Жан-Жак Руссо о взаимодействии гражданина и государства

     Законодательная власть у него тесно связана с  суверенитетом. Это – воля всего  суверенного народа и потому должна регулировать вопросы общего характера, касающиеся всех. Народ, повинующийся законом становиться их творцом. Но «как может слепая толпа, которая  часто не знает, чего она хочет, ибо  редко знает, что ей на пользу, сама совершить столь великое и  столь трудное дело, как создание системы законов?» Для того, чтобы законы согласовывали в себе волю и разум, были мудрыми, нужен «поводырь», т.е. законодатель, являющийся лишь агентом воли и придающий ей законченную юридическую силу. «Законодатель – во всех отношениях человек необыкновенный в государстве… Это – не магистратура; это не – суверенитет… Это – должность особая и высшая, не имеющая ничего общего с властью человеческой. Ибо если тот, кто повелевает людьми, не должен властвовать над законами, то и тот, кто властвует над законами, также не должен повиливать людьми. Иначе его законы орудия его страстей, часто лишь увеличивали бы совершенные им несправедливости; он никогда не мог бы избежать того, чтобы частные интересы не искажали святости его сознания». Руссо признает, что тот, кто формулирует закон, знает лучше всех, как этот закон должен приводиться в исполнение и истолковываться. Казалось бы, поэтому не может быть лучшего государственного устройства, чем то, в котором власть исполнительная соединена с законодательной. Тем не менее, автор делает вывод, что во избежание влияния частных интересов на общественные дела необходимо, чтобы превращением закона, как общего правила, в акты индивидуального характера занималась особая правительственная (или исполнительная) власть. Исполнительная власть «как сила политического организма» устанавливается решением суверенного народа, а потому выступает только в качестве его доверенного слуги. Народ поручает осуществление этой власти конкретным уполномоченным лицам, которые должны действовать в строгих рамках закона и подлежат неусыпному контролю со стороны верховной законодательной власти. Более того, полномочия исполнительной власти исчезают сами собой, как только народ на законном основании собрался в качестве суверена для ведения своих дел.

     Отсюда  видно, что, проводя различие между  законодательной и исполнительной властью, Руссо ни в коем случае не допускает независимость правительства  от народа-законодателя. Что касается судебной власти, то Руссо уделяет  ей значительно меньше внимания, но подчеркивает неукоснительную связанность  ее законами, в то же время, подчеркивая ее необходимую организационную самостоятельность по отношению, как к законодателю, так и к правительству.

     Руссо исходит из того, что равновесие сфер власти в государстве, их согласованная  деятельность должны обеспечиваться не обособлением или противопоставлением  их друг другу, не с помощью взаимных сдержек и противовесов, как это  предлагал Монтескье, а благодаря  преобладанию верховной законодательной  власти, воплощающей суверенитет  народа .

     Любая власть, любая система законов  должна обеспечивать гражданам максимум свободы и равноправия. «К свободе, – поскольку всякая зависимость  от частного лица настолько же уменьшает  силу Государства; к равенству, потому что свобода не может существовать без него». Руссо не настаивает на той или иной форме государственного правления. Он считает, например: республиканско-демократическое  устройство годным исключительно для  маленьких национальных территорий, вроде его родной Женевы; для средних  по величине государств он предпочитает аристократическую республику, а  для государств больших и могущественных – монархию. Во всех этих случаях  для Руссо важна не форма, а  существо власти, ее природа и характер ее отношений с населением. Уже  в 1755 г. в статье «О политической экономии»  Руссо пишет: «Разве не принадлежат все выгоды общества одним лишь могущественным и богатым? Разве не им одним достаются все доходные места, все преимущества и льготы податей? Разве знатный человек не остается почти всегда безнаказанным, когда он обманывает своих кредиторов или совершает другие мошенничества? Разве палочные удары… разве совершаемые им насилия, даже самые преступления и убийства, - разве все это такие вещи, которые прикрываются покрывалом христианской любви и о которых через полгода больше не говорят? … Попадется ему на дороге телега – слуги готовы избить мужика до полусмерти, и пятьдесят почтенных пешеходов, идущих по своим делам, скорее должны позволить переехать себя, чем задержать экипаж гнусного ленивца. Как не сходно с этим положение бедняка! Чем больше человечество должно ему, тем меньше оно дает ему прав. Перед ним заперты все двери, даже тогда, когда он имеет право отворить их; и если он просит иногда справедливости, то это стоит ему большего труда, чем если бы кто другой добивался себе милости. О, конечно, ему всегда дают первое место, когда речь идет о барщине или поставке рекрутов. Кроме своего собственного бремени он несет еще и бремя своего соседа. Если тот достаточно знатен и богат, чтобы отделаться от этого бремени, В каждом несчастье, которое с ним случается. Он остается одиноким… Но я считаю погибшим бедняка, если он так несчастен, что у него есть честное сердце, красивая дочь и еще могущественный сосед!»

     Всем  господствующим классам Руссо противопоставляет как лучший и достойнейший класс общества – класс крестьянства. В земледелии он видит «естественный род труда, единственный действительно необходимый и наиболее полезный». «Сочинители, литераторы, философы непрестанно кричат, будто исполнять долг гражданина и служить близким можно, лишь живя в больших городах; по их мнению, не любить Париж - значит, ненавидеть человеческий род; в их глазах деревенский люд – ничто».

     Правительство, какое бы оно ни было по своей  форме – демократическое, аристократическое  или монархическое должно находиться под постоянным и непрестанным надзором народа. Всякое правительство временно и может быть отменено народом, поручения которого оно выполняет. «…Блюстители исполнительной власти, - говорит Руссо, - отнюдь не господа народа, а его чиновники; что он может их назначать и смещать, когда это ему угодно, что для них речь идет …о том, чтобы повиноваться; и что, беря на себя должностные обязанности, которые Государство возлагает на них, они лишь исполняют свой долг гражданина, не имея никоим образом права обсуждать условия.» Чтобы предотвратить возможность захвата правительством верховной власти Руссо рекомендует часто созывать народные собрания и ставить перед ними вопрос: желает ли народ сохранить данную форму правления и данных лиц, стоящих во главе государства, народ может в любой момент отменить даже самый договор, на котором основано государство: «не существует в Государстве никакого основного закона, который не может быть отменен, не исключая даже и общественного соглашения. Ибо если бы все граждане собрались, чтобы расторгнуть это соглашение с общего согласия, то можно не сомневаться, что оно было бы вполне законным образом расторгнуть… Каждый может отречься от Государства, членом которого он является, и вновь возвратить себе естественную свободу и свое имущество, если покинет страну. Но было бы нелепо, чтобы все граждане, собравшись вместе, не могли сделать то, что может сделать каждый из них в отдельности».

     Но, обладая суверенными правами  в государстве, народ, со своей стороны  обязуется уважать принадлежащие  ему права и, вместе с тем, быть преданным известным установленным  принципам религии, морали и быта; сомнения в этих принципах или  нарушение их является преступлением  против общественного блага. Те из граждан, которые отказываются повиноваться общей воле и не исполняют своих  гражданских обязанностей, могут  и должны принуждаться обществом  к повиновению. Общество «принуждает  их быть свободными», хотя бы при помощи смертной казни.

     А отсюда появляется еще один довод  в пользу собственности: только имущество  дает надежное поручительство в выполнении гражданами их обязательств по общественному  договору, т.е. в выполнении ими законов.

     Необходимо  отметить, что Руссо придавал большое  значение размерам государства и  численности населения. Он считал, что  малое государство относительно сильнее большого, так как при  больших расстояниях управление становиться затруднительным и  обременительным из-за увеличения ступеней власти; одни и те же законы не могут  быть одинаково пригодными для его  различных частей, например, из-за совершенно противоположных климатических  условий. «Народ уже в меньшей мере, - далее пояснял Руссо, - сможет испытывать привязанность к своим правителям, которых он никогда не видит, к отечеству, которое в его глазах столь же необъятно, как весь мир, и к согражданам своим, большинство из которых для него чужие люди.»

     Соотношение между размерами государства  и численностью должно быть таким, чтобы  земли было достаточно для пропитания жителей, а их столько, сколько земля  может прокормить. «Ибо если земли  слишком много, то охрана ее тягостна, обработка – недостаточна, продуктов  избыток; в этом причина будущих  оборонительных войн. Если же земли  недостаточно, то Государство, дабы сие  восполнить, оказывается в полнейшей  зависимости от своих соседей; в  этом – причина будущих наступательных войн. Всякий народ, который по своему положению может выбирать лишь между  торговлей и войною, сам по себе – слабый народ; он зависит от соседей, он зависит от событий; его существование  всегда не обеспеченно и кратковременно. Он покоряет – и меняет свое положение, или же покоряется – и превращается в ничто. Он может сохранить свободу лишь благодаря незначительности своей или величию своему».

     Общественно-политическая концепция Руссо, изложенная им в  «Общественном договоре», в основном своем содержании восходит к тем  идеям о народоправстве, которые  мы встречаем у ряда французских  и английских мыслителей XVIII века. Так же, как эти идеи, она является идеальной проекцией в будущее буржуазно-демократического государства, основанного на идеальном равенстве. Руссоистскую концепцию Гегель в своих «Лекциях по философии истории» объявлял наивысшим выражением принципа суверенной власти общественной воли.

     Однако  в то же время Руссо является первым критиком буржуазно-парламентского государства  с его представительным строем. Он видит в народных представителях конституционных государств возможных  узурпаторов народной воли, мешающих осуществлению последовательной демократии, т.е. непосредственного народоправства. Справедливо было замечено, что теория государства у Руссо, по существу, является теорией революции. И, действительно, «Общественный договор» имел огромное революционизирующие значение и остался едва ли не самым крупным памятником политической мысли французской буржуазии на путях ее к революции и к якобинской диктатуре 1793-1794 г.г. Якобинцы нашли здесь сформулированными все основные принципы своей политики, вплоть до теоретического обоснования революционного террора. «Общественный договор» был назван «евангелием революции», сделавшись настольной книгой Робеспьера. Это произведение впоследствии оказало существенное влияние на Конституцию Соединенных Штатов Америки.

     Таким образом, «Общественный договор» явился наиболее полным изложением социально-политической и государственно-правовой доктрины Руссо. С наибольшей силой в этом произведении проявилась тенденция  руссоистской мысли выйти за пределы норм буржуазного мышления. С наибольшей силой Руссо поставил здесь ряд вопросов, правильное разрешение которых вело к отрицанию классового общества и к созданию общества социалистического. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     3.1 Происхождение неравенства 

     Одним из центральных вопросов в проблеме свободы человека и социальных взаимоотношений  Руссо считает вопрос о происхождении  неравенства. Появление собственности  заставляет человека расставаться со своей свободой, которая по самой своей природе, и согласно своему понятию, неотчуждаема. Все дело в том, что в самой человеческой природе уже произошел перелом. Неравенство людей - продукт целого ряда переворотов, преобразовавших человеческую природу, "подобно тому, как, чтобы установить рабство, пришлось совершить насилие над природой, так и для того, чтобы увековечить право рабовладения, нужно было изменить природу" (Руссо Ж.-Ж., Трактаты, с.45).

     Руссо устанавливает прямую связь появления  самолюбивого рассудочного Я, страстно отстаивающего свою обособленность, с возникновением частной собственности. В обществе, которое подвергается автором " Рассуждения о неравенстве" уничтожающей критике, личное Я несет  в себе чуждые человечности характеристики, свойственные его субстракту - собственности.

     Для Руссо очевидно, что современный человек находится в интенсивном разладе с собой, что в своем действительном существовании он не является тем, чем должен быть по своей сущности; он не равен самому себе, потому что существует неравенство между людьми. Необходимость установления равенства Руссо выдвигает как политическое требование времени и обосновывает его результатами исследования происхождения и ступеней углубления неравенства, раскрытием закономерностей его развития и исторических тенденций к самоуправлению.

     Философ различает природное и социальное неравенство: природа создает людей  различными, но не эти различия обуславливают  социальное неравенство - его причиной является частная собственность. Руссо  видит три причины неравенства: во-первых, это неравенство общественное; во-вторых, оно возникло исторически; в-третьих, оно связано с появлением частной собственности. Частная  собственность возникает при  переходе человечества от естественного  состояния к общественному, т.е. является продуктом цивилизации.