Средний класс

     Стоит отметить, что при переходе от ранжирования факторов к сопоставлению конкретных цифровых показателей антиномия  «Россия-Запад» как бы исчезает, уступая  место более дробным различиям  отдельных стран. При этом по разным показателям Россия может напоминать то одни, то другие государства Европы. Например, по значению, которое в  сознании средних слоев придается  личным способностям, Россия очень  близка к Великобритании и довольно далеко отстоит от Германии, где  доля респондентов, вообще не придающих  ему особого значения, примерно в  три раза выше. А вот по оценке упорного труда средние слои россиян  сильно уступают британскому среднему классу, но, как это ни странно, превосходят  западных (не восточных!) немцев: «очень важным» упорный труд назвали  почти 84% англичан, 71, 2% жителей бывшей ГДР, 56, 4% россиян и всего 52, 3% граждан  «старой» ФРГ.

     Около половины российских семей среднего достатка в настоящее время имеют  автомобили, причем довольно распространенным явлением становится и наличие второй машины, что до недавнего времени  воспринималось как чисто западный потребительский стандарт.

     Важной  характеристикой технической оснащенности социально активных средних слоев  можно считать наличие персонального  компьютера (им располагают ныне 40% респондентов, причисляющих себя к  средним слоям, но среди лиц, имеющих  ученую степень, эта цифра повышается до 55%).

     Вместе  с тем в отличие от среднего класса западных стран российский средний  класс испытывает несравнимо большее  давление фактора неопределенности. Благосостояние «среднего» человека в  современной России весьма ненадежно  и часто зависит не от личных усилий и добросовестности, а от благоприятного или неблагоприятного стечения обстоятельств.

     В этой ситуации российские средние слои сильно страдают от недостатка социальных гарантий, прежде всего гарантий поддержки  на случай нужды, безработицы, старости, болезни, инвалидности. Об этом говорят свыше 70% представителей российских средних слоев, в том числе и относящихся к самой благополучной их части. Например, в Западной Германии и Великобритании свою незащищенность в этом вопросе ощущают лишь 2, 3% населения. Добавим к этому, что 30-40% россиян среднего достатка отмечают трудности в доступе к бесплатному медицинскому обслуживанию, тогда как в Германии на эту проблему указали лишь 1, 5% граждан. Тем не менее, средние слои России рассчитывают на свои адаптивные способности и поэтому в целом ориентируются на «рыночные» жизненные стратегии, И действительно, средние слои российского общества оказались достаточно гибкими, мобильными, способными к быстрой смене видов деятельности, что обеспечивало им весьма высокую выживаемость в постоянно меняющихся и в целом неблагоприятных условиях.

     Это доказал, в частности, кризис 1998 года. Как показало исследование, несмотря на сокращение доходов и потерю вкладов, средние слои россиян сохранили  свое положение по сравнению с  другими социальными группами. В  целом эрозию средних слоев после 1998 года можно оценить в 30%. Правда, в результате кризиса средняя  часть социальной лестницы как бы просела вниз. Кроме того, практически  по всем профессиональным группам (менеджеры, офицеры, ИТР, гуманитарная интеллигенция  и т. п.) наблюдалось снижение статусных  самооценок по 10-балльной шкале (по разным профессиональным категориям от 0, 5 до 1 балла).

     Характеризуя  мироощущение и ценности средних  слоев, надо принять во внимание не только их трудности и психологическую  напряженность, но и то обстоятельство, что значительная часть людей  среднего достатка в последние годы приобрели то, что ранее казалось труднодоступным (например, только 18-20% приобрели автомобиль еще «при советской  власти», большая же часть смогла купить машину уже в последнее  время). Указанное обстоятельство накладывает существенный отпечаток на мировоззрение средних слоев. Так, если для населения России в целом общество социального равенства предпочтительнее общества индивидуальной свободы в соотношении примерно 2: 1, то в средних слоях это соотношение становится обратным. Представители этой категории россиян явно ориентированы на то, чтобы «делать себя» самим, не ожидая особой помощи от государства. Однако это вовсе не делает их безоговорочными сторонниками политического либерализма. Приверженность данному направлению характеризует не столько средний слой в целом, сколько некоторые входящие в него специфические категории: менеджеров, служащих инофирм и фирм, связанных с финансово-посреднической деятельностью. Что же касается собственно интеллигенции, которая 10-15 лет назад была основным проводником либеральных доктрин, то сегодня она явно переориентируется на идею русского национального возрождения. Ныне доля сторонников этой идеи в составе интеллигенции превышает долю «либералов» примерно в 1, 5 раза. Однако она все же остается заметно меньшей, чем в репрезентативной общероссийской выборке, отражающей социальную структуру населения в целом. Собственная же специфика средних слоев состоит в повышенной склонности к соединению различных социально-политических идей. Эта позиция занимает в среднем классе лидирующее положение: свыше 24% опрошенных (против 18, 9% в среднем по России, где она заняла второе место после идеи русского национального возрождения). Олицетворением такого «сочетания идей», по-видимому, кажутся среднему слою россиян такие политические деятели, как Ю. Лужков, Г. Явлинский и Е. Примаков, являющиеся его безусловными фаворитами (рейтинг этих политиков в среднестатусных группах россиян в феврале-марте 1999 года составлял по совокупности соответственно 19, 1, 17, 9 и 17, 4%).

     В западных демократиях средние слои играют роль социального лидера нации, с мнением которого считаются. Поддержка  политика средним классом здесь  может рассматриваться как его  главный электоральный ресурс. В  России значение данного фактора  и то влияние, которое средние  слои оказывают на политику и общественную жизнь, незначительны. Они далеко не соответствуют не только размерам сосредоточенного в этих слоях «человеческого капитала», но и их арифметической пропорции в общем составе населения.

     И дело здесь не только в фактическом  отсутствии инфраструктуры гражданского общества, в том числе дееспособной системы неправительственных организаций, которая служит механизмом трансляции порождаемых социальной активностью  целей в политику.

     Как отмечали исследователи, в российском обществе существует значительная масса  индивидов, которые по ряду признаков  могут быть причислены к среднему классу. Но «нет среднего класса как  интегрированного субъекта, выполняющего свою специфическую экономическую  и социально-политическую роль». ⁴ Включение средних слоев в унифицированное поле экономических отношений не привело к формированию у них сколько-нибудь единой групповой идентичности, а следовательно, и общих интересов, которые необходимо отстаивать.

     Разумеется, и средние классы западного типа не являются внутренне едиными. Внутри них имеются профессиональные, региональные, поколенческие и другие различия. Однако стратификационные критерии здесь увязаны друг с другом. Более  высокому уровню доходов соответствует  и более высокий социальный статус, что находит предельно сфокусированное  выражение в социальном самосознании: отношение «выше - ниже» понимается однозначно, а личная самооценка обычно согласуется с объективными данными и мнением окружающих.

     В России же использование различных  критериев социальной идентификации  дает статистически значимые расхождения. Так, в нашем исследовании отнесение  к среднему классу по объективным  показателям и на основе самозачисления практически совпало лишь у квалифицированных  рабочих и военнослужащих (в обоих  случаях расхождение составило  около 1%, что меньше допустимой в  массовом опросе погрешности). В остальных  социальных группах расхождение  оказалось весьма заметным. И если у гуманитарной интеллигенции оно составило около 3%, то в категории технической интеллигенции - до 8%, у фермеров же разрыв между показателями достиг 21%. Очевидно, перед нами не простая случайность, а отражение какой-то специфической социальной закономерности, в характере которой необходимо разобраться.

     Ключ  к пониманию природы данной закономерности, на наш взгляд, дает характеристика смысловых контекстов социальной самоидентификации. Следует, в частности, обратить внимание на то, что для россиян определение  места человека на социальной лестнице есть разрешение конфликта разнопорядковых, условно говоря, «материальных» и  «идеальных» критериев. С одной  стороны, это критерий прагматически  понятого успеха («умения жить»), с  другой стороны, оценка того, чем является тот или иной человек «на самом  деле», какова его «истинная ценность». Специфика российской ситуации по сравнению  с обычной практикой западных стран состоит в том, что данные критерии взаимно не конвертируются, а используются независимо друг от друга. Получается не интегрированная  статусная шкала (как на Западе), а как бы две раздельные оценочные  шкалы и соответственно два типа социальных иерархий.

     Правда, для значительного большинства (примерно для 75%) россиян положение на одной  иерархической шкале примерно соответствует  положению на другой. Отсюда возникает  иллюзия того, что российский средний  класс отличается от американского, английского, немецкого лишь количественными  значениями конституирующих его  критериев (меньший уровень дохода и др.).

     Однако  на самом деле вопрос более сложный. Если принять западную модель среднего класса за норму, то российский случай выглядит неклассическим, причем, как  будет показано ниже, различия между  ними носят структурный характер. Теоретическим выражением расхождения между выведенной из западного опыта нормативной моделью и «нестандартной» российской ситуацией стал спор о критериях выделения среднего класса в России.

     Один  из критериев состоит в том, что  параметры социальной стратификации  целиком выводятся из дохода. Средний  класс - это те, кто получает от 1000 долл. в месяц и выше. Таких  людей в России пока относительно немного, но все-таки средний класс  уже формируется и рекрутируется  из представителей «новых профессий  в рыночной экономике».

     Другой  критерий состоит в том, что показатель дохода не является универсальным и  определяющим. Ему противопоставляется  следующий параметр - стоимость человеческого  капитала. С этой точки зрения средний  класс в России давно уже налицо и составляет его наиболее квалифицированная, образованная и нравственная часть  общества.⁵ Несмотря на то, что эти позиции кажутся совершенно противоположными, в определенном смысле они одинаково верные. Все дело в том, что российский средний класс формируется достаточно необычным образом, а именно путём наложения суперпозиций двух субклассов. В результате этого и возникает не учитываемый участниками дискуссии (иначе спор был бы лишен смысла) чрезвычайно специфический феномен удвоения критериев социального статуса.

     Один  из образующих среднюю часть социальной иерархии субклассов действительно  конституируется на принципе рыночного  успеха и ориентирован на «материальную» оценочную шкалу. Его правомерно было бы определить как средний класс  «по доходу».

     Респонденты, принадлежащие к этой категории, относят себя к среднему классу, прежде всего исходя из определенного  стандарта доходов и потребления. Важный фактор их социального самоопределения - «престижная», «современная» работа, которая достаточно разнообразная  и увлекательная. Однако (и это  чрезвычайно симптоматично) интересная работа, но ставшая в современных  условиях низкооплачиваемой, представителям данной группы кажется содержательно второстепенной. Таким образом, доходность неявно становится мерилом оценки всех сторон той или иной деятельности.

     Другой  подкласс российских средних слоев  можно было бы условно назвать  средним классом «по личному  достоинству». Здесь к среднему классу относят, прежде всего, на основании  традиционно российских представлений  о том, какие виды занятий дают на это право, а какие - нет. Например, учительница, с этой точки зрения, скорее всего будет отнесена к  среднему слою, а продавщица или  автослесарь, зарабатывающие, возможно, в 5-10 раз больше, - нет.

     Какие же показатели играют наиболее важную роль в такого рода базисных оценках? Для того чтобы ответить на данный вопрос, сравним респондентов, придававших  уровню материальной обеспеченности ведущее  значение при отнесении себя к  среднему классу, по степени значимости для них других социальных признаков: должностного положения, образования, образа жизни, престижности профессии, уровня связей и знакомств и др. Анализ выявил, что по части сопоставляемых позиций сколько-нибудь существенных расхождений между двумя рассматриваемыми категориями респондентов не наблюдается (оно составляет не более 2-3%). Однако есть параметры, по которым различия имеются, и весьма существенные. Это - образование, уважение и личная профессиональная квалификация. Первый из них оказался значимым для 16, 3% опрашиваемых с преобладающей  «материалистической» ориентацией  и для 26, 5% опрашиваемых, для которых  материальная обеспеченность, по их словам, не играет решающей роли. По второму  соотношению оказалось 9, 6% против 21, 5%. Самыми же значительными оказались  различия в оценке такого фактора, как  уважение окружающих: 12, 2 и 28, 7% соответственно. Эти три взаимосвязанных и  дополняющих друг друга признака составляют, по сути, единую связку и  образуют, по-видимому, интегральный критерий, по которому конституирован «второй  средний класс» российского общества.