Теория элит Гаэтано Моски

сложиться деспотизм  в наихудших его проявлениях, т. е. варварская и примитивная

форма правления, имеющая в своем распоряжении инструменты современной

цивилизации» [1, стр. 223].

К чему ведет подобный процесс? В истории Моска видел  достаточно примеров

пагубности для  общества его излишней бюрократизации, которой сопутствует рост

претензий военного класса и бюрократических слоев, прибирающих к рукам

производство. Рост налогов с классов — производителей благ — может привести к

сильному снижению их индивидуального дохода, к сокращению производства.

Этому будут сопутствовать  рост эмиграции и уменьшение рождаемости, и как итог

— внутреннее истощение  социального организма.

Моска сравнивал общества, организованные по феодальному и по бюрократическому

принципу, и пришел к выводу, что феодальное общество, как менее

организованное и более склонное к автономии, требует от его правителей более

сильных личностных качеств, чем бюрократическое. Устойчивость

последнего нередко  сохраняется даже тогда, когда отвергается старая

политическая формула и ищется новая, в то время как первое, если оно находится

в окружении более  организованных государств, «легко может  быть поглощено ими в

один из многих периодически повторяющихся кризисов центральной власти» [1,

234]. Знакомясь с  логикой рассуждения Моска, легко  сделать вывод, что оба

политических типа, достигая полного развития, деградируют. Одинаково пагубны

для общества неустойчивый законченный феодальный тип и ведущий к разрастанию

аппарата управления и к разрушению производящих слоев законченный

бюрократический тип.

Какие выводы делает Моска? Он отвергал идеи о построении пролетарского

государства, поскольку  оно неизбежно переродится в крайне бюрократизированное

государство. «Нам не следует создавать себе иллюзий  о практических

последствиях режима, при котором были бы неразрывно связаны  и присвоены

одними и теми же людьми управление экономикой, производством  и

распределением и политическая власть. ...Если все средства производства

окажутся в руках  правительства, чиновников, которым поручат ведать

производством и  распределением, т. е. если они станут арбитрами во благо

всех людей, то нигде и никогда не возникнет  более могущественной олигархии,

более сильной  мафии, чем в таком обществе...» [1, 245-248). В переиздании

«Элементов» в 1923 г. Моска дополнил этот текст строками о том, что

превращение коммунистического  режима в «чудовищный деспотизм» состоялось в

России.

Однако что же необходимо для того, чтобы общество имело «относительно

совершенную политическую организацию»? Основное условие — наличие большого

по численности  среднего класса, т. е. людей, занимающих устойчивое

материальное положение. В Древнем Риме это были мелкие собственники — плебеи,

в Англии это средние  капиталисты, в США — зажиточные фермеры. В переиздании

«Элементов» Моска  отмечал, что первая мировая война  заметно ослабила эти слои

в ряде стран Западной Европы, что вызвало трудности  в развитии

представительных  режимов. Итальянский социолог не писал о том, что нормальное

функционирование  представительного режима предполагает наличие в стране

гражданского общества, формирующего средний слой, хотя этот вывод сам собой

напрашивается из логики его рассуждений.

Серьезную опасность для представительной системы Моска видел в росте

монополий в промышленности, транспорте, банковском деле, из-за которого узкий

круг владельцев крупного капитала способен «будоражить  широкие слои,

запугивать и  подкупать чиновников, министров, депутатов, прессу, а та часть

национального капитала, которая является наибольшей, не способна

противодействовать, так как распылена по множеству  рук и задействована в

бесчисленных мелких и средних предприятиях» [8].

Монополизм в  экономике дополняется монополизмом в политике. Так, в США

«политиканы... наловчились  строить... систему, когда все ветви  власти,

обязанные контролировать и дополнять одна другую, оказываются  порождением

одного и того же "кокуса" или избирательного комитета» [8]. Моска настаивал

на том, что представительный режим не есть воплощение политического равенства

граждан, и вовсе не вследствие неправильного понимания или неполного

проведения демократического принципа. Чтобы показать это, он рассматривал

процедуру выборов.

Сама избирательная кампания представляет явный пример противоречия видимости

и сущности: «Когда говорят, что избиратели выбирают своего депутата,

используется совершенно неподходящее выражение. Правда состоит в том, что

депутат делает себя избираемым... или его друзья делают его избираемым» [8].

Если бы каждый избиратель мог предложить кандидата  от себя, из выборов не

вышло бы ничего, кроме  большого разброса голосов. Поэтому его выбор

ограничен фамилиями, внесенными в избирательный бюллетень. Это нарушает

известный в частном праве принцип делегирования, который состоит в полной

свободе выбора доверителем  лица для осуществления юридических  действий от его

имени. Успех на выборах обеспечивается деятельностью  избирательных комитетов,

т. е. организованных меньшинств, которые ведут борьбу за кандидата. В

образовании таких комитетов имеют значение имущественный ценз, взаимный

материальный интерес, клановые, классовые, религиозные и партийные связи. Но

несмотря на все  это, Моска считал представительный режим несравнимо выше

любого абсолютистского  государства, управляемого бюрократией, по его

способности обеспечить действие множества политических сил  на управление

государством.

Сколь ни мала роль масс как субъекта политики, она  не равна нулю, что

проявляется и  в ходе избирательной кампании, когда «чувства» и «страсти

толпы» влияют на депутатов и становятся слышимы  в правительстве. Даже при

абсолютистских  режимах правящим классам «приходится вести себя очень

осмотрительно, когда  речь идет об опасности задеть чувства, принципы и

предрассудки большинства  управляемых...» [1, стр. 217].

     Итогом исследования темы становится выработка Моска концепции государства,

которая отличается от всех попыток рассмотрения государства отдельно от

общества, или рассмотрения государства и общества как антагонистов.

Она раскрывается Моска в двух планах: юридическом  и политическом. С юридической

точки зрения государство  отличают такие признаки, как «четкая  организация,

имеющая права  юридического лица... способная осуществлять юридические

действия... представлять интересы общества... ведать общественным

имуществом... вступать в конфликт интересов с частными лицами и иными

юридическими лицами». (Как видим, профессия юриста наложила отпечаток на

понимание проблемы.) Далее он писал: «Говоря о политической стороне, надо

отметить, что государство  есть не что иное, как организация  всех политически

значимых социальных сил. ...оно — комплекс всех тех элементов, которые

способны к политическим функциям... т. е. оно итог их координации  и дисциплины»

[1, стр. 221].

Такое представление  нуждается в конкретизации. Если государство «успешно

выполняет политическую функцию», то нет оснований говорить об его

«антагонизме» с обществом (что мы видим у Руссо). Но такое возможно при

определенной политической организации, когда рационально используются все

элементы, имеющие политическую ценность; обеспечены их доступность взаимному

контролю и их действия осуществляются по принципу индивидуальной

ответственности. О подобном государстве Моска  писал в модусе долженствования,

а не как о реально  существующем. (ссылка - Зотов)

Хотя у Моска  нет радикальной программы преодоления всесилия бюрократической

организации, тем  не менее он вопреки заявленному им требованию

объективности и нейтральности в политическом исследовании дал некоторые

конкретные средства лечения «болезней парламентаризма». Надежды главным

образом он возлагал на привлечение в администрацию  и для работы в

государственных службах «людей со стороны, не входящих в бюрократию»,

которые «не являются оплачиваемыми чиновниками, не имеют никаких поощрений,

не зависят от произвола министра и не должны ждать  продления своих полномочий

от итогов голосования, от благоволения комитета или избирательного дельца»

[8].

Эти меры, разумеется, не являются надежным заслоном бюрократизму. Участие

общественных представителей, обладающих необходимой культурой и знаниями, в

общественных делах, а частично и в экономической  сфере, никогда не заменит

бюрократию полностью, и она постоянно будет себя воспроизводить. Но нельзя

рассматривать государственную бюрократию и как защитницу «от всех бед,

связанных с частной  конкуренцией, ...от всех эксцессов индивидуализма и

эгоизма» [1, 216], поскольку  Моска сам отмечал, что «государство есть

организация, состоящая  в основном из господствующих элементов общества» [Там

же].

Структура правящего  класса во многом определяет политический тип общества в

целом. Источниками  его власти могут быть военная  сила, богатство, особые

знания, в том  числе, знания теологические. Военная сила закрепляется в

собственности, а  последняя порождает политическую власть (соответственно,

военное общество сменяется феодальным, а затем  бюрократическим обществом).

Во всяком обществе элита стремится монополизировать свои позиции и передавать

их своим потомкам, стремится к превращению в наследственную касту. Этому

препятствует возникновение  новых источников богатства, знаний, религиозных

идей, порождающее периодические конфликты элиты с определенными частями

нижних слоев.

"В действительности  можно сказать, что вся история цивилизованного

человечества, —  говорит Г.Моска, — сводится к  конфликту между стремлением

господствующих  элементов монополизировать политическую власть и передавать

обладание этой властью по наследству и стремлением к вторжению на их место