Литература Ветхого Завета

• Греческая мифология.

Огигов потоп. Огигов потоп произошёл в правление Огига, одного из мифических фиванских царей и основателя Элевсина. Вследствие потопа Аттика была опустошена и её полисы разрушены: наступил период безвластия, длившийся около двухсот лет и окончившийся лишь с воцарением Кекропа. Согласно Сексту Юлию Африкану, христианскому историографу III в. н. э., время Огигова потопа соотносится с исходом евреев из Египта.

Девкалионов потоп Девкалионов потоп был вызван нечестием Ликаона и его сыновей, предложивших Зевсу человеческие жертвы. Зевс решил погубить в потопе греховное людское поколение. Сын Прометея Девкалион спасся со своей женой Пиррой в ковчеге, построенном по указаниям отца. На девятый день потопа ковчег остановился на горе Парнас или одной из вершин Офрийского хребта в Фессалии.

Сойдя на землю, они  отправились к святилищу титаниды Фетиды у реки Кефисс, где вознесли молитву о возрождении людского рода. Фетида ответила им: «Покройте головы ваши и бросайте кости праматери через голову!» — поскольку у Девкалиона и Пирры были разные матери, они сочли, что «кости праматери» — это камни — кости Геи. Они стали собирать камни и бросать их через голову; из камней, брошенных Девкалионом, появлялись мужчины, а из камней, брошенных Пиррой, — женщины.

Однако Зевс не достиг своей цели: кроме Девкалиона спаслись и жители города Парнаса, основанного  сыном Посейдона Парнасом, который изобрёл искусство предсказания. Они были разбужены волчьим воем и следом за волками направились на вершину горы Парнас, где переждали потоп. Часть из них затем переселилась в Аркадию и продолжила там Ликаоновы жертвоприношения.

• Индуистская мифология

Вайвасвата, седьмой из Ману (родоначальников человеческого рода), во время купания случайно поймал крошечную рыбку, которая обещала спасти его от грядущего потопа, если он поможет ей вырасти. Рыба (которая была воплощением Брахмы или Вишну) выросла до огромной величины, и по её совету Вайвасвата построил корабль и привязал его к рогу рыбы. На корабль он взял многие риши и семена всех растений. Рыба пригнала корабль к горе, а когда воды отхлынули, Вайвасвата принёс богам жертву, из которой появилась девушка, ставшая женой Ману.

• Индейское сказание (арауканы).

Однажды очень скромный, бедный человек предупредил всех, что вскоре море затопит землю. Об этом же арауканам сказала змея Тэн Тэн, обитавшая в горах. Но им не поверили. Обитавшая в низинах змея Кай Кай, которая не любила Тэн Тэн, а вместе с нею и людей, заставила море выйти из берегов и затопить землю. Тэн Тэн увеличила высоту гор. Те, кому удалось забраться на них, остались живы, другие же, утонув, превратились в рыб, некоторые стали скалами, многие просто погибли от голода и палящего солнца. Согласно мифу, спаслись только две пары, а скорее всего, одна, которая в арауканской мифологии называется Льитуче («начало поколения людей»). Когда вода спала, «превращенные» рыбы породили женщин, начавших собирать ракушки, поэтому их дети унаследовали имена рыб, китов, морских львов. Сюжеты о потопе встречаются в мифологиях почти всех индейских племён доколумбовой Америки.

2. Особый тип библейской идеологии – переход к монотеизму.

Несмотря  на связь с другими древними культурными  традициями Египта и Месопотамии, Ханаана  и Финикии, древнееврейская литература выработала и развивала принципиально  отличный от мифологических систем других народов и в некоторых отношениях им противоположный тип идеологии. Происходило постепенное приближение к монотеизму в мире Древнего Ближнего Востока. Но только в древнееврейской культуре произошел отчетливый переход к монотеизму. Противоречия для древнееврейской культуры связаны с действием стойких монотеистических традиций и фрагментарных пережитков бытового политеизма на фоне постепенно освобождающегося от них монотеизма. Каждый поворот древнееврейской истории - подъем государственности во времена Давида и Соломона и связанная с ней централизация культа, военная угроза VII в. до н. э. и порожденная ею идеологическая консолидация, которая выразилась в реформе Иосии, крушение независимости в VI в. до н. э. и вызванное им функциональное замещение политико-патриотических ценностей религиозными, - все это прямо или косвенно работало на поступательное углубление необратимо утвердившегося монотеистического принципа.

Монотеизм – это вера в единого и «духовного» бога как творца и повелителя стихий, стоящего недостижимо высоко над миром природы и долженствующего быть для человека ни с чем не сравнимым предметом неограниченного доверия и неограниченной преданности. Монотеизм повлиял и на литературу. Главным отличием является то, что в отличии от греческой литературы, где есть история происхождения каждого бога, в монотеистической культуре о происхождении бога Яхве ничего не известно.  Отношения человека и бога - новая ступень в становлении человеческого самосознания; лицом к лицу с таким образом бога человек острее схватывал свои собственные черты как черты личности, противостоящей со своей волей всему строю мирового целого. Монотеистическая культура связана с первобытным мифом природы. 

    Отличие мировоззренческих  основ древнегреческой и древнееврейской литературы: сопоставление жертвоприношения Авраама с древнегреческим эпосом. 

3. Хроникально-эпический  жанр повести об «Иосифе  Прекрасном». Влияние  повести на европейскую  литературу.

В пределах рассказа мотивы разных литературных традиций слиты воедино, но повествователь сумел наполнить характерным для мифа чередование катастроф и взлетов на пути своего героя чисто человеческим смыслом. Много общего у Иосифа с героем древнеегипетской «Сказки о двух братьях», невинным праведником, оклеветанным женщиной. Но личная судьба Иосифа ставится в многозначительную связь с судьбами всего народа в целом. В итоге выясняется, что на Иосифе лежала миссия - в трудный час спасти род, приготовив отцу и братьям приют в Египте.

Влияние повести на европейскую  литературу.

Библейская  история Иосифа оказала исключительно  широкое влияние на целые эпохи  литературного творчества в русле  иудаистской, исламской и христианской традиций

Египет. На греческом языке и под сильным воздействием техники греческого любовного романа «Душеполезная повесть о хлебодарстве Иосифа Всепрекрасного, и об Асенеф, и о том, как Бог сочетал их»: надменная языческая девица Асенеф охвачена с первого же взгляда безмерной любовью к сверхчеловеческой красоте Иосифа (наделенного чертами эллинистического солнечного божества), а потому принуждена смириться, покаяться во вретище и пепле, принять веру Яхве, за что награждена счастливым браком с благочестивым красавцем. Этот апокриф представляет собой красочное соединение древнееврейской литературной традиции с веяниями совершенно иного рода - мифологической образностью и числовой мистикой Египта, нежной чувствительностью греческой прозы.

Сирия. Сирийская литература IV в. дала «Слово на Иосифа Прекрасного» Ефрема Сирина (Афрема), где образ неповинного страдальца развертывал свои экспрессивные возможности, оказываясь при этом символом и прообразом страданий Христа.

Коран. Йусуфу (арабский вариант имени Иосиф) посвящена  знаменитая 12-я сура Корана, на которую оглядывались поэты ислама, воспевая любовь библейского героя и Зулейки.

Средневековье. Для всего круга литератур христианского Средневековья от Евфрата до Атлантики «Целомудренный Иосиф» - один из популярнейших персонажей; стоит особо упомянуть богатую традицию русских «духовных стихов» - фольклорных сказов, плачей и причитаний о скорбях проданного братьями праведника, восходящих к «Слову» Ефрема Сирина.

Новоевропейская литература. На германском севере Европы множество пьес об Иосифе (С. Биркк, Т. Гарт и т. д.). О разработке той же темы мечтал молодой Гёте; в XX в. к ней обратился Т. Манн (романная тетралогия «Иосиф и его братья», 1933-1943), превращая библейскую топику в предмет приложения рафинированной психоаналитической и религиоведческой учености и одновременно в орудие утверждения либерального гуманизма. Трагедия латышского писателя Я. Райниса с тем же заглавием (1919) - размышление о любви, ненависти, прощении. 
 
 
 
 

4. «Книга  Иова» — философская  квинтэссенция христианского  смирения.

«Книга  Иова» - это книга, которая доносит да нас живой отголосок споров и размеренных поучений. В ней как нельзя более ярко выступает вкус к глубокомысленной словесной игре, к спору и сарказму. Но одновременно она несет в себе преодоление традиционного поучительства, протест против правоверной «премудрости». «Книга Иова» говорит о страшном опыте спора человека с богом, опыте одиночества среди людей и разлада с самим собой. Для «мудрецов» весь мир был большой школой «страха божия», в которой человеку лучше всего быть первым учеником, послушным мальчиком.

Особенно  широко используют традиционный материал: перед нами возникает образ искренней, чистосердечной, благообразной истовости  богатого патриархального шейха, неуклонно  блюдущего себя от греха и во всем поступающего, как положено. Кажется, злу просто неоткуда войти в его жизнь. Но невозможное происходит, и его источник — тот самый бог, который был для оптимистических проповедников «премудрости» гарантом того, что в мире все идет правильно.

Драматическое построение притчи.

  Притча начинается с разговора Яхве и Сатаны. Сатана - Это космический прокурор, который страшно умен, и слова его своей серьезностью требуют бога к ответу: он настаивает на том, что Иов боится бога не даром, что его безупречность обусловлена количеством его стад, его сытостью и благополучием. Вопрос о том, что такое святость — добронравие человека, твердо знающего, что за хорошее поведение причитается награда, или же верность до конца, имеющая опору только в себе самой? – Яхве отдает Иова на пытку обвинителю. Четыре беды идут одна за другой в эпическом ритме; гибнут волы, ослы и слуги Иова, затем овцы и снова слуги, затем верблюды и снова слуги и, наконец, сыновья, дочери и оставшиеся слуги. Иов больше не богач, не господин слуг, не отец семейства, не глава племени; но перед лицом беды совершается последний триумф его истовости — он благочестиво творит обряд скорби. Сатана вроде бы проиграл, но он находит новые доводы: богатство, общественное положение, семейный круг — это еще не главное, что есть у человека. Важнее «кожа» — непосредственная телесная реальность человеческой жизни. Сатане разрешено истязать на сей раз уже не только душу, но «кость и плоть» Иова, на него посылают проказу, видимый знак божьей немилости, позорная утрата телесного благообразия. Иов начинает жаловаться, личные его страдание открывает ему глаза на весь мир общественной неправды, он замечает маяту узников и рабов, от которой они смогут отдохнуть только в смерти, уравнивающей их с их мучителями. Иов не отрекается от веры в правду как сущность Яхве и основу созданного им мира; но тем невыносимее для него вопиющее противоречие между этой верой и очевидностью жизненной неправды. Поставлен вопрос, на который нет ответа, и это мучает Иова несравненно тяжелее, чем все телесные страдания. Чтобы как-то успокоиться, ему надо либо перестать верить в то, что должно быть, либо перестать видеть то, что есть; в обоих случаях он выиграл бы пари Сатане. Первый выход ему предлагает жена: Похули  бога — и  умри!