Кроме того Бирон  окончательно восстанавливает против себя и супруга принцессы —  Антона Ульриха. В стране зрело недовольство регентом. 8 ноября 1740 года произошёл очередной дворцовый переворот, только «душой» заговора был как раз генерал-фельдмаршал Б. Х. Миних. 

Крайне честолюбивый Миних рассчитывал на одно из первых мест в государстве, но ни новых постов, ни ожидавшегося звания генералиссимуса  он от регента не получил. 

Адъютант Г. Х. Манштейн подробно описывает арест Бирона и его семьи в своих «Записках  о России». Иначе говоря, немцы  совершили переворот против немца  же. Кроме немцев, разумеется, пострадали и русские приверженцы регента. 

Например, А. П. Бестужев-Рюмин  — впоследствии известный политик  елизаветинского правления. 

Был опубликован  и Манифест от имени младенца-императора, из которого следовало, что бывший регент попирал законные права его, императора, родителей и вообще имел дерзость всякие …противные поступки чинить.  
 

Таким образом, дворцовый  переворот получил официальное  обоснование. 

Историки всегда однозначно[источник не указан 242 дня] оценивали этот переворот. Вот как  пишет С. М. Соловьёв: Россия была подарена безнравственному и бездарному иноземцу как цена позорной связи! Этого переносить было нельзя.  

[править]

«Патриотический»  переворот Елизаветы Петровны 

1 ноября 1741 года произошёл  очередной (и не последний в  XVIII столетии) дворцовый переворот,  и был он инициирован Елизаветой  Петровной, младшей дочерью Петра  I. 

Об этом перевороте написано очень много и практически  вся историческая (а тем более  — художественная) литература трактует это событие, как «торжество русского духа», как окончание иноземного засилья, как единственно возможный  и даже вполне законный акт. 

В. О. Ключевский называет Елизавету следующим образом: «Наиболее  законная из всех преемников и преемниц Петра I». 

Имя цесаревны Елизаветы  называлось при каждой смене правителей с 1725 года, но всякий раз корона доставалась  кому-нибудь другому. 

Елизавета всегда весьма спокойно относилась к советам и  призывам действовать ради восшествия на престол. Надо сказать, что и в 1741 году «дочерь Петрова» поддалась  на уговоры своего окружения только под влиянием страха перед неизвестным  будущим. 

В общественном мнении Елизавета волею политических обстоятельств  заслужила репутацию главы некоей «русской» партии, противостоящей засилью  иностранцев при дворах Анны Иоанновны  и Анны Леопольдовны. 

В этом отношении  Елизавета 1741 года была полной противоположностью Екатерине 1725 года. 

После кончины Петра  именно его дочери считались наряду с Екатериной главными покровителями  иноземцев. Елизавета в союзе  с Анной Петровной были символами  гольштейнского влияния на русский  двор. (Тем более, в тот момент Елизавета считалась невестой Любекского князя-епископа Карла-Августа, который  впоследствии умер от скоротечной болезни. По некоторым источникам это была оспа). 

Государственный переворот  Елизаветы Петровны имел важную особенность: как никогда раньше, в нем было заметно участие иностранных  держав. Прибывший в Петербург  в декабре 1739 года французский посол  Иоахим Жан Тротти маркиз де ла‑Шетарди имел секретную инструкцию, в которой ему предписывалось разыскивать тайных сторонников Елизаветы. В Версале надеялись путем переворота изменить внешнеполитическую ориентацию России, находившейся в союзе с враждебными Франции Англией и Австрией. Дипломат имел конкретное задание: разрушить русско‑австрийский союз 1726 года. Добиться этого можно было лишь путем смены проавстрийского правительства Анны Леопольдовны. Ту же цель ставил перед собой и шведский посланник Эрик Матиас Нолькен. В Стокгольме, где были очень сильны реваншистские настроения, надеялись, что при ослаблении власти в России и при первом волнении в Петербурге можно добиться пересмотра Ништадтского мира 1721 года и возвращения Швеции Восточной Прибалтики. В тайных переговорах с иностранными дипломатами Елизавета соглашалась принять помощь Швеции, но все попытки Нолькена и Шетарди получить подписанный ею документ с гарантией территориальных уступок не увенчались успехом. П. И. Панин отмечал впоследствии, что «Елисавета не согласилась дать письменного обещания, отзываясь, что крайне опасно излагать на бумаге столь важную тайну, и настояла, дабы во всем положились на слово ее. Последствия показали, что Елисавета Петровна перехитрила лукавого француза и ослепила шведов». 

Патриотические чувства  сторонников Елизаветы были вызваны  не столько неприятием иностранцев, сколько собственными интересами. 

Лёгкость, с которой  Миних устранил Бирона, повлияла и  на решимость сторонников Елизаветы. К тому же гвардейцы ощущали себя особой силой, так сказать, «гегемоном». Сам Миних в своё время им так  и заявил: «Кого хотите государем, тот и быть может». 

Ночь переворота вошла не только в учебники истории, но и в легенды. Известна фраза, с  которой цесаревна повела гвардейцев на штурм: «Вы знаете, чья я дочь!»  Этого было вполне достаточно —  авторитет Петра был слишком  велик во всех слоях общества. 

Победа Елизаветы  привела к власти новое поколение  царедворцев и видных политиков  — семейство Шуваловых, М. И. Воронцова, братьев Разумовских, возвысила  и А. П. Бестужева-Рюмина. 

Разумеется, что после  низвержения Миниха, Остермана, Левенвольде, а также Брауншвейгской фамилии, немецкое влияние при русском  дворе практически сошло на нет. 

Однако, утвердившись на престоле, Елизавета объявила своим  наследником Гольштейн-Готторпского принца Карла-Петера-Ульриха, сына Анны Петровны, супругой которого спустя некоторое  время стала София-Августа-Фредерика  Анхальт-Цербстская (Фике). Юная принцесса  хорошо выучила уроки, которые преподала  ей русская история переворотов  — она успешно воплотит их в  жизнь.

[править]

186 дней Петра III 

Переворот 28 июня 1762 (9 июля по новому стилю) в российской и советской исторической литературе всегда трактовался однозначно —  умная, решительная, патриотичная Екатерина  свергает ничтожного супруга (по её мнению, маргинала и предателя российских интересов). 

В. О. Ключевский так  отзывался об этом событии: «К возмущённому национальному чувству примешивалось  в ней (Екатерине) самодовольное  сознание, что она создаёт и  даёт Отечеству своё правительство, хоть и незаконное, но которое лучше  законного поймёт и соблюдёт его  интересы». 

Екатерина уже в 1756 году планировала свой будущий захват власти. Во время тяжёлой и продолжительной  болезни Елизаветы Петровны, Великая  Княгиня дала понять своему «английскому товарищу» Х. Уильямсу, что надо подождать  только смерти императрицы. (Англии в  тот момент была весьма выгодна смена  политического курса в России). 

Однако Елизавета  умерла только в 1761 году и на престол  взошёл её законный наследник Пётр III. 

За своё короткое царствование Пётр привёл в жизнь  ряд мер, которые должны были упрочнить  его положение и сделать его  фигуру популярной в народе. Так, он упразднил Тайную розыскных дел  канцелярию и дал дворянам возможность  выбирать между службой и беззаботной  жизнью в своём имении. («Манифест  о даровании свободы и вольности  российскому дворянству»). 

Считается, однако, что  причиной переворота была именно крайняя  непопулярность Петра III в народе. В  вину ему ставились: неуважение к  русским святыням и заключение «позорного мира» с Пруссией. 

Пётр вывел Россию из войны, которая истощала людские  и экономические ресурсы страны, и в которой Россия выполняла  свой союзнический долг перед Австрией (Следует заметить, что тезис об отсутствии «русского интереса»  в Семилетней войне является спорным: в ходе военных действий была не только завоёвана, но и официально присоединена к России Восточная Пруссия). 

Однако Пётр совершил непростительную ошибку, заявив о  своём намерении двинуться на отвоевание Шлезвига у Дании. Особенно волновалась гвардия, которая, собственно, и поддержала Екатерину в грядущем перевороте. 

Кроме того, Пётр не торопился короноваться, и по существу, он не успел соблюсти все те формальности, которые был обязан соблюсти в  качестве императора. Фридрих II в своих  письмах настойчиво советовал Петру  поскорее возложить на себя корону, но император не прислушался к  советам своего кумира. Таким образом, в глазах русского народа он был  как бы «ненастоящий царь». 

Что касается Екатерины, то, как сказал всё тот же Фридрих II: «Она была иностранкой, накануне развода» и переворот был её единственным шансом (Пётр не раз подчёркивал, что  собирается развестись с супругой и  жениться на Елизавете Воронцовой).

Пётр III: современный  скульптурный портрет. 

Сигналом к началу переворота был арест офицера  — преображенца Пассека. Алексей  Орлов (брат фаворита) рано утром привёз Екатерину в Петербург, где она  обратилась к солдатам Измайловского  полка, а потом и к семёновцам. Затем следовал молебен в Казанском  соборе и присяга Сената и Синода. 

Вечером 28 июня был  совершён «поход на Петергоф», куда должен был приехать Пётр III на празднование своих именин и именин наследника Павла. Нерешительность и какая-то детская покорность императора сделали  своё дело — никакие советы и  действия приближённых не могли вывести  Петра из состояний страха и оцепенения. 

Он довольно быстро отказался от борьбы за власть и, по существу, за свою жизнь. Свергнутого  самодержца отвезли в Ропшу, где, по версии большинства историков, он был убит своими тюремщиками[источник не указан 129 дней]. 

Фридрих II так прокомментировал это событие: «Он позволил себя свергнуть  как ребёнок, которого отсылают спать.»