Информационное общество: состояние и перспективы социально-философского исследования

Социальная парадигма  Н. Лумана пронизана стремлением  синтезировать теоретические ресурсы, привнесенные извне теорией систем, когнитивными науками, теориями коммуникации и эволюции. Это состояние междисциплинарных  дискуссий названо "новыми, завораживающими  интеллектуальными тенденциями, которые  позволяют избежать старого противопоставления наук о природе наукам о культуре или противопоставления предметных областей, данных либо в форме закона, либо в форме текста (герменевтически)" [10, с. 203].

Н. Луман предлагает обновить парадигму социального знания, положив  в основу понятие коммуникации, и  тем самым переформулировать  социальную теорию на базе понятия  системы вместо понятия действия. Он определяет коммуникацию как изначально социальную операцию. Коммуникация такова, поскольку хотя и предполагает множество  совместно действующих систем сознания, но не может быть - как единство - вменена ни одному социальному сознанию. Она социальна также и потому, что "общее" (коллективное) сознание никоим образом и ни в коем смысле не может быть произведено, то есть согласие как полное согласование в строгом смысле слова недостижимо, а вместо этого функционирует коммуникация (см. [8, с. 215-216]). В интерпретации Н. Лумана, коммуникация и создается людьми, и используется ими, но при этом не ориентируется на неизменные взгляды о "правильности". В обществе нет единой позиции наблюдателя, единой инстанции наблюдения, единого критерия правильности суждений. "Общество состоит не из личностей, а из коммуникации между ними. Не человечество, а система коммуникации выборочно интегрирует физический, психологический потенциал людей. Эта система обладает собственной реальностью и собственной автономией",- полагает Н. Луман (цит. по [8, с. 105]). Общество дифференцировано на подсистемы таким образом, что "ни одна из подсистем не может выйти из собственного свойственного ей кода, чтобы проанализировать другие подсистемы" (цит. по [8, с. 135]). Коды, согласно Н. Луману, это катализаторы исторических и самоизменяющихся установлений, и в этом смысле они являются элементами в образовании общества. Изменение кода может привести к новому порядку вещей, однако "внутренняя логика кода", а не деспотическая природа обычно устанавливает инновации, чтобы они не грозили общественным радикализмом.

В последние десятилетия  на статус наиболее совершенной социальной доктрины претендует постмодернизм (З. Бауман, Ж. Бодрийяр, Ф. Лиотар). Он стал своеобразной реакцией представителей различных направлений социогуманитарных  наук и сфер искусства на возросшую  комплексность общества, в котором  акцент на отдельных видах человеческой деятельности не представляется больше целесообразным. Подобное положение  дел постмодернисты связывают со специфическими изменениями в "episteme", в познавательной ситуации человека. По мнению Ф. Лиотара, постмодернизм - это  переписывание модерна (индустриальной эпохи) с позиций новых методологий, когда удалось зафиксировать  возросшее влияние знания и культуры на социальные трансформации и состояние  человеческого сознания.

Постмодернизм возник как  самокритика Запада, поскольку он анализировал социокультурные мегатенденции, которые нельзя было не замечать. Речь идет о глобальной реструктуризации капитализма, конце послевоенного  социал-демократического консенсуса, обострении борьбы за образовательный  капитал, превращении мира в единое эклектическое пространство. Пространство и время как бы сжались в  новой глобальной культуре, в основе которой лежит обменная деятельность транснационального класса капиталистов.

Канадский социолог М. Маклюэн  отмечает тот факт, что доминирующие типы коммуникации корреспондируют  с определенными социокультурными и культурными составляющими  эпохи. А. Гидденс выделяет среди  особенностей нашего времени "пространственно-временное  дистанцирование" транслируемых  форм культуры от их изначального контекста. Парадигма постмодернизма анализирует  даже не столько культурные составляющие человеческой жизни, сколько обосновывает доминирование личностных черт над  социальными. Доминирование оказалось  столь сильным, что привело к  возникновению общностей типа "массы", которые не являются реальным субъектом  социальных процессов. Так, в сфере  экономики специфический способ трактовки производства сводится в  постмодернистской парадигме исключительно  к потреблению не столько благ и услуг, сколько культурных форм и статусных состояний. Акцент на субъективных стремлениях личностного  самовыражения в потреблении  фиксирует внимание не на универсальной  потребительной стоимости, а на высокоиндивиду-ализированной  знаковой ценности.

Постмодернизм имеет свое видение языка. Если модернизму было свойственно разделение между означаемым и означающим, то в постмодернистских  практиках этого нет. В фокусе постмодернистского внимания - аллегорически  насыщенный текст, который прочитывается  через другой текст. С точки зрения Ж. Бодрийяра, культура обусловлена  симуляционными моделями. Это дискурсы, не имеющие исконного, изначального референта. Значения формируются не за счет соотнесения с некоторыми стандартами, с независимой реальностью, а за счет соотнесения с другими  знаками. Ситуация постмодернизма - это  существование одновременно множества  кодов, которые не опосредуются единым метакодом. Поэтому для культуры постмодернизма характерно усиление роли посредников, перерастающей в мягкий тоталитаризм отчужденных отношений.

В эпистемологической сфере  постмодернизмом приветствуется существование  наряду друг с другом эзотерики и  экзотерики во всех формах знания, внутри одного научного сообщества могут сосуществовать магистральные и маргинальные исследования, причем последние предпочтительнее первых, за которыми стоит могущество власти.

Необходимо отметить, что  теоретики постмодернизма одними из первых указали на опасности, подстерегающие человека в информационном обществе. Ими осмыслены парадоксы работы с компьютером (феномен компьютерного  отчуждения), понятие "виртуальной  реальности", симулирующей действительность и превращающей человека в объект манипулирования (Ж. Бодрийяр).

Философская традиция наработала подходы и представления, позволяющие  сформулировать понятийную конструкцию, отражающую новое качество социального, новый тип общества. Однако эта  абстракция и методологически исходная позиция требуют конкретизации. На вопрос: "Как возможно общество?" - можно ответить: оно существует как данность, что подтверждается эмпирическими фактами. И. Кант полагал, что интересующее нас явление  можно понять как результат человеческой деятельности. Вещи возникли, существуют и их надо объяснять исходя из процесса их возникновения. Социальные изменения  трактуются как исторический процесс, в котором изменения аккумулируются и переводят общество в новое  качество технологического, экономического, политического, культурного бытия. Развитие идет континуально, плавно переходя от одного состояния к другому, но в историческом развитии есть и скачки.

Современное общество осмысливается  с точки зрения характерных понятий "великого перехода", "великой  метаморфозы", "мутации" и т.п. Префикс "пост", активно используемый в гуманитарном дискурсе последних  лет, свидетельствует об определенной методологической установке по отношению  к истории интеллектуального  и общественного развития. Эта  установка пересматривает историческое значение традиции в сторону его  уменьшения. Истоки данного положения  дел следует искать в утверждениях философии истории о поступательном характере развития общества. Здесь  утверждается мысль о том, что  принципиальная грань в общественном развитии проходит через современный  исследователю период. Такой подход легко объясним с психологической  точки зрения, поскольку человеку свойственно переоценивать важность современного момента и принижать  значение предшествующих событий, как  малосущественных. Употребление этого  префикса можно рассматривать как  символ разрыва с прошлым. В идеальных  установках теоретиков просматривается  идея "иного", еще не бывалого общества, "нового мира", "истинного мира". Наряду с понятием "информационное общество" существует множество  различных определений современного состояния общества: "постбуржуазное" (Дж. Лихтайм), "посткапиталистическое" (Р. Дарендорф), "постцивилизационное" (К. Боулдинг), "постэкономическое" (Г. Кан), "постнефтяное" (Р. Барнет). Эти названия отталкиваются от уже  достигнутого человеком, несут в  себе переходный оттенок, рождая ощущение "конца истории", артикулированного  Ф. Фукуямой. С другой стороны, в данном калейдоскопе определений мы имеем  дело с плюралистической широтой  представлений о будущем обществе, а также с неопределенностью  и обилием проектов его возможного развития.

С философской позиции  важно выявить онтологические и  гносеологические факторы появления  нового исторического типа общества, в нашем случае - информационного. Онтологически и гносеологически  данный тип общества представлен  информационной парадигмой, которая, в  свою очередь, берет начало в теории коммуникаций. Согласно информационной онтологии, реальность тождественна информации. В рамках такой парадигмы человеческая личность сводится к заключенной  в ней сумме информации. Понятие  информационного общества указывает  на принцип, вокруг которого организована эта социальная форма - информация и  знания. Информационное общество возникает  там, где главным становится управление не материальными объектами, а символами, идеями, образами, интеллектом, и где  большинство работающих занято производством, хранением и реализацией информации, особенно ее высшей формы - знания (см. [9]). Именно обработанная информация как  знание имеет практическое значение для социума. Она изменяет общество на каждом структурном уровне его  организации. Умение добывать, накапливать  и использовать информацию - условие  развития социума. Информация социальна  по своей природе. Социальная организация  в значительной мере - это организация  информации. Она становится возможной  при осуществлении определенных форм обмена информацией между членами  общества. Поэтому информацию можно  считать элементарной функцией человеческого  поведения. Традиционное понимание  информации как содержательного  описания объекта или явления (К. Шеннон) уступает сегодня место определению  информации как средства передачи разнообразия (У. Эшби). На этом основана "качественная", или "ценностная", теория информации, призванная учитывать смысловое  и эстетическое содержание информации, ее аксиологический потенциал. Сохранение культурного разнообразия представляется в этой связи одной из проблем  и задач информационного общества.

Что касается коммуникации, то, согласно Ю. Хабермасу, принципиальное отличие коммуникативного действия от всех прочих видов состоит в  том, что оно ориентировано на нахождение взаимопонимания между  социальными субъектами. Подлинная  коммуникация есть механизм координации  планов взаимодействующих социальных субъектов. Коммуникационный акт является взаимодействием равноправных участников, в ходе которого они объединены не только общими потоками сведений, но и  едиными нормами и ценностями, регулирующими процесс обмена сообщениями  и их общее понимание. Целью коммуникации становится не принуждение, а поиск  согласия. Способом координации систем ценностей выступают описанные  Ю. Хабермасом социальные механизмы  основных сфер общества: эстетической, этической, религиозной (см. [11]).

Проблематика информационного  общества тесно связана с концептуальным полем глобалистики. Глобализм или  глобализация есть результат важных процессов обмена информацией со всем миром. Основным противоречием формирующегося информационного общества является противоречие между глобализацией мира и самобытностью (идентичностью) конкретного сообщества, между нивелирующим технологизмом виртуального пространства и присутствием в нем малых этнических и культурных групп, претендующих на сохранение приватности. По мнению авторитетного исследователя, профессора социологии Калифорнийского университета М. Кастельса, сетевые структуры являются одновременно и средством, и результатом глобализации общества. "Новая самобытность, устремленная в будущее,- полагает М. Кастельс,- возникает не из былой самобытности гражданского общества, которой характеризовалась индустриальная эпоха, а из развития сегодняшней самобытности сопротивления" [3, с. 300]. К субъектам этого сопротивления отнесены прежде всего религиозные, экологические, женские (феминистские) организации и движения. С критической точки зрения глобализация трактуется сегодня как изменяющийся баланс сил в современном мире, снижающий роль традиционных политических социокультурных инструментов. Так, Н. Луман справедливо ставит следующий вопрос: не придется ли нам в связи с появлением глобальной мировой системы изменять традиционное политическое значение понятия "общество". Он полагает, что современное общество в настоящее время находится в фазе "турбулентной эволюции" без предсказуемых результатов. Есть опасность, что общество примет "метакод" включения/исключения, когда некоторое люди будут личностями, а другие только индивидами [5, с. 96].

Глобализация не столько  формирует некий единый мир, сколько, напротив, скрывает нарастающую фрагментацию цивилизации и является, по мысли  З. Баумана, "продуктом индивидуализированного общества". Мнению о том, что глобализация создает черты нового "сетевого мира", в котором связываются  все государства и нации, З. Бауман противопоставляет тезис о глобализирующемся  мире как жестко управляемом из единого  центра. Глобализация есть не что иное, как "тоталитарное проникновение  логики глобальных финансовых рынков во все аспекты жизни" [12, с. 191].

В оригинальной концепции  современности, предложенной А. Гидденсом, последняя предстает как продукт  двух взаимопроникающих процессов: глобализации и глубокой детрадиционализации  социальной жизни. А. Гидденс, как и  З. Бауман, отождествляет глобализацию социальной жизни с "электронным  капитализмом" и ростом массовых миграций. По А. Гидденсу, глобализация означает интенсификацию социальных отношений  всемирного масштаба, связанную с  действием на расстоянии, благодаря  появлению средств мгновенной глобальной коммуникации и массовых перевозок. Механизированные технологии коммуникации вступают в конфликт с растущей потребностью в локальной автономии и культурной идентичности, связанной с понятием традиции как продуктом непрерывной  интерпретации, связывающей настоящее  с прошлым. "Традиция тесно связана  с памятью, она содержит элемент  ритуала; она имеет дело с тем, что можно назвать формульным понятием истины; она имеет своих  хранителей; она обладает … обязывающей  моральной и эмоциональной силой",- пишет А. Гидденс [14, с. 124].