Виды собствености

«Полное»  либеральное право  частной собственности

Исходным пунктом  при разработке теории прав собственности  стало обращение к «чистому»  режиму частной собственности. Выбор  такой отправной точки не случаен. Частная собственность представляет в известном смысле простейший для  анализа случай, поскольку она  создает «зоны приватности», внутри которых каждый собственник оказывается  автономен в принятии экономических  решений и в получении от них  результатов. «Полное» либеральное  право частной собственности  задает определенный стандарт, отклонения от которого означают движение в направлении  иных правовых режимов. Это, разумеется, идеальный тип, никогда не встречавшийся  в реальности в чистом виде. Тем  не менее такая гипотетическая конструкция  помогает понять многие особенности  реально существующих форм собственности.

Чистый режим  частной собственности предполагает, что собственник наделен полным и исчерпывающим пучком правомочий и что они надежно защищены от чьего бы то ни было вмешательства. «Полное» либеральное определение  права частной собственности, которое  к настоящему времени стало уже  хрестоматийным, было предложено английским юристом А. Оноре. Оно включает 11 элементов: 1) право владения, т. е. исключительного  физического контроля над вещью; 2) право пользования, т. е. личного  использования вещи; 3) право управления, т. е. решения, как и кем вещь может  быть использована; 4) право на доход, т. е. на блага, проистекающие от предшествующего  личного пользования вещью или  от разрешения другим лицам пользоваться ею (иными словами — право присвоения); 5) право на «капитальную ценность»  вещи, предполагающее право на отчуждение, потребление, промотание, изменение  или уничтожение вещи; 6) право  на безопасность, т. е. иммунитет от экспроприации; 7) право на передачу вещи по наследству или по завещанию; 8) бессрочность; 9) обязанность воздерживаться от использования вещи вредным для  других способом; 10) ответственность  в виде взыскания, т. е. возможность  отобрания вещи в уплату долга; 11) остаточный характер, т. е. ожидание «естественного»  возврата переданных кому-либо правомочий по истечении срока передачи или  в случае утраты ею силы по любой  иной причине[8].

Попробуем сначала  ответить на вопрос, какой принцип  положен в основу приведенной  классификации. Нетрудно убедиться, что  выделение частичных правомочий производится в ней применительно  к границам, отделяющим собственника и имеющиеся у него ресурсы  от других собственников. Имеются в  виду, конечно, не физические, а социальные границы, как бы «окаймляющие» ресурс, принадлежащий собственнику. Развивая эту метафору, можно было бы сказать, что право владения подразумевает  не более чем возможность «обведения»  подобных границ вокруг ресурса; право  пользования — возможность совершать  с ресурсом, оставаясь в заданных границах, какие угодно действия; право  управления — возможность «впускать» в очерченную этими границами  зону других агентов; право на доход  — возможность «раздвигать» эти  границы так, чтобы внутри них  оказывались все новые объекты (блага), полученные в результате использования  ресурса; право на капитальную ценность — возможность охвата этими границами  не только текущих, но и предстоящих  плодов от его использования; иммунитет  от экспроприации — недопустимость их пересечения другими агентами; право на наследование и завещание  — возможность определять условия  и порядок «вхождения» внутрь границ будущих собственников; запрещение вредного использования — недопустимость выхода отрицательных результатов  от пользования ресурсом за установленные  вокруг него границы и т. д.

Представление о границах «зоны приватности» выступает  в качестве смыслового центра, организующего  вереницу разнообразных конкретных собственнических правомочий в определенную систему. Поэтому существование  частной собственности (или хотя бы каких-то ее элементов) является важным аспектом свободы, и в этом смысле она представляет собой самодовлеющую  ценность. Но помимо этого она имеет  и огромное инструментальное значение, способствуя повышению экономической  эффективности и поощрению нововведений.

Право собственности  — не просто арифметическая сумма  правомочий, а система взаимосвязанных  элементов. О степени их взаимозависимости  можно судить по тому, насколько  ограничение какого-либо правомочия (вплоть до полного его устранения) влияет на возможность реализации остальных  правомочий. Например, право пользования  не связано жестко с правом на отчуждение вещи. Но обратное неверно: право на передачу вещи неизбежно предполагает, что, по крайней мере, какая-то часть  прав на пользование или доход  у собственника имеется (иначе обмен  с ним ни для кого не имел бы смысла). Жесткое ограничение права на получение дохода от ресурса (скажем, в виде сверхвысокого налога) может  вести к полной утрате заинтересованности в его использовании. Собственник  никак не будет защищать имеющееся  у него право пользования, как  если бы он был лишен его[9].

Остановимся подробнее  на некоторых наиболее важных частичных  правомочиях из списка Оноре. Особого  внимания заслуживают правомочия 5 (право на капитальную ценность) и 9 (запрещение вредного использования). Право на капитальную ценность ресурса  американский исследователь Л. Беккер считает наиболее фундаментальным. Все остальные элементы, по его  мнению, представляют собой примеры  защиты, расширения, ограничения или  разработки этого основного правомочия. Оно предполагает, что экономические  агенты могут не только уничтожать, преобразовывать и использовать принадлежащие им ресурсы в процессе производства и потребления, не только передавать их или сдавать в аренду, но и извлекать их полную ценность при отчуждении в акте обмена. Действительно, поскольку рыночная цена любого блага соответствует капитализированной (дисконтированной) величине потока ожидаемых выгод за весь срок его службы, постольку, продав это благо на рынке, собственник получает возможность уже сегодня приобщиться к экономическим результатам от его последующего использования. Причем это могут быть результаты, реальное получение которых даже выходит за горизонт физического существования самого собственника. Скажем, изобретатель, продавая свое открытие на рынке, приобщается к выгодам, которые оно, может быть, станет давать только тогда, когда его самого уже не будет в живых.

Продолжим этот условный пример. Допустим, какой-то гениальный селекционер, достигший крайне преклонного  возраста, стоит перед проблемой: браться или не браться за выведение  нового, необычайно продуктивного сорта  садовых деревьев? Первые саженцы  он ожидает получить уже через  год, но плодоносить они смогут не раньше чем через полвека. Самому ему отведать их плодов явно не придется. Но если он будет располагать правом на капитальную ценность выведенного  сорта, ему есть смысл взяться  за работу: ведь продав саженцы, он по существу примет косвенное участие в дележе будущих плодов, к сбору которых  реально приступят только через  пятьдесят с лишним лет.

Естественно, что  такая приобщенность к будущим  результатам может возникать  при принятии решений, как повышающих, так и понижающих капитальную  ценность ресурса. Поэтому экономические  агенты оказываются заинтересованы в учете даже тех отдаленных положительных  и отрицательных следствий от своей текущей деятельности, которые  реально могут начать сказываться  лишь на жизни будущих поколений.

Правомочие 9 —  запрещение вредного использования  — занимает особое место в «полном» определении права частной собственности. Оно говорит об ограничениях, а  не об имеющихся возможностях, в  отличие от остальных элементов  из списка Оноре. Смысл этого правомочия состоит в том, что даже присутствие  всех элементов из «полного определения» не делает право собственности неограниченным. Равенство прав требует симметричных ограничений взаимного плана. Ограничения  на права собственности каждого  индивидуума вытекают из признания  им прав собственности других индивидуумов. В обмен на свой отказ от поведения, способного причинить ущерб чужому имуществу, он рассчитывает на такой  же отказ от других по отношению  к его имуществу. Поэтому даже в идеальной ситуации частное  право собственности могло бы быть названо «полным», но не «неограниченным». «Полнота» в данном случае означает, что оно будет стеснено наименьшим из всех возможных числом ограничений.

Это переводит  проблему в более привычную для  экономической теории плоскость. Задача максимизации целевой функции в  заданных ограничениях встречается  в ней, возможно, чаще других. В «полном» определении права частной собственности  речь по существу идет о том же: о  максимизации свободы принятия экономических  решений при условии непричинения вреда другим.

Важно уточнить, что запрещение вредного использования  касается только физических характеристик  ресурсов, но не их меновой ценности. Оно не распространяется на нанесение  ущерба косвенным путем — посредством  снижения рыночной ценности ресурсов, принадлежащих кому-то другому. Предприниматель  не вправе разорить конкурента, устроив  поджог на его фабрике, но он вправе разорить его, резко повысив эффективность  собственного производства. Запрещение действий, изменяющих ценность чужого имущества (как это практиковалось в средневековых цехах), означало бы ограничение свободы конкуренции  и отрицание принципа равноправия. Например, получалось бы, что потенциальные  конкуренты были бы лишены права заниматься деятельностью, которой свободно занимаются уже действующие в данной отрасли  агенты.

Однако в реальном мире, где изменения оказываются  результатом сложного переплетения множества индивидуальных решений, установить, от кого именно они исходят  и касаются ли они только меновой  ценности ресурсов или ограничивают свободу деятельности других людей, можно лишь с известной долей  приблизительности. Например, установление монопольно высокой цены, как правило, влечет за собой санкции со стороны  государства, тогда как действия по «сбиванию» цены никак не ограничиваются, хотя, казалось бы, и то и другое не затрагивает физических характеристик  ресурсов. Поэтому в том, что признается, а что не признается обществом  вредным использованием, всегда присутствует элемент условности, социальной конвенции.

Из 11 элементов, входящих в «полное» определение  частной собственности, можно составить  внушительное количество комбинаций. Однако, по мнению американского философа Л. Беккера, не все из этих сочетаний  заслуживают названия права собственности. Таковыми могут быть признаны право  на «капитальную ценность» даже взятое отдельно; любая комбинация с его  включением; любая пара из первых четырех  элементов (право владения, право  пользования, право управления и  право на доход) с добавлением  к ней права на безопасность и  т. д. Во всяком случае один из первых пяти элементов обязательно должен присутствовать в связке, которая могла бы составить  право собственности. Но даже при  этих оговорках число осмысленных  сочетаний оказывается равно 1,5 тыс., а если учесть их варьирование по субъектам  и объектам права, то разнообразие форм собственности становится, по словам Л. Беккера, поистине «устрашающим»[10].

С точки экономической  теории такой подход с жестко проводимой границей между ситуациями, где есть право собственности и где  оно отсутствует, не вполне корректен. Даже если какие-то сочетания правомочий нельзя признать «правом собственности» в полном смысле слова, то это не значит, что они не могут отпочковываться  и принадлежать кому-либо в таком  усеченном виде. По замечанию А. Алчяна и Г. Демсеца, в какой мере то или  иное правомочие на вещь принадлежит  собственнику, можно судить по тому, насколько его решение будет  предопределять ее действительное использование. Если существует вероятность, равная единице, что решение собственника, выражающее реализацию им какого-либо правомочия, и в самом деле без малейших отклонений будет выполнять ся в  процессе использования ресурса, то тогда можно сказать, что собственник  обладает абсолютным правомочием на этот ресурс[11].

Определяя право  частной собственности, экономисты ограничиваются обычно более коротким перечнем составляющих его элементов. Но принципиальный подход к праву  собственности как набору частичных  правомочий остается тем же. Обычно выделяются следующие основные классы правомочий, образующих право частной  собственности: «Благо или имущество  определяется как находящееся в  частной собственности тогда  и только тогда, когда три отличительных  признака связаны с правами на владение им. Во-первых, исключительное право пользования (или решения  о пользовании) благом, которое может  рассматриваться как право на исключение других индивидуумов из его  использования. Во-вторых, исключительное право на получение дохода от использования  вещи. В-третьих, полное право на передачу или свободное “отчуждение” имущества, которое включает право заключать  контракты и выбирать их форму. Эта  структура прав, определяющая частную  собственность, является, конечно, идеализацией, предназначенной для теоретического анализа; на практике исключительность и передаваемость прав являются вопросами  степени»[12].

По сути это  классический набор прав владения, пользования и распоряжения. Подобный перечень можно считать стандартным  для теоретиков прав собственности. [Ср., например, классификацию С. Пейовича: «Право собственности на имущество  состоит из следующих правомочий: 1) права пользования имуществом (usus); 2) права пожинать приносимые им плоды (usus fructus); 3) права изменять его  форму и субстанцию (abusus) и 4) права  передавать его другим лицам по взаимно  согласованной цене. Последние два  правомочия определяют право собственника на осуществление изменений в  ценности его имущества и представляют собой фундаментальные компоненты права собственности»[13].]

Частная собственность и  экономическая эффективность

«Полный» набор  прав частной собственности обладает важными информационными и мотивационными преимуществами. Он побуждает экономических  агентов сообщать через сигналы  рыночных цен истинную информацию о  своих производственных возможностях и потребительских предпочтениях. Он подталкивает их к принятию наиболее эффективных решений, повышающих благосостояние всего общества. Эти преимущества обеспечиваются такими его свойствами, как исключительность, отчуждаемость, дробимость и стабильность. Им в  теории прав собственности придается  первостепенное значение.