Структура среднего класса и его ценности

Давно замечено, что Россия – это страна крайностей. И, отказываясь от стесняющих индивидуальную инициативу и предприимчивость ограничений советской эпохи, наши сограждане, похоже, делают это с  присущим национальной ментальности радикализмом. В результате под вопросом оказался не только коллективизм, как идеология, но и солидарные ценности, скрепляющие гражданское общество. Так, почти 2/3 опрошенных в ходе исследования осознанно ставят свои личные интересы выше общественных, тогда как противоположную точку зрения поддержали менее 36%. Почти 70% респондентов признались, что не готовы жертвовать личным благополучием даже ради спасения страны, кто бы к такой жертве их ни призывал, а около 57% не верят даже в эффективность каких-либо совместных действий в защиту своих интересов и считают, что добиться чего-либо существенного можно полагаясь исключительно на собственные силы.

Поэтому не приходится удивляться, что в  российском социуме слабее, чем в  других европейских странах, выражено начало самоорганизации. Не будем обсуждать  сейчас молодежь, которую можно упрекнуть  в социальной незрелости и эгоистическом  инфантилизме – ведь с возрастом  это обычно проходит. Но надо отметить, что готовность к разумному самоограничению  и известной жертвенности не в  равной мере проявляется в разных социальных слоях. Общая картина  в целом складывается вполне в  соответствии с «Политикой» Аристотеля – устойчивая основа упорядоченной  социальности создается средним  слоем социума, не самым богатым, но деятельным и достаточно обеспеченным.

Как это ни парадоксально, с точки  зрения приверженности общим нормам морали, наименее «испорченными» являются малообеспеченные россияне, живущие  в маленьких городках, тогда как  их более преуспевшие сограждане и жители больших городов гораздо  более склонны к цинизму, именно эти последние проявили в ходе опроса наибольшую готовность подчинять  свои частные интересы общему благу. Если по выборке в целом такие  настроения поддерживает менее трети  опрошенных, то в среднем классе – до 40%, а в периферии – 38%. Повышение уровня доходов также  коррелирует с повышением чувства  ответственности за общее благо. Правда, прямо пропорциональной зависимости  здесь нет. Пик (почти 43 %) приходится опять же на «средних» – на группу с душевым ежемесячным доходом 5000 – 6000 руб., потом вновь наблюдается  некоторое снижение. А вот при  сопоставлении разных типов поселений, еще раз подтвердился уже упоминавшийся  вывод о том, что наиболее «сознательным» является население городов с  населением 100 – 500 тыс. человек.

Анализируя  эти различия и сопоставляя их с другими данными, можно сделать  вывод, что оптимальное сочетание  установок на динамичное поведение  и сравнительно высокий уровень  солидаристских ценностей в настоящее  время наблюдается в городских  поселениях, насчитывающих от 100 до 500 тысяч жителей.

Попробуем сформулировать проблему отношения  между личным (частным) и общественным более радикально, переведя ее из плоскости  разумного самоограничения в  окрашенную совсем иными эмоциональными тонами и требующую «другой» нравственности плоскость жертвенности. Вопрос был  сформулирован как предложение  выбрать что-то одно из двух альтернатив: «Если авторитетные политики призовут меня во имя спасения страны пожертвовать личным благосостоянием, я готов  на это пойти» или же «Я не готов  жертвовать личным благополучием даже ради спасения страны». Крупные городские  центры (свыше 1 млн. жителей) и в данном случае оказались на последнем месте  по уровню приверженности их населения  патриотическим ценностям – здесь  жертвовать своим благополучием  на благо Отечества согласен лишь каждый четвертый. В остальных категориях городских поселений, которые в  целом мало отличались между собой  в плане готовности части населения  к отказу от некоторых своих интересов  и притязаний во имя общего блага, произошло определенное расслоение. На общем фоне заметно выделились города с населением 250 – 500 тыс. человек, где уровень позитивного восприятия идеи патриотического самопожертвования  лишь немного не достиг 40%.

Что касается среднего класса, то, сравнительно с остальными экономически активными горожанами, он и в рассматриваемом случае продемонстрировал более высокую сознательность (на 6 % выше средней по выборке).

У тенденции, связанной с распространением индивидуалистических настроений, есть объяснение, которое как бы лежит  на поверхности и на первый взгляд может показаться самым разумным и естественным: это следствие  перехода от традиционалистского общества к современному обществу ответственных  индивидов.

Однако  при этом не стоит забывать, что  российский индивидуализм существенно  отличается от западного «стандарта»  индивидуализма не только ситуативным  радикализмом, но и совершенно своеобразной смысловой тональностью, восходящей в своем происхождении к ключевому  для русского менталитета понятию  воли как полной самодостаточности. Свобода, воплощаемая в правах и  обязанностях, не мешает атомизированным, но рационально мыслящим и «ответственным»  индивидам объединять свои усилия с  другими такими же индивидами, имеющими те же проблемы и интересы. Свободу, переживаемую в качестве воли, тяготит  усилие, необходимое для установления контакта с «другими», если, конечно, речь идет о формально-договорном взаимодействии.

Из  этого можно вывести ряд характерных  психологических особенностей россиян, но нам сейчас важно другое –  в какой-то точке своего развития такой гипериндивидуализм неизбежно  приходит к необходимости ограничивающего  его принципа. Именно здесь, надо искать истоки укорененных в национальной ментальности представлений о нормальном социальном порядке. Из этого вырастает  специфический российский эгалитаризм, который, если судить о нем поверхностно, кажется каким-то отрицанием индивидуальности и индивидуализма, но на самом деле является их естественным и закономерным продолжением.

Данная  закономерность уже неоднократно воспроизводилась в ходе исторического развития страны. Судя по всему, действует она и  сегодня. Видимо, только этим можно  объяснить то обстоятельство, что  наблюдаемый в последние годы рост индивидуализма на уровне личных жизненных установок и ценностей («свобода важнее материального благосостояния», «быть яркой индивидуальностью  лучше, чем жить как все» и др.) уравновешивается, а может быть и  нейтрализуется, совершенно противоположным  процессом в плане приверженности тому или иному типу социальности: когда речь заходит не об отдельном  человеке, а о социуме в целом, россияне высказываются не за общество индивидуальной свободы, а за общество социального равенства. В общем  и целом первый из указанных вариантов  предпочли немногим более трети  наших респондентов (36%), а второй – 60%.

Причем  распределение мнений по данному  вопросу сильно дифференцировано в  зависимости от социальных факторов. Однако в процессе анализа выявилась  лишь одна категория респондентов, в которой доля приверженцев общества свободы превысила половину (54%) –  это обеспеченные граждане, чей ежемесячный  доход превышает 10 тысяч рублей на члена семьи.

Российский  средний класс в целом также вписывается в эту общую картину, хотя уровень поддержки общества индивидуальной свободы здесь заметно выше, чем в остальной массе населения (48% против 35%-36%). Надо заметить, что и здесь работает в первую очередь фактор дохода. Наименьшую симпатию обществу индивидуальной свободы выразили пожилые люди – свыше 3/4 наших сограждан в возрасте свыше

50 лет эту  идею отвергают и хотят жить  в обстановке социального равенства.  Среди молодежи до 30 лет эта  позиция выражена намного слабее. Но все-таки и здесь ее поддерживает  более половины опрошенных (52%-57 %).

Вопрос  о том, должна ли Россия жить по тем  же правилам, что и современные  страны Запада, или она представляет собой особую цивилизацию, в которой  западный образ жизни никогда  не привьется, традиционно задавался  на протяжении почти полутора десятилетий  во многих наших опросах. Общая тенденция, которую выявило такое зондирование, неоднократно освещалась в печати, поэтому вкратце напомним о некоторых  полученных ранее результатах. Как  и ранее, прозападные настроения усиливаются обратно пропорционально  возрасту и прямо пропорционально  уровню благосостояния и типу поселения, но все же ни в одной из социально-демографических  групп они не пересекают 50-процентной отметки. Та же картина характеризует и ситуацию со средним классом.

Анализ  подсознательных эмоциональных  реакций и ассоциативных рядов  наших респондентов (им предлагалось выразить свое положительное или  отрицательное отношение к некоторым  понятиям, обозначающим явления социальной жизни и политики) показывает, что  городское население России в  большинстве своем весьма отрицательно относится к НАТО (по данному вопросу  в совокупности получено 20% положительных  ответов против 78% отрицательных) и  умеренно негативно – к США: позитивное отношение к этой стране проявили 37% опрошенных, негативное – свыше 60%.

При этом индикатор благожелательного  отношения к США у СК оказался всего лишь на 3% выше, чем в среднем  по выборке, по отношению к ВТО  – на 7%, по отношению к НАТО –  практически таким же, как и  у остальной части населения. СССР для СК однозначно привлекательнее  США (67% и около 42% соответственно). Различие с прочими массовыми слоями состоит  в том, что СК более благожелательно  воспринимает ВТО, чем СНГ (в пользу этой организации в данном социальном слое высказались 57%, что на 10% выше, чем в среднем по выборке, в  то время как СНГ кажется привлекательным  только 51%-52% представителям СК).

Много говорить в этом контексте об отношении  наших респондентов в возрождающейся России вряд ли необходимо – лояльность к ней чрезвычайно велика и  далеко превосходит не только уровень  позитивного отношения к наднациональным  структурам глобального мира и лидерам  глобализации, но и к собственному советскому государству. Во всех без  исключения социально-демографических  группах она колеблется на уровне 94%-98% (среднее значение – свыше 96%). Первое из них, обозначающее определенную географическую и культурно-историческую реальность воспринимается безоговорочно  положительно подавляющим большинством населения (почти 83%, при том, что  слово «Азия» вызвало симпатии только у 52%-53%). По второму результат получился  заметно более скромным, не исключая и самых проевропейски настроенных  групп. В целом по выборке уровень  положительных реакций на термин «Евросоюз» оказался равным примерно 65%, что также на 17%-18% меньше, чем  на слово «Европа».

Еще в конце 90-х годов ХХ века в  рамках проводившихся нами тогда  кросс-культурных сопоставлений между  немцами и россиянами были зафиксированы  существенные различия в переживании  времени (они выявлялись при помощи метода зондирования эмоциональных  реакций на те или иные понятия). Если в первом случае наиболее значимой точкой для большинства опрашиваемых оказалось настоящее, то во втором –  будущее. Понятно, разумеется, что модель восприятия времени модифицируется конкретными условиями, в которых  живет тот или иной человек. Однако с этими необходимыми поправками общая тенденция прослеживается вполне отчетливо. Определенные данные, проливающие дополнительный свет на особенности «чувства времени» у  россиян вообще и российского  СК в частности, были получены и в  ходе проведенного исследования. Тенденция, выведенная на основании данных по выборке в целом, состоит в  том, индикаторы позитивного отношения  равномерно возрастают от прошлого к  будущему: 74% – 77% – 86%. По среднему классу наклон графика чуть круче (71% – 85% – 91%), т.е. и настоящее, и будущее  видятся ему более благоприятными, чем остальным слоям городского населения, а вот прошлое чуть реже вызывает положительные эмоции.

Заключение

Средний класс – уникальное явление в  мировой истории. Можно сказать, его не было на протяжении всей истории  человечества. Он появился лишь в XX веке. В обществе он выполняет специфическую  функцию. Средний класс – стабилизатор общества. Чем он больше, тем меньше вероятность того, что будут сотрясать  революции, межнациональные конфликты, социальные катаклизмы.

Он  состоит из тех, кто сделал судьбу собственными руками и, следовательно, кто заинтересован в сохранении того строя, который предоставил  подобные возможности. Средний класс  разводит два противоположных полюса, бедных и богатых, и не даёт им столкнуться. Чем тоньше средний класс, тем  ближе полярные точки стратификации, тем вероятнее их столкновение. И  наоборот.

Средний класс – самый широкий потребительский  рынок для мелкого и среднего бизнеса. Чем многочисленнее этот класс, тем увереннее стоит на ногах  малый бизнес. В средний класс  входят две основные категории: собственники материального капитала и собственники интеллектуального капитала, в том  числе менеджеры, учёные, инженеры.

Формирование  среднего класса, по-видимому, необходимый  этап развития социально-ориентированной  рыночной экономики. Однако период его  достаточно определенного существования  в социальной структуре постиндустриального  общества может оказаться достаточно небольшим. В случае если тенденция  к выравниванию положения различных  классов, групп, слоев  будет достаточно сильной, то границы среднего класса станут постепенно менее четкими.

В заключение можно сказать, что социально-классовая  структура строится на основании  неравенства с учётом такой характеристики, как гетерогенность. Близость социальных статусов приводит к образованию  социальных слоёв, которые помимо разницы  в вознаграждениях имеют разные установки, нормы поведения, идеалы и т.д.

 

 

 

 

 

Список использованной литературы

1. Кравченко А.И. Социология [Текст]: учебник. М.: Инфра-М, 2007 — 624 с.
2. Фролов С.С. «Социология» [Текст]: учебник, 1999г.
3. Обыденова Т.Н. «Средний класс и его работа» [Текст]: Социс № 3, 2000г, с. 33 – 42.
4. Петухов В.В. Политические ценности и поведение среднего класса  [Текст]: // Социс, 2000 г., № 3, с. 23 – 33.
5. Беляева Л.А. Социальная стратификация и средний класс в России[Текст]: М.: Academia, 2007.

 

 

¹ И. Робертсон