Понятие «адресата» в коммуникативной лингвистике

1.1. Понятие «адресата» в коммуникативной лингвистике

Когнитивная лингвистика –  наиболее распространенное (особенно в Европе) название направления лингвистических исследований, сложившегося во второй половине 1970-х годов и имевшего в дальнейшем значительное число последователей. В США, где это направление зародилось, его чаще называют «когнитивная грамматика», что объясняется расширительным пониманием термина «грамматика» в англоязычной лингвистике, тогда как в России нередко используется термин «когнитивная семантика», указывающий на один из источников данного исследовательского начинания.

Главная отличительная черта когнитивной  лингвистики в ее современном  виде заключается не в постулировании в рамках науки о языке нового предмета исследования и даже не во введении в исследовательский обиход нового инструментария и/или процедур, а в чисто методологическом изменении познавательных установок (эвристик). Возникновение когнитивной лингвистики – это один из эпизодов общего методологического сдвига, начавшегося в лингвистике с конца в 1950-х годов и сводящегося к снятию запрета на введение в рассмотрение «далеких от поверхности», недоступных непосредственному наблюдению теоретических (модельных) конструктов. Составными частями этого фундаментального сдвига были возникновение генеративной грамматики Н.Хомского с ее понятием «глубинной структуры» (каковы бы ни были дальнейшие трансформации теории Хомского и сколь непростыми ни были бы ее отношения, в частности, к когнитивной лингвистике), бурное развитие лингвистической семантики, возникновение лингвистической прагматики, теории текста, а также современной теории грамматикализации с ее интересом к закономерностям поведения языковых единиц в реальном дискурсе. Во всех этих исследовательских начинаниях на первый план (хотя и по-разному) выходит идея объяснения языковых фактов, причем если в генеративной теории в качестве объяснения предлагаются прежде всего некоторые подлежащие открытию глубинные закономерности языковой способности человека (и в этом заключается главное отличие генеративизма от других программ объяснительного анализа языка), то другие объяснительные программы исходят из того, что языковые факты могут быть, по крайней мере, отчасти, объяснены фактами неязыковой природы, притом необязательно наблюдаемыми. Если, например, для языковой прагматики такими фактами являются принципы человеческой деятельности в социальном контексте (а принимаемыми объяснительными конструктами – цели, намерения, условия деятельности и т.п.), то в когнитивной лингвистике в качестве модельных конструктов выступают когнитивные структуры и процессы в сознании человека: фрейм (М.Минский, к нуждам лингвистики это понятие было адаптировано Ч.Филлмором), идеализированная когнитивная модель (Дж.Лакофф) или ментальные пространства (Ж.Фоконье); 2Ѕ-мерный набросок (Р.Джэкендофф); семантико-грамматические суперкатегории наподобие конфигурационной структуры, динамика сил, распределение внимания, «цепция» и т.д. (Л.Талми); комплексные многоаспектные языковые конструкции – в специальном значении этого термина, предложенном в «конструкционной грамматике» Ч.Филлмора и П.Кэя; когнитивные операции типа правил концептуального вывода (Р.Шенк, Ч.Ригер) или же особого уровня изучение интеллектуальных систем – постулированного А.Ньюэллом «уровня знаний», отличного от символьного уровня.

Когнитивная лингвистика имеет несколько  источников, и в нее ведет несколько  путей. Ниже они по необходимости  перечисляются в некотором порядке, который, однако, не означает ранжирования этих источников по степени их важности.

Прежде  всего, когнитивная лингвистика  продолжает насчитывающую как минимум  более столетия (о «психологизме  в языкознании» говорят, вспоминая  классиков 19 в. – А.А.Потебню, Г.Штейнталя, В.Вундта) историю непростых взаимоотношений  науки о языке с наукой о человеческой психике. С тем, что функционирование языка опирается на какие-то психологические механизмы, никто никогда не спорил, однако взаимодействие лингвистов и психологов наталкивается на серьезные преграды: трудно найти две гуманитарных науки, различающиеся по своей методологии столь же сильно, как лингвистика, входящая в своего рода «семиотический цикл» дисциплин (к которому, кстати, принадлежит и математика), и тяготеющая к «физическому» циклу наук психология. Лежащий в основе современной теоретической лингвистики экспериментальный подход, обоснованный в свое время Л.В.Щербой и сводящийся к оценке правильности/приемлемости тех или иных языковых выражений на основании языковой интуиции, не имеет почти ничего общего (кроме самой идеи экспериментальной проверки гипотез) с психологическим экспериментом. Исследовательские принципы когнитивной грамматики фактически предстают как инверсия традиционной программы психолингвистики. Последняя представляет собой выяснение психологической реальности лингвистических гипотез, их психологическое обоснование; иначе говоря, это применение психологической методологии к лингвистической теории, т.е. психолингвистика, по крайней мере, в методическом отношении, предстает как экспериментальная психология. Когнитивная лингвистика устроена скорее противоположным образом: это выяснение лингвистической реальности психологических гипотез, их лингвистическое обоснование. Гипотезы могут заимствоваться из психологии (на которую в таком случае возлагается теоретическая ответственность) или же строиться непосредственно лингвистом (как это делал Чейф, подчеркивавший независимость его построений от психологических теорий памяти), но строятся они сугубо для объяснения лингвистических фактов, и критерием оценки психологических гипотез служит именно их адекватность фактам языка, т.е. языковой интуиции.

Дополнительной сложностью во взаимодействии лингвистики и психологии является распространенная точка зрения, в  соответствии с которой объект предопределяет природу исследования, и любое  исследование, так или иначе обращающееся к ментальным категориям, относится к сфере психологии. Для партнерства в таком случае просто не остается места. Результатом является то, что среди исследователей, имена которых достаточно устойчиво ассоциируются с когнитивной лингвистикой, людей с психологическим или хотя бы психолингвистическим прошлым мало (исключение составляют Э.Рош и отчасти Д.Слобин). При этом несомненно, что ряд психологических результатов оказал несомненное влияние на когнитивную лингвистику (например, идеи гештальт-психологии), но влияние это имело место постольку, поскольку данные результаты были восприняты и адаптированы лингвистами (прежде всего, Дж.Лакоффом)¹.

Вторым  источником когнитивной лингвистики  является лингвистическая семантика. Собственно говоря, когнитивную лингвистику можно определить как «сверхглубинную семантику» и рассматривать как совершенно естественное развитие семантических идей: попытку увидеть за категориями языковой семантики (прежде всего грамматической) некоторые более общие понятийные категории, которые естественно рассматривать как результат освоения мира человеческим познанием. В наиболее явном виде путь от лингвистической семантики к когнитивной грамматике представлен работами американских лингвистов Л.Талми и Р.Лангакера (Лэнекера). Например, Талми ввел в рассмотрение ряд концептуальных суперкатегорий, к которым могут быть сведены самые разнообразные грамматические явления.

В плане методов здесь налицо непосредственная преемственность, если не тождество: представители когнитивной лингвистики практикуют именно лингвистический эксперимент в смысле Л.В.Щербы, т.е. их исследования опираются на интроспекцию и суждения информанта, обычно самого исследователя, относительно приемлемости/неприемлемости тех или иных языковых форм – как можно и как нельзя сказать. Эмпирическим материалом являются авторские примеры (т.е. лингвистическая интуиция авторов), размеченные по степени их приемлемости (в частности, грамматичности). Например, у того же Талми возможность сказать Она оделась за 8 минут при невозможности: Она поспала за 8 минуть, является аргументом в пользу введения противопоставления ограниченных и неограниченных концептуальных сущностей в рамках понятийной категории конфигурационной структуры².

Естественная  сосредоточенность когнитивной лингвистики на семантической проблематике и методологическая близость ее к лингвистической семантике объясняет стремление ряда авторов, особенно в России, говорить именно о когнитивной семантике, а не о когнитивной лингвистике или грамматике. Следует заметить, кроме того, что некоторые авторы в отечественной лингвистике (Т.В.Булыгина, М.Я.Гловинская, А.П.Володин, В.С.Храковский) давно высказывались о возможности постулирования понятийных суперкатегорий.

Именно  из семантики пришли в когнитивную лингвистику наиболее яркие ее представители. Однако ограничиться такой констатацией, что иногда делается, было бы недостаточно, прежде всего, потому, что некоторые результаты, полученные в когнитивной лингвистике, применимы не только к семантике языка (его плану содержания), но и к плану выражения, т.е. собственно формальным закономерностям языка. Так, разработанное в когнитивной лингвистике понятие прототипа применимо также в фонологии, морфологии, диалектологии и т.д.

У когнитивной лингвистики имеется еще один, причем исторически очень существенный источник. Ее формирование происходило почти одновременно (с отставанием на 2–3 года) с возникновением так называемой когнитивной науки (англ. cognitive science), называемой также когнитологией или когитологией. Предметом когнитивной науки является устройство и функционирование человеческих знаний, а сформировалась она в результате развития инженерной дисциплины, известной как искусственный интеллект.

В рамках когнитивной науки уже  в 1970-е годы были разработаны так называемые языки представления знаний и принципы оперирования с ними (правила концептуального вывода). Поскольку многие исследования в области когнитивной науки велись с целью построения компьютерных моделей понимания естественного языка, ряд лингвистов пристально следили за ними или даже непосредственно в них участвовали. Результатом этого стало ощущение того, что давняя потребность как-то соотнести языковой материал с данными о мыслительных процессах может быть удовлетворена с неожиданной стороны: не неудобными психологами, а «интеллектуально близкими» специалистами по вычислительной технике и информатике, мыслившими вполне семиотическими категориями. В искусственном интеллекте в 1970-е годы господствовала семиотическая парадигма «символьной обработки информации» (symbolic processing) А.Ньюэлла и Г.Саймона, а директор Лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского технологического института П.Уинстон говорил, что заставить вычислительную машину понимать естественный язык – это все равно, что создать интеллект³. На таком фоне и с оглядкой на модели человеческой мыслительной способности, разработанные в когнитивной науке, и формировалась когнитивная лингвистика.

Адресат - получатель речевого сообщения.

Задача начала речи состоит в  установлении контакта между ее участниками. Получатель стремится составить представление об отправителе исходя из своих целей и интересов и уясняет себе, насколько значим предмет речи и в какой мере отправитель заслуживает внимания и доверия. Отправитель, со своей стороны, стремится привлечь внимание, вызвать интерес к теме, указать получателю ценность содержания речи и снискать его доверие.

Когда контакт установлен, получатель переключает внимание на содержание высказывания, стремясь уяснить себе мысли отправителя и оценить их, руководствуясь представлением об отправителе, которое может меняться в ходе речи. Отправитель стремится ясно, убедительно и наглядно высказать и обосновать свои мысли и предложения. В диалоге та же задача решается всеми участниками общения, которые попеременно выступают в роли отправителей и получателей речи, обсуждая проблему.

Когда проблема в достаточной мере рассмотрена или обсуждена, получатель речи обращает внимание на решение, которое  надлежит принять, или на действие, которое надлежит совершить, а отправитель стремится побудить получателя к такому решению или действию, мобилизуя его волю и чувства. В диалогической речи такая мысль-воление формируется совместными словами и действиями участников диалога.

Таким образом, в завершенном высказывании выделяются: начало, связанное преимущественно с отношением отправителя и получателя речи — этосом; середина, связанная с оценкой получателем отношения отправителя к содержанию речи — логосом; завершение, связанное с эмоционально-волевым отношением получателя к решению — пафосом.

1.2. Понятие «адресанта» в коммуникативной лингвистике

Адресант - партнер коммуникативно-речевого акта, отправитель речевого сообщения.

Адресатный (интерперсональный) аспект. В это понятие включается слушатель в совокупности его социальных и ситуативных ролей, знаний о мире, мотивов, целей ив т.д.; учитывая фактор адресата, говорящий определяете тональность высказывания, то есть официальность, Я эмпатию, ироничность и т.д., выбирает соответствующие речевые акты, например, реквеситив или инъюнктив, прямой иди косвенный способ реализации иллокуции в зависимости от межличностных отношений коммуникантов.

Контекстный аспект позволяет установить характер коммуникативной интенции высказывания, его иллокутивную силу, оценить прагматический эффект. Посредством произнесения одного и того же предложения в различных контекстах можно произвести различные действия. Данный аспект чаще всего выражен в речевых актах имплицитно.

Изучая блок коммуникантов, Г.Г. Кларк  и Т.Б. Карлсон⁴ обращают внимание на то, что не всегда речевой акт предназначен тому, кому он адресован. Например: Мама говорит собаке: «Рекс, сегодня с тобой пойдет гулять Сережа». Безусловно, такой речевой акт адресован не Рексу, а Сереже, который, как побочный адресат речевого акта, воспринимает его как директив. Планируя свою речь, говорящий всегда строит «эскиз аудитории». Одним речевым актом он может передать различные сообщения разным слушателям. Так, когда учительница в классе объявляет: «Ребята, санитарка Петрова будет проверять чистоту ваших рук», то по отношению ко всему классу она осуществляет констатив, а по отношению к Петровой - директив. Побочные речевые акты широко распространены в массовой коммуникации. Например, в телевизионном интервью корреспондент часто задает вопросы, ответы на которые ему известны (или он их может предвидеть). Его цель состоит не в получении ответа, и интервьюируемый это знает; их общая цель - передать информацию слушателям - побочным адресатам. Открытие столь  разнообразных возможностей использования речевых актов значительно расширило представление о функционировании языка.

Лингвисты высоко оценивают теорию речевых актов в широком смысле как теорию речевой деятельности и в узком смысле - как конкретную теорию речи, считают ее одним из наиболее ясных направлений, довольно однородным учением, предлагая для нее более лингвистические названия: «коммуникативно-целевая семантика», «иллокутивная семантика» и др. Вместе с тем указываются и недостатки данной теории. Во-первых, объект исследования теории речевых актов узок и ограничен. В качестве единицы, служащей объектом анализа, выступает лишь отдельное высказывание, берется оно обычно вне диалога, и содержание анализа зачастую не учитывает всего многообразия факторов реального общения. Речевой акт здесь не единица общения, а единица сообщения. Во-вторых, недостаток теории речевых актов состоит в доминировании статического подхода к речевому акту, игнорируется динамическая природа речевого общения. И, наконец, третий упрек - слабый учет социальных свойств субъекта. Говорящий выступает как абстрактный индивид, а не как обладатель определенного репертуара ролей, носитель определенных национально-культурных традиций.