Русский классицизм

Утверждению классицизма  способствовали четыре крупнейших литературных деятеля: А.Д. Кантемир, В.К. Тредиаковский, М.В. Ломоносов и А.П. Сумароков. 

3.1 Кантемиров А.Д. 
 

Он жил в эпоху, когда только закладывались первые основы современного русского литературного  языка; его сатиры написаны по доживавшей уже в то время свой век силлабической  системе стихосложения, и тем  не менее имя Кантемира, выражаясь  словами Белинского, «уже пережило много эфемерных знаменитостей, и классических и романтических, и еще переживет их многие тысячи», так как Кантемир «первый на Руси свел поэзию с жизнью». «Симфония  на Псалтырь» — первое печатное произведение А. Кантемира, но не первый литературный труд его вообще, что  подтверждается авторизованной рукописью  мало известного перевода Антиоха Кантемира  под названием «Господина философа Константина Манассиса Синопсис историческая», датированного 1725 годом. 

В «Переводе некоего  итальянского письма», сделанном А. Кантемиром только на один год позднее (1726), просторечие присутствует уже  не в виде случайных элементов, а  в качестве господствующей нормы, хотя язык и этого перевода был назван Кантемиром, по привычке, «славено-российским». 

Быстро совершившийся  переход от церковнославянской лексики, морфологии и синтаксиса к просторечию, как норме литературной речи, который  прослеживается в наиболее ранних произведениях  А. Кантемира, отразил эволюцию не только его инди-иидуального языка и  стиля, но также и развитие языкового  сознания эпохи и становление  русского литературного языка в  целом. К 1726—1728 годам следует отнести  работу А. Кантемира над не дошедшими  до нас стихотворениями на любовную тему, о которых с чувством некоторого сожаления он писал потом во второй редакции IV сатиры. В этот период Антиох Кантемир проявляет усиленный интepeс  к французской литературе, что  подтверждается как названным выше «Переводом некоего итальянского письма», так и заметками Кантемира в его календаре 1728 года, из которых мы узнаем о знакомстве молодого писателя с французскими сатирическими журналами английского образца вроде «Le Mentor moderne», равно как и с творчеством Мольера («Мизантроп») и комедиями Мариво. К этому же периоду следует отнести и работу А. Кантемира над переводом на русский язык четырех сатир Буало и написание оригинальных стихотворений «О жизни спокойной» и «На Зоила». 

Ранние переводы А. Кантемира и его любовная лирика были лишь подготовительным этапом в  творчестве поэта, первой пробой сил, выработкой языка и стиля, манеры изложения, собственного способа видения мира. 

Стихи из философских  писем 
 

Почитаю здесь закон, повинуясь правам; 

Впрочем, волен я  живу по своим уставам: 

Дух спокоен, ныне жизнь  идет без напасти, 

Всякий день искоренять учась мои страсти 

И взирая на предел, так жизнь учреждаю, 

Безмятежно свои дни к концу направляю. 

Не скучаю никому, нужды нет взысканий, 

Счастлив тем, что  сократил дней моих желаний. 

Тленность века моего  ныне познаваю, 

Не желаю, не боюсь, смерти ожидаю. 

Когда вы милость  свою ко мне неотменно 

Явите, то я счастлив буду совершенно. 
 

С 1729 года начинается период творческой зрелости поэта, когда  он вполне сознательно сосредоточивает  свое внимание почти исключительно  на сатире: 
 

Одним словом, в сатирах  хочу состарети, 

А не писать мне нельзя: не могу стерпети. 

(IV сатира, I ред.) 
 

Первая сатира Кантемира, «На хулящих учение» («К уму своему»), явилась произведением огромного  политического звучания, так как  она была направлена против невежества как определенной социальной и политической силы, а не абстрактного порока; против невежества «в шитом платье», выступающего против преобразований Петра I и просвещения, против учения Коперника и книгопечатания; невежества воинствующего и торжествующего; облеченного авторитетом государственной  и церковной власти. 
 

Гордость, леность, богатство  — мудрость одолело,Невежество знание уж местом посело;То под митрой гордится, в шитом платье ходит,Оно за красным  сукном судит, полки водит.Наука  ободрана, в лоскутах обшита,Из всех знатнейших домов с ругательством  сбита. 
 

Вопреки предисловию  к сатире, в котором автор пытался  уверить читателя, что все в  ней «в забаву написано» и что  он, автор, «никого партикулярно себе не представлял», — первая сатира Кантемира  была направлена против вполне определенных и «партикулярных» лиц, — это  были враги дела Петра и «ученой  дружины». «Характер епископа, —  писал в одном из примечаний к  сатире Кантемир, — хотя с неизвестного лица автором описан, однако много  сходства имеет с Д***, который  в наружных церемониях поставлял  всю первосвященства должность». Высмеивая в сатире церковника, вся  образованность которого ограничивается усвоением «Камня веры» Стефана  Яворского, Кантемир недвусмысленно указывал на собственную идейную позицию  — сторонника «ученой дружины». Созданным Кантемиром образам церковников  соответствовали вполне реальные прототипы, и тем не менее это были образы-обобщения, они волновали умы, в них продолжали узнавать себя реакционные церковники новых поколений, когда имя Антиоха  Кантемира стало достоянием истории  и когда имена Георгия Дашкова  и его соратников были преданы  полному забвению. 

3.2 Тредиаковский  В.К. 

Если Кантемир дал  образцы русской сатиры, то Тредиаковскому принадлежит первая русская ода, которая вышла отдельной брошюрой в 1734 г. под названием «Ода торжественная  о сдаче города Гданска» (Данцига). В ней воспевалось русское  воинство и императрица Анна Иоанновна. В 1752 г., в связи с пятидесятилетием со дня основания Петербурга, было написано стихотворение «Похвала Ижерской земле и царствующему граду Санкт-Петербургу». Это одно из первых произведений, воспевающих  северную столицу России. 

Кроме победных и  похвальных, Тредиаковский писал  также «духовные» оды, т. е. стихотворные переложения («парафразисы») библейских псалмов. Самая удачная из них  — парафразис «Вторые песни Моисеевы», начинавшийся стихами: 

  

Вонми о! Небо, и реку, 

Земля да слышит уст  глаголы: 

Как дождь я словом потеку; 

И снидут, как роса к цветку, 

Мои вещания на долы. 

  

Очень проникновенными  стихами являются «Стихи похвальные России», в которых Тредиаковский  находит ясные и точные слова, чтобы передать и свое безмерное  восхищение Отчизной, и тоску по родной земле. 
 

Начну на флейте стихи  печальны, 

Зря на Россию чрез страны дальны: 

Ибо все днесь  мне ее доброты 

Мыслить умом есть немного  охоты. 

Россия мати! свет мой безмерный! 

Позволь то, чадо прошу  твой верный, 

Ах, как сидишь та на троне красно! 

Небо Российску  ты Солнце ясно 

Красят иных всех златые скиптры, 

И драгоценна порфира, митр; 

Ты собой скипетр  свой украсила, 

И лицеем светлым  венец почтила… 

  

К 1735 г. относится  «Эпистола от российския поэзия к  Аполлину» (к Аполлону), в которой  автор дает обзор европейской  литературы, особое внимание уделяя античной и французской. Последняя представлена именами Малерба, Корнеля, Расина, Мольера, Буало, Вольтера. Торжественное приглашение  «Аполлина» в Россию символизировало  приобщение русской поэзии к многовековому  европейскому искусству. 

Следующим шагом  в ознакомлении русского читателя с  европейским классицизмом был перевод  трактата Буало «Поэтическое искусство» (у Тредиаковского «Наука о стихотворстве») и «Послания к Пизонам» Горация. Здесь представлены не только «образцовые» писатели, но и поэтические «правила», которым, по твердому убеждению переводчика, обязаны следовать и русские  авторы. Тредиаковский высоко оценил трактат Буало, считая его самым  совершенным руководством в области  художественного творчества. «Наука его пиитическая, — писал он, —  кажется пред всем находится превосходная, как в рассуждении состава  стихов и чистоты языка, так и  в рассуждении... правил, в ней  предлагаемых». 

В 1751 г. Тредиаковский  издал свой перевод романа английского  писателя Джона Баркли «Аргенида». Роман был написан на латинском  языке и принадлежал к числу  нравственнополитических произведений. Выбор Тредиаковского не случаен, поскольку  проблематика «Аргениды» перекликалась  с политическими задачами, стоявшими  перед Россией в начале XVIII в. В  романе прославлялся «просвещенный» абсолютизм и сурово осуждалась любая оппозиция  верховной власти, начиная с религиозных  сект и кончая политическими движениями. Эти идеи соответствовали идеологии  раннего русского классицизма. В  предисловии к книге Тредиаковский  указывал на то, что государственные  «правила», изложенные в ней, полезны  для русского общества. 

В 1766 г. Тредиаковский  издал книгу под названием  «Тилемахида, или Странствование Тилемаха, сына Одиссеева, описанное в составе  ироической пиимы» — вольный перевод  романа раннего французского просветителя Фенелона «Похождения Телемака». Фенелон  написал свое произведение в последние  годы царствования Людовика XIV, когда  Франция страдала от разорительных  войн, следствием которых был упадок земледелия и ремесел. 

Историко-литературное значение «Тилемахиды», однако, заключается  не только в ее критическом содержании, но и в более сложных задачах, которые ставил перед собой Тредиаковский  как переводчик. В сущности, речь шла не о переводе в обычном  смысле этого слова, а о радикальной  переработке самого жанра книги. Тредиаковский создал на основе романа Фенелона героическую поэму по образцу  гомеровского эпоса и соответственно своей задаче назвал книгу не «Похождения  Телемака», а «Тилемахида». 

Переделывая роман  в поэму, Тредиаковский вводит много  того, чего не было в книге Фенелона. Так, начало поэмы воспроизводит  зачин, характерный для древнегреческого эпоса. Здесь и знаменитое «пою», и обращение за помощью к музе, и краткое изложение содержания произведения. Роман Фенелона написан  прозой, поэма Тредиаковского —  гекзаметром. Столь же радикально обновлен и стиль фенелоновского романа. По словам А.Н. Соколова, «сжатая, строгая, скупая на прозаические украшения проза  Фенелона, не отвечала стилистическим принципам стихотворной эпопеи, как  высокого жанра... Тредиаковский поэтизирует  прозаический стиль Фенелона» . С  этой целью он вводит в «Тилемахиду» сложные эпитеты, столь характерные  для гомеровского эпоса и полностью  отсутствующие в романе Фенелона: медоточивый, многоструйный, остро-суровый, благоразумный, кровоточащий. Таких  сложных прилагательных в поэме  Тредиаковского насчитывается более  ста. По образцу сложных эпитетов создаются сложные существительные: светозрачие, ратоборство, добрососедство, благолепность. 

Тредиаковский бережно  сохранил просветительский пафос романа Фенелона. Если в «Аргениде» речь шла  об оправдании абсолютизма, подавляющего всякого рода непокорство, то в «Тилемахиде» предметом осуждения становится верховная власть. Говорится о  деспотизме правителей, о пристрастии  их к роскоши и неге, о неумении царей отличать добродетельных людей  от корыстолюбцев и стяжателей, о  льстецах, которые окружают престол  и мешают монархам видеть истину. 

Осуждая как деспотизм, так и анархию, автор приходит к чисто просветительской мысли  о необходимости издания в  государстве законов, обязательных как для монарха, так и для  подданных: 

  

Я спросил у него, состоит в чем царска державность? 

Он отвещал: царь властен есть во всем над народом, 

Но законы над  ним во всем же властны, конечно. 
 

«Тилемахида» вызвала  различное отношение к себе как  у современников, так и у потомков. В «Тилемахиде» Тредиаковский наглядно продемонстрировал многообразие возможностей гекзаметра как эпического стиха. Опытом Тредиаковского воспользовались впоследствии Н.И. Гнедич при переводе «Илиады» и  В.А. Жуковский в работе над «Одиссеей». 

3.3 Ломоносов М.В. 
 

Первым сочинением Ломоносова, касавшимся проблем языка, было написанное еще в Германии Письмо о правилах российского стихотворства (1739, опубликовано в 1778), где он обосновывает применимость к русскому языку силлабо-тонического  стихосложения. Согласно Ломоносову, каждый литературный жанр должен писаться в  определенном «штиле»: «высокий штиль» «потребен» для героических поэм, од, «прозаичных речей о важных материях»; средний – для стихотворных посланий, элегий, сатир, описательной прозы и др.; низкий – для комедий, эпиграмм, песен, «писаний обыкновенных дел». «Штили» упорядочивались, прежде всего, в области лексики, в зависимости  от соотношения нейтральных (общих  для русского и церковнославянского  языков), церковнославянских и русских  просторечных слов. «Высокий штиль» характеризуется  сочетанием славянизмов с нейтральными словами, «средний штиль» строится на основе нейтральной лексики с  добавлением некоторого количество славянизмов и просторечных слов, «низкий штиль» комбинирует нейтральные  и просторечные слова. Такая программа  давала возможность преодолеть русско-церковнославянскую диглоссию, еще заметную в первой половине 18 в., создать единый стилистически  дифференцированный литературный язык. Теория «трех штилей» оказала  значительное влияние на развитие русского литературного языка во второй половине 18 в. вплоть до деятельности школы Н.М. Карамзина (с 1790-х годов), взявшей  курс на сближение русского литературного  языка с разговорным.