Теория социального пространства П. Бурдье

     С одной стороны, как совокупность практических схем вúдения и деления  социальной действительности, принципов  практической (не-теоретической, обыденной) классификации, габитус представляет собой «практическое чувство». С  другой, как совокупность интериоризированных  схем восприятия и оценивания, мышления и выражения, он придает упорядоченной  импровизации непреднамеренную изобретательность, использующую в качестве точек отсчета  и опоры готовые «формулы», такие, как бинарные оппозиции различий: форма/содержание, главное/второстепенное, центр/периферия, высокое/низкое... Габитус  стремится элиминировать непредвиденные, случайные обстоятельства из любой  социальной ситуации, с которой он сталкивается, переформулируя ее в  задачу, принципом решения которой  он является.

     Иными словами, габитус — это способность свободно производить на практике усвоенные схемы восприятия, мысли, коммуникации, действия... В то же время габитус устанавливает и жесткие рамки, ограничения этой производительной способности: социальные отношения, продуктом которых он является, управляют практиками — не в духе лапласовского детерминизма, а посредством изначально заданных принуждений и ограничений его изобретательности. Габитус не допускает «...ни создания чего-либо невиданно нового, ни простого механического воспроизводства изначально заданного». С точки зрения концепции габитуса «...агенты никогда не бывают свободны, но никогда иллюзия свободы (или отсутствия принуждения) не бывает столь полной, как в случае, когда они действуют, следуя схемам своего габитуса, т. е. объективным структурам, продуктом которых является сам габитус: в этом случае агенты ощущают принуждение не более, чем тяжесть воздуха».

     Интериоризированные диспозиции в отношении возможного и невозможного, свободы и необходимости, разрешений и запретов, заключенных  в социальных отношениях, порождают  диспозиции, объективно совместимые с данными отношениями и заранее адаптированные к их требованиям. При этом наиболее невероятные практики исключаются как немыслимые еще до какого-либо рассмотрения путем непосредственного подчинения социальному порядку, подчинения, принуждающего отказываться от невозможного и желать неминуемого.

     Составляющие  габитус диспозиции (практические схемы), производя адаптированные к социальным отношениям практики (продуктом которых  они являются), осуществляют производство/воспроизводство  социальных отношений. Однако габитус  воспроизводит в любой момент времени именно ту систему социальных отношений, результатом которой  он является; поэтому практики, порожденные  габитусом, a priori адаптированы к социальным условиям лишь в той мере, в какой они остались похожими на те условия, в которых габитус сформировался. Поскольку диспозиции габитуса устойчивы и могут быть более долговечны, нежели социальные отношения их собственного производства, постольку габитус генерирует дезадаптированные практики всякий раз, когда условия его функционирования слишком удаляются от породивших его условий. В этом случае практики, соответствовавшие уже не существующим социальным условиям, оказываются объективно неприспособлены к условиям настоящего.

     Интериоризированные и инкорпорированные диспозиции являются одновременно осознанными  и бессознательными. При этом «вопрос  отношения между сознанием и  бессознательным затемняет более  важный вопрос об отношении между  схемами, порождающими практики и представлениями, которые агенты выстраивают о  своей практике»

Как заметил  Э. Дюркгейм, в каждом из нас живет «вчерашний человек», поскольку настоящее лишь в незначительной мере сравнимо с прошлым, откуда мы родом и в котором мы сформировались. Мы не рефлектируем прошлое, так как оно инкорпорировано в нас, составляет наше бессознательное. Вследствие этого, мы не не предрасположены принимать во внимание его законные притязания на руководство нашим поведением, восприятием и т. д. и, наоборот, самые последние социальные установления мы ощущаем очень остро, поскольку они еще не превратились в наше бессознательное. Подобно этому габитус есть история, «ставшая природой», и тем самым отрицаемая в качестве таковой диспозиции, составляющие габитус, по большей части неосознанны. Это бессознательное есть память, которую производит сама история, воспроизводя социальные отношения в псевдоприродах, каковыми и являются габитусы — габитус «...является бессознательным в том смысле, что его генезис включает в себя амнезию этого генезиса. Габитус является бессознательным и в том смысле, что вне сознания оказываются инкорпорированные ценности, ставшие телом, — вследствие транссубстанциональности, которую производит потаенная убедительность скрытого педагогического воздействия, способного внушить целую космологию, этику, метафизику, политику с помощью столь незначительных предписаний, как, например, «держись прямо»

     В результате язык и тело наводнены  «кристаллизовавшимися» социальными  представлениями. Практики производятся габитусом «автоматически», без  участия сознания, но, тем не менее, им всегда сопутствует некая доля рефлексии хотя бы в виде оценки или минимального участия, необходимого для контроля над функционированием  этих автоматизмов (например, в виде дискурса рационализации). Это частичное  осознание, колеблющееся от постоянного  присутствия сознания до его постоянного  отсутствия, является непременным элементом  здравого смысла и помещается где-то между «естественным светом разума»  и тьмой бессознательного⁶.

«Если габитус владеет агентами в большей  степени, чем они сами им владеют, то это, прежде всего, потому, что они  владеют габитусом лишь в том  его качестве, в каком он действует  в них как принцип организации  их действий, т. е. в форме, в которой они в то же время не владеют им в символической форме».

       Переход от практического освоения  к символическому предполагает  некоторое расхождение между  социальными условиями производства  практик и социальными условиями  производства габитуса, при котором  спонтанные ответы габитуса оказываются  неприспособленными к ситуации, и тогда встает вопрос не  столько отношения между сознанием  и бессознательным, сколько отношения  между практическими схемами,  порождающими практики, и представлениями,  которые выстраивают о них  агенты. Самые основополагающие  принципы производства практик  могут оставаться в неявной  форме, пока они действуют сами  по себе, но их превосходство  исчезает как только ставится  вопрос о том, может ли оно  себя обосновать, т. е. как только столкновение различных способов «убеждения» вынуждает проговаривать то, что понятно без слов, доказывать то, что само собой разумеется и конституировать в долженствующее-быть и долженствующее-делать то, что переживается как единственный способ быть и делать, и, следовательно, воспринимать как основанное на произвольной институции закона то, что казалось бы вписано в саму «природу вещей».  
 
 
 
 
 
 
 

2.3. Социальный агент.

     Чтобы отойти от структуралистского и феноменологического  подходов к изучению социальной реальности Бурдье вводит понятие агента в противоположность субъекту и индивиду. Он подчеркивает, что понятие “субъект” используется в широко распространенных представлениях о “моделях”, “структурах”, “правилах”, когда исследователь как бы встает на объективистскую точку зрения, видя в субъекте марионетку, которой управляет структура, и лишает его собственной активности. В этом случае субъект рассматривается как тот, кто реализует сознательную целенаправленную практику, подчиняясь определенному правилу. Агенты же у Бурдье “не являются автоматами, отлаженными как часы в соответствии с законами механики, которые им неведомы”. Агенты осуществляют стратегии - своеобразные системы практики, движимые целью, но не направляемые сознательно этой целью. Бурдье предлагает в качестве основы для объяснения практики агентов не теоретическую концепцию, построенную для того, чтобы представить эту практику “разумной” или, того хуже, “рациональной”, а описывает саму логику практики через такие ее феномены, как практическое чувство, габитус, стратегии поведения. 
 
 
 
 
 
 

Заключение.

    Социология  Пьера Бурдье носит глубоко критичный  и рефлексивный характер. Его диалектичное и порой парадоксальное мышление направлено на критику не только социальной или политической реальности переживаемого  периода, но и на саму социологию как  инструмент познания социального мира.

    В научной литературе, причем не только в отечественной, но и в зарубежной, нет адекватной расшифровки теории социального пространства П.Бурдье. Существуют лишь очень туманные разъяснения  отдельных положений, плохо увязанные  между собой. Причина видится  не в отсутствии таланта у интерпретаторов, а в неясности и расплывчатости манеры изложения самого Бурдье. Он лишь представил эскиз общей теории поля, указав ключевые положения. Но обоснования  и доказательства теории у него нет, как нет и операционализации  исходных переменных. Вот почему понадобилась новая реконструкция его социологического учения.

    Стремление  П.Бурдье построить общую теорию социального пространства сродни великому замыслу А.Эйнштейна создать единую теорию поля. Ни тот ни другой проект не имел успеха. Непротиворечивой физической концепции, охватывающей все существующие явления, так и не появилось, а  если и выдвигаются гипотезы, то они возникают совсем на иной основе, нежели у Эйнштейна, не сумевшего  либо не захотевшего учитывать достижения современной квантовой физики и  философии индетерминизма.

    В теории социального пространства Бурдье немало противоречий, которые нарушают целостность его построений. Чего стоит хотя бы его утверждение, с  одной стороны, социальной топологии, а с другой - провозглашение статистического  анализа, который является единственным средством обнаружить структуру  социального пространства. Одно с  другим несовместимо: топология имеет  дело лишь с конфигурацией и не обладает метрикой, статистика же несовместима с формой, но все переводит на язык цифр. То он заявляет, что единственная вещь, которая существует для социолога, изучающего общество, это пространство отношений, то заявляет, будто последнее столь же реально, как географическое пространство, внутри которого постоянные перемещения людей. Но географическое пространство не является пространством отношений, в нем нет иерархии и стратификации. Оно относится к топологии, и максимум, что в нем допустимо, и то при допущении новых аксиом, это векторная геометрия.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

ИСПОЛЬЗУЕМАЯ  ЛИТЕРАТУРА:

1. Бурдье П. Социология политики/ пер. с фр., сост., общ. ред. и предисл. Н.А.Шматко. М.: Socio-Logos, 1993. — С. 33-52.
2. Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов»/ пер. с фр., сост., общ. ред. и предисл. Н.А.Шматко. М.: Socio-Logos, 1993. — С. 55.
3. Громов И. А., Мацкевич А. Ю., Семенов В. А. Западная теоретическая социология. СПб., 1996.
4. http://www.rabkor.ru/review/book/680.html Пьер Бурдье Социальное пространство: Поля и практики.2007г. 576 стр.
5. http://bourdieu.narod.ru/index.htm «Основные понятия концепции Пьера Бурдье». Реферат.
6. http://www.ozon.ru/context/detail/id/3959541/ Пьер Бурдье Издательство: Socio-Logos, 1994 г. 288 стр.
7. http://www.ozon.ru/context/detail/id/1399562/ Пьер Бурдье Социология политики. Издательство: Logos, 1993 г. 336 стр.
8. http://www.ozon.ru/context/detail/id/2439772/ Пьер Бурдье Социология социального пространства. 2007 г. 288 стр.
9. http://ru.wikipedia.org/wiki/.
10. http://socio.rin.ru/cgi-bin/article.pl?id=272.  Биография Пьера Бурдье.
11. http://bourdieu.name/taxonomy_vtn/term/3  Статьи и книги П.Бурдье.
12. Социология политики / Пер. с фр.; сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко. — Москва: Socio-Logos, 1993.
13. О символической власти // Бурдье П. Социология социального пространства. — Москва: Ин-т экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2007, с. 87-96
14. Бурдье, П. Формы капитала /пер. с англ. М. С. Добряковой; Бурдье П. Различение: социальная критика суждения (фрагменты книги) / пер. с фр. О. И. Кирчик // Западная экономическая социология: хрестоматия современной классики. — Москва: РОССПЭН, 2004. — 680 с