Теория социального пространства П. Бурдье

     Возможности доступа или присвоения по Бурдье определяются через отношение между  пространственным распределением агентов, взятых нераздельно как локализованные тела и как владельцы капитала, и распределением свободных в  социальном отношении благ или услуг. Отсюда следует, что структура пространственного  распределения власти, иначе говоря, устойчиво и легитимно присвоенные  свойства и агенты, наделенные неравными  возможностями доступа к благам или их присвоению, как материальному, так и символическому, представляет собой объективированную форму  состояния социальной борьбы за то, что можно назвать пространственными  прибылями.

Эта борьба может принимать индивидуальные формы: пространственная мобильность, внутри- и межпоколенная — перемещения  в обоих направлениях, например, между центром (столицей) и провинцией или между последовательными адресами внутри иерархизированного пространства столицы — являет собой хороший показатель успеха или поражения, полученного в этой борьбе, и более широко, всей социальной траектории.

     Борьба  за пространство может осуществляться и на коллективном уровне, в частности, через политическую борьбу, которая  разворачивается, начиная с государственного уровня — политика жилья, и до муниципального уровня, а именно посредством строительства  и предоставления общественного  жилья или через выбор коммунального  оснащения. Борьба может идти, исходя из целей конструирования гомогенных групп на пространственной основе, т. е. за социальную сегрегацию, которая  есть одновременно причина и результат  исключительного обладания пространством  и оснащением, необходимым для  группы, занимающей это пространство, и для ее воспроизводства.

     Пространственные  прибыли могут принимать форму  прибылей локализации, которые в  свою очередь могут быть подвергнуты  рассмотрению в двух классах.

     Во-первых, рента от ситуации, которая связывается  с фактом нахождения рядом с дефицитными  или желательными вещами (благами  или услугами, такими как образовательное, культурное или санитарное оснащение) и с агентами (определенное соседство, приносящее выгоды от спокойной обстановки, безопасности и др.) или вдали  от нежелательных вещей или агентов.

     Во-вторых, прибыли позиции или ранга (как  те, что обеспечиваются престижным адресом) — частный случай символических  прибылей от отличия, которые связываются  с монопольным владением отличающей собственностью. (Физические расстояния, которые можно измерить пространственными  мерками или, лучше, временными мерками, по длительности времени, необходимого для перемещения в зависимости  от доступности средств общественного  или частного транспорта, иначе говоря, власть, которую капитал в его  различных видах дает над пространством, есть также власть над временем.) Они могут затем принимать  форму прибылей от оккупации пространства (или от размеров), то есть от обладания физическим пространством (обширные парки, большие квартиры), которые могут стать способом сохранения разного рода дистанции от нежелательного вторжения. Одно из преимуществ, которое дает власть над пространством - возможность установить дистанцию (физическую) от вещей и людей, стесняющих или дискредитирующих, в частности, через навязывание столкновений, переживаемых как скученность, как социально неприемлемая манера жить или быть, или даже через захват воспринимаемого пространства - визуального или аудио - представлениями или шумами, которые, в силу их социальной обозначенности и негативного оценивания, неизбежно воспринимаются как вмешательство или даже агрессия.

     Шансы для присвоения различных материальных и культурных благ и услуг специфицируются  для различных обитателей этой зоны по материальным (деньги, частный транспорт) и культурным способностям присваивать, имеющимся у каждого агента. Можно  физически занимать жилище, но, не жить в нем, если не располагаешь негласно требующимися средствами, начиная с  определенного габитуса.

     Габитус формирует место обитания посредством  более или менее адекватного  социального употребления этого  места обитания.

Помимо  экономического и культурного капиталов, некоторые пространства, в частности, наиболее замкнутые, требуют также  и социального капитала. Они могут  обеспечить себе социальный и символический  капиталы лишь с помощью “эффекта клуба”, который вытекает из устойчивого  объединения в недрах одного и  того же пространства (шикарные кварталы или великолепные особняки) людей  и вещей, похожих друг на друга  тем, что их отличает от огромного  множества других, что у них  есть общего, не являющегося общим.

Эффект  гетто есть полная противоположность  эффекту клуба. В то время, как  шикарные кварталы, функционирующие  как клубы, основанные на активном исключении нежелательных лиц, символически посвящают  каждого из своих обитателей, позволяя ему участвовать в капитале, аккумулированном совокупностью жителей, гетто символически разлагает своих обитателей, объединяя в некоторой резервации совокупность агентов, которые, будучи лишены всех козырей, необходимых для участия в различных социальных играх, могут делиться только своим отлучением. Кроме эффекта “клеймения”, объединение в одном месте людей, похожих друг на друга в своей обделенности, имеет также результатом удвоение этого лишения, особенно, в области культуры и культурной практики (и, наоборот, эффект “клеймения” укрепляет культурные практики наиболее обеспеченных).

     Бурдье  пишет: “Прежде всего социология представляет собой социальную топологию. Так, можно изобразить социальный мир в форме многомерного пространства, построенного по принципам дифференциации и распределения, сформированных совокупностью действующих свойств в рассматриваемом универсуме, т. е., свойств, способных придавать его владельцу силу и власть в этом универсуме. Агенты и группы агентов, таким образом, определяются по их относительным позициям в этом пространстве. Каждый из них размещен в позиции и в классы, определенные по отношению к соседним позициям (т. е. в определенной области данного пространства), и нельзя реально занимать две противоположных области в пространстве, даже если мысленно это возможно.”

     Говоря  о позиции агентов в пространстве, Пьер Бурдье подчеркивает тот аспект, что социальное и физическое пространства невозможно рассматривать в “чистом  виде”: только как социальное или  только как физическое. Социальное пространство – это воплотившаяся  физически социальная классификация: агенты “занимают” определенное пространство, а дистанция между их позициями  — это тоже не только социальное, но и физическое пространство.

     Следовательно, можно сказать, с одной стороны, что совокупность позиций в социальном пространстве (точнее, в каждом конкретном поле) конституируется практиками, а с другой стороны, — что практики есть то, что “находится” между  агентами. Пространство практик, таким  образом, так же объективно, как и  пространство агентов. Социальное пространство как бы воссоединяет оба эти пространства — агентов и практик — при постоянном и активном их взаимодействии.

     Таким образом, общество как “реальность  первого порядка” рассматривается  в аспекте социальной физики как  внешняя объективная структура, узлы и сочленения которой могут  наблюдаться, измеряться, “картографироваться”. Субъективная же точка зрения на общество как на “реальность второго порядка” предполагает, что социальный мир  является “контингентным и протяженным  во времени осуществлением деятельности уполномоченных социальных агентов, которые  непрерывно конструируют социальный мир  через практическую организацию  повседневной жизни”.

Говоря  о социальном пространстве как “пространстве  второго порядка”, Бурдье подчеркивает, что оно есть не только “реализация  социального деления”, понимаемого  как совокупность позиций, но и пространство “видения этого деления”, а также не только занятие определенной позиции в пространстве (поле), но и выработка определенной (политической) позиции. “Социальное пространство, таким образом, вписано одновременно в объективность пространственных структур и в субъективные структуры, которые являются отчасти продуктом инкорпорации объективированных структур.”

     Таким образом, Бурдье предлагает для анализа  социальной реальности социальную праксеологию, которая объединяет структурный и конструктивистский (феноменологический) подходы. Так, с одной стороны, он дистанцируется от обыденных представлений с целью построить объективные структуры (пространство позиций) и установить распределение различных видов капитала, через которое конституируется внешняя необходимость, влияющая на взаимодействия и на представления агентов, занимающих данные позиции. С другой стороны — он вводит непосредственный опыт агентов с целью выявить категории бессознательного восприятия и оценивания (диспозиции), которые “изнутри” структурируют поведение агента и его представления о занимаемой им позиции.

2.2. Концепция габитуса

     Габитус есть структурированная система  диспозиций — система действия, восприятия, мышления, оценивания и выражения, — предрасположенная функционировать как структурирующая структура. В качестве таковой, габитус генерирует и структурирует практики и представления так, что они оказываются объективно адаптированными к системе социальных отношений, продуктом которой, впрочем, он является. На этом основан эффект его гистерезиса (отставания, запаздывания): какое-то время после того, как социальные отношения изменились (или агент занял другую позицию в них), агент по-прежнему воспроизводит старые социальные отношения, продуктом которых является его габитус. Иными словами, габитус сохраняет постоянство в изменении, тем самым сообщая практикам свойства непрерывности и упорядоченности.

     «Будучи внутренним опытом, через который  непрерывно осуществляется закон внешней  необходимости, несводимой к непосредственному  конъюнктурному принуждению, габитус  обеспечивает активное присутствие  прошлого опыта, который, существуя... в  виде схем восприятия, мышления и действия, дает более убедительную гарантию тождества  и постоянства практик во времени, чем все формальные правила и  явным образом сформулированные нормы».

     Габитус функционирует как порождающий  механизм, способный спонтанно производить  в большинстве социальных ситуаций практики, выражающие один общий принцип. Иначе говоря, габитус систематическим  образом проявляется во всех практиках  агентов, его схемы переносимы из одной сферы в другую. Систематизируя практики агентов, габитус задает им относительное внутреннее единство, нечто вроде самосогласованности, когерентности, некий стиль.

     Сказать, что габитус есть место интериоризации внешнего и экстериоризации внутреннего  или продукт истории, производящий практики в соответствии со схемами, порожденными историей, все равно что в более привычных выражениях сказать: габитус есть воспроизводство внешних социальных структур под видом внутренних структур личности. В процессе интериоризации, которая есть ни что иное как практическое освоение принципов производства практик, не достигающее дискурсивного и рефлективного уровня, агент имитирует практики других агентов; он не овладевает «рефлективными моделями» практик, а присваивает modus operandi посредством как простого ознакомления и повторения чужих практик, так и посредством скрытых и/или явных, бессознательных и/или методически организованных внушений (разнообразных «педагогических воздействий») принципов, которые проявляются практически в навязанных практиках и/или сформулированы явно, формализованы. При всей внешней самопроизвольности, имитации практик других агентов и многообразные формы внушения представляют собой структурированные упражнения, передающие тот или иной способ действий, ту или иную точку зрения, систему диспозиций .Интериоризируется логика функционирования системы социальных различий, и потому интериоризировать — значит обрести способность спонтанно воспроизводить в своих практиках, представлениях и т. п. социальные отношения, существовавшие на момент интериоризации. В этом кроется одна из основных причин, по которой наличный социальный порядок поддерживается сравнительно долго и довольно просто.

     Важнейшим моментом интериоризации является инкорпорация — воплощение социальных отношений в теле агента в виде его устойчивых диспозиций определенным образом говорить, ходить, чувствовать, держать спину и т. п.

     «Если все общества... придают такое  значение внешним, казалось бы самым  незначительным деталям поведения, ухода за собой, манерам... и речи, то это потому, что рассматривая тело как память, общества доверяют ему в конспективной и практической, т. е. мнемотехнической форме, фундаментальные принципы культурного произвола».

Как и  социализация, формирование габитуса в процессе интериоризации социальных отношений осуществляется в несколько  этапов: первичный габитус, сложившийся  в семье, служит основой восприятия и усвоения школьного образования; вторичный (школьный) габитус выступает  условием и предпосылкой восприятия и оценивания сообщений СМИ и  т. д. Иными словами, логика интериоризации превращает габитус в хронологически упорядоченное множество диспозиций, в «некую структуру определенного ранга», которая уточняет границы структуры низшего ранга (генетически предшествующие) и структурирует структуры высшего «посредством структурирующего действия, оказываемого на структурированный опыт, порождающий эти структуры».

     Практики, обязанные своей специфической  формой законам, свойственным каждому  из полей социального пространства, суть продукт диалектической связи  между социальными ситуациями и  габитусом. Габитус производит в  различных полях практики, воспроизводящие  законы этих полей. Он может реализовывать  один стиль в разных полях тем  полнее, чем более исчерпывающе воспроизводятся  в производимых им практиках принципы культурного произвола той или  иной социальной группы .

     Чтобы объяснить практики агента, социологу  надлежит реконструировать связь между  социальными отношениями, интериоризацией  которых он является, и теми, в  контексте которых он производит практики. Габитус выступает в  роли «практического смысла» и, взаимодействуя с социальными отношениями, воспроизводит  объективированные в них смысловые  структуры; условием такой актуализации является трансформация самих социальных отношений. Именно непредзаданное, непредустановленное  взаимодействие габитуса как системы  когнитивных и мотивационных  структур с непрерывно меняющимися  социальными отношениями детерминирует  интересы, лежащие в основе перехода к практике, в которой реализуются  и которая обусловливает диспозиции. Габитус есть порождающий практики принцип, подчиняющийся «практической  логике» — логике неопределенности и приблизительности, свойственной повседневности. Поэтому ему присущи неопределенность и открытость, неуверенность и экспромтом.