Особенности национального характера как научная проблема

Содержание

Введение ………………………………………………………………………………3

1. Что  такое  национальный характер? ……………………………………………...4

2. Проблема определения национального характера …………………………….14

3. Влияние психоанализа на этнологические исследования (по З. Фрейду и

Т. Парсонсу) …………………………………………………………………………25

Заключение …………………………………………………………………………..30

Список литературы использованной литературы ………………………………...32

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Необходимость тесной связи истории и психологии нигде, вероятно, не проявляется так отчетливо, как в исследовании проблемы национального характера: Проблема эта является комплексной. Социологов и социальных психологов интересует в первую очередь, имеются ли между индивидами, принадлежащими к разным нациям и этническим группам, определенные эмпирически наблюдаемые психологические различия, и если да, то какова природа и степень этих различий. Историков же занимает преимущественно вопрос о происхождении этих предполагаемых различий, а также, в какой мере можно ссылаться на них как на объяснение тех или иных особенностей исторического развития стран и народов. Очевидно, эти задачи взаимосвязаны. Однако, несмотря на большое число исследований, наука до сих пор не выработала общего решения этой проблемы. В данной работе приведены лишь некоторые подходы к теме и методы ее эмпирического исследования, чтобы уточнить некоторые методологические принципы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Что  такое национальный характер?

В советской  литературе этот вопрос рассматривается  чаще всего в связи с общим  определением и признаками нации, в частности такими, как «общность психического склада нации» и «общность национальной культуры». Однако все эти термины весьма многозначны, и это сказывается на существе дела.

В своем первоначальном значении греческое слово «характер» обозначало знак или символ, выражающий специфику какого-нибудь явления; характерный - значит специфический. Позже оно стало обозначать определенную черту или совокупность черт, отличающих одного человека от других. В новом «Философском словаре» характер определяется как «совокупность устойчивых психических особенностей человека, которые зависят от его деятельности и условий жизни и проявляются в поступках». Но сразу же встает вопрос - идет ли речь об особенностях так называемого открытого поведения, которое доступно нашему внешнему наблюдению, или о внутренней структуре личности, которая может проявляться в ее поведении, а может и не проявляться или во всяком случае проявляется по-разному? Кроме того, какие именно черты составляют характер? Одни психологи подчеркивают значение врожденных задатков человека (древние греки, например, фактически отождествляли характер личности с ее физическим темпераментом). Другие связывают характер с физиологической конституцией организма. Третьи считают, что в основе характера лежат определенные инстинкты или типы нервной системы. Четвертые связывают его главным образом c приобретенными, усвоенными чертами и, говоря о характере, имеют в виду направленность интересов, склонностей, установок и т. д.

Если рассматривать  характер просто как совокупность каких-то черт, то даже просто описать его практически невозможно, так как перечисление таких черт уходит в бесконечность. Современная психология, поэтому рассматривает характер не как простую сумму черт, а как определенную целостную структуру. Однако вопрос о природе этой структуры остается спорным. В зависимости от своей мировоззренческой и общетеоретической ориентации одни ученые сводят характер к структуре мотивов, другие - к структуре ценностных ориентаций, третьи - к структуре инстинктивных стремлений. Имеются и попытки соединения всех этих подходов. Так, в изданном ЮНЕСКО «Словаре общественных наук» «структура характера» (character structure) определяется как «объяснительное понятие, выводимое из привычных или значимых действий индивида и обозначающее взаимосвязанный ряд установок, ценностей, усвоенных мотивов, стремлений, его защитных механизмов и сложившихся путем обучения способов выражения импульсов».

Эта многозначность сказывается и на литературе о национальном характере. Термин «национальный характер» не аналитический, а описательный; он появился первоначально в литературе о путешествиях с целью выразить специфику образа жизни того или иного народа. Один автор, говоря о национальном характере, подразумевает темперамент, особенности эмоциональных реакций народа. Другой же фиксирует внимание на социальных ориентациях, нравственных принципах, отношении к власти, труду и т. п. А ведь это совершенно разные вещи.

Национальный  характер подразумевает к тому же свойства не отдельного индивида, а целой человеческой группы, часто очень многочисленной. Эта группа имеет общую культуру, символы, обычаи и т. п. Но можно ли из общности культуры делать вывод об общности (и специфичности) психического склада составляющих нацию (народность, этническую группу) индивидов? Если одни западные социологи сводят проблему национального характера к психическим свойствам индивидов, то другие, наоборот, целиком отрицают применимость к его изучению психологических методов. Например, Питирим Сорокин писал, что свойства разрозненных частей автомобиля не тождественны свойствам целого автомобиля как организованной системы; свойства человеческого организма как системы нельзя понять, изучая его отдельные органы или клетки. Точно так же и свойства социально-культурной системы нельзя понять, ограничив себя изучением отдельных членов общества. На этом основании Сорокин считал психологическое исследование национального характера принципиально невозможным.

«Атомистический» (индивидуально-психологический) подход к социальным явлениям, в частности к национальному характеру, действительно несостоятелен; чтобы понять характер народа, нужно изучать, прежде всего, его историю, общественный строй и культуру; индивидуально-психологические методы здесь недостаточны. Но это не снимает вопроса о том, что свойства целого должны быть так или иначе интегрированы в психике индивида. Аналогии, проводимые Сорокиным, касаются взаимоотношений части и целого, элемента и структуры. Но отдельная личность не является элементом национального характера (элементами его могут быть частные социально-психологические комплексы, или синдромы). Отношение индивида к этнической группе есть отношение отдельного к общему, индивида к роду. Каждое дерево, принадлежащее к определенному виду, обладает своими неповторимыми индивидуальными особенностями, но оно вместе с тем несет в себе некоторые основные черты, характеризующие вид как целое. Это относится и к человеку. Разумеется, социально-психологические свойства «заданы» не столь жестко, как биологические, и здесь гораздо больше всякого рода вариаций. Но все-таки, когда мы говорим, например, что такому-то человеку (имеется в виду определенный социальный характер) свойственны такие-то и такие-то черты, это значит, что они действительно присутствуют, хотя и в разной степени и в разных сочетаниях, у значительного числа индивидов, составляющих данный народ.

Располагает ли современное обществоведение сколько-нибудь твердо установленными фактами такого рода или хотя бы приемлемыми методами их исследования? Если принимать за истину только то, что однозначно сформулировано, измерено, количественно выражено, то ответ будет скорее отрицательным. Но отсутствие или, точнее, недостаток строго установленных фактов не означает принципиально отрицательного ответа на содержательный вопрос. Задолго до того, как та или иная социальная проблема становится предметом научного исследования, она ставится и осмысливается людьми на уровне, так сказать, обыденного сознания. Представления, мнения, образы, существующие в обыденном сознании или по-своему обобщенные средствами искусства, конечно, не отличаются научной строгостью, и при ближайшем рассмотрении многие из них оказываются предрассудками. Многие, но не все. Как бы то ни было, люди исходят из них в своей практической деятельности, они представляют собой своеобразную копилку народного опыта, которым не следует пренебрегать. Как ни велика роль науки, она далеко не покрывает всего богатства и многообразия социального опыта. Долг ученых не отмахиваться от трудных проблем, ссылаясь на отсутствие адекватных методов исследования и верификации фактов, а тщательно изучать их, постепенно отсеивая недоразумения и вымыслы от реальных знаний и проясняя тем самым сферу и направления будущих исследований.

В «донаучной»  стадии своего мышления каждый знает, что люди, принадлежащие к разным народам и этническим группам, отличаются друг от друга своим темпераментом, культурой, нравами, обычаями. Пунктуальность, высоко ценимая немцами или голландцами, сравнительно мало значит в Испании и еще меньше - в странах Латинской Америки. Североамериканцы запросто зовут друг друга только по имени, но это вовсе не означает дружбы или интимной близости, которые такое обращение предполагало бы в Западной Европе. Национальные особенности ярко проявляются в искусстве, особенно народном. Не нужно быть тонким ценителем, чтобы отличить русскую мелодию от итальянской или узбекской, украинский орнамент от индийского, английский юмор от французского. Люди обычно без особых затруднений перечисляют черты, типичные, по их мнению, для их собственного и для чужих народов, и нередко (хотя далеко не всегда) подобные характеристики и самохарактеристики совпадают, принимаются без возражений. Но, с другой стороны, все или почти все подобные характеристики крайне расплывчаты, субъективны, а то и вовсе произвольны.

Именно эта  расплывчатость оценок и описаний вызывает у многих исследователей возражения против самого понятия национального  характера. «Как будто сказано что-то конкретное, а по сути ничего не сказано. Какими словами можно определить русский национальный характер? Порывистый, горячий, добродушный, искренний, смелый, вспыльчивый, широкий, прямой?.. На все перечисленные, положительные и отрицательные, эпитеты имеют право претендовать все народы. Что, украинцы менее смелы и добродушны, чем русские? Укажут на склонность украинцев к юмору. Но кто станет отнимать склонность к юмору у русских или у казахов, у туркмен?. И вот можно растратить всю свою выдумку и изобретательность и так и не определить в точных терминах национальный характер ни русского, ни грузина, ни украинца, ни казаха, ни туркмена, ни сотен и сотен других народов-братьев, детей единой человеческой семьи».

Трудность подобных характеристик связана не только с терминологической нечеткостью (все народы обладают чувством юмора, однако юмор их качественно различен, эти различия мы интуитивно схватываем, но выразить в строгих понятиях не всегда можем), но - и это особенно важно — с тем, что они являются частью того самого практического процесса социального взаимодействия, обобщением которого претендуют быть.

Человеческое  восприятие вообще сильно зависит от предшествующего опыта или ранее  выработанной установки к объекту. Ленинградский психолог А. А. Бодалев предлагал группе из 58 взрослых испытуемых поочередно словесно воссоздать облик человека, фотографию которого им только что показали. Перед показом одной и той же фотографии одной группе испытуемых было сказано: «Сейчас вы увидите портрет героя», а другой - что на снимке изображен преступник. Это существенно сказалось на восприятии. Вот как воспринимается одна и та же фотография: «Этот зверюга понять что-то хочет. Умно смотрит и без отрыва. Стандартный бандитский подбородок, мешки под глазами, фигура массивная, стареющая, брошена вперед» (установка - преступник). «Очень волевое лицо. Ничего не боящиеся глаза смотрят исподлобья. Губы сжаты, чувствуется душевная сила и стойкость. Выражение лица гордое» (установка - герой). Заданная установка целиком определила индивидуальное восприятие в 35,3% случаев.

При оценке тех  или иных качеств другого человека (например, роста) имеет значение, как оценивает индивид те же самые свои собственные качества. Так, среди обследованных А. А. Бодалевым людей был человек, который, согласно принятой в антропологии рубрикации длины тела, относился к низкорослым (158 см). Однако в словесном автопортрете он назвал свой рост средним, и, соответственно, других людей низкого роста он также причислял к средней категории.

Еще сложнее  обстоит дело в общественной психологии, где индивид часто вообще не может  непосредственно проверить внушенные ему представления и где сказывается различие воспитания, культурной и социальной среды. Монтень писал по поводу распространенных в его время взглядов на «варварские» народы: «... я нахожу... что в этих народах, согласно тому, что мне рассказывали о них, нет ничего варварского и дикого, если только не считать варварством то, что нам непривычно. Ведь, говоря по правде, у нас, по-видимому, нет другого мерила истинного и разумного, как служащие нам примерами и образцами Мнения и обычаи нашей страны».

Эта склонность рассматривать и оценивать явления  и черты чужой культуры, чужого народа сквозь призму культурных традиций и ценностей своей собственной  этнической группы называется в социологии и этнологии этноцентризмом.

Однако слово  этноцентризм имеет не одно, а по крайней мере два самостоятельных значения. Во-первых, оно обозначает тот элементарный, всеобщий факт, что отправным пунктом восприятия и оценки чужих обычаев, нравов и т. д. является опыт своей собственной этнической группы; речь здесь идет не об определенной системе взглядов, а скорее о некотором неосознанном чувстве, которое окрашивает наши восприятия и представления.

Во втором значении этноцентризм обозначает предпочтение образа жизни собственной этнической группы всем остальным. Это - взгляд, что свое, «наше» является самым лучшим, превосходит все остальное. Такой взгляд, хотя он и часто встречается, отнюдь нельзя назвать всеобщим. Бывают случаи, когда люди не только не считают свою культуру, нравы, обычаи самыми лучшими, но, напротив, обнаруживают нечто вроде комплекса неполноценности, благоговея перед всем чужеземным.

В условиях развитого  межнационального обмена преобладает  система дифференцированных оценок, когда одни черты собственной  этнической группы и ее культуры оцениваются положительно, а другие - отрицательно. Например, в 1959 г. Институт общественного мнения Гэллапа проводил обследование в Афинах, Хельсинки, Иоганнесбурге, Копенгагене, Амстердаме, Дели, Нью-Йорке, Осло, Стокгольме, Торонто, Западном Берлине и Вене. Были поставлены вопросы: какой народ имеет самый высокий культурный уровень, у кого самая лучшая кухня, где самые красивые женщины, у какого народа сильнее всего развита национальная гордость?

Что касается кухни, оказалось, все опрошенные предпочитают свою собственную национальную. Самые красивые женщины, по мнению западноберлинцев, - шведки, по мнению венцев - итальянки, по мнению датчан - немки; в остальных странах отдали предпочтение своим собственным женщинам. Греки, голландцы, индийцы, американцы, норвежцы, шведы, немцы и австрийцы сочли наиболее высоким культурным уровнем свой собственный. Финны, отвечая на этот вопрос, отдали предпочтение Соединенным Штатам и Дании, а жители Южно-Африканской Республики и Канады поставили выше себя Великобританию. Что касается национальной гордости, пальму первенства получила Англия, только греки, индийцы и американцы назвали сами себя, а финны - шведов. Из результатов этого опроса для нас важен лишь один вывод: очевидно, что люди в принципе способны критически отнестись к своей национальной культуре и положительно оценить что-то чужое.

Но даже признание  того, что чужой народ в каком-то отношении стоит выше своего собственного, предполагает наличие определенной шкалы ценностей, согласно которой  и осуществляется это сравнение. Кроме того, важна не столько оценка отдельных качеств, сколько восприятие народа (культуры) как целого; даже признавая превосходство других этнических групп во многих конкретных отношениях, в целом люди обычно предпочитают все-таки свой собственный народ. И это вполне естественно. Как справедливо подчеркивает в этой связи Б. Ф. Поршнев, само осознание себя в качестве общности, как некоего «мы», уже предполагает соотнесение (и в этом смысле - противопоставление) этого «мы» какому-то «они». Это соотнесение не всегда означает враждебность (это зависит от исторических условий), но всегда предполагает фиксацию различий. Так обстояло дело не только в филогенезе (первобытный этноцентризм).