Тема Родины в творчестве Марины Цветаевой

     Русская природа для М.Цветаевой –  источник творчества. В связи с  ней она видит начало своей  самобытности, непохожести на других: 

                    Другие  – с очами и  личиком светлым,

                    А я-то ночами беседую  с ветром.

                    Не  с тем – италийским

                    Зефиром младым, –

                    С хорошим, с широким,

                    Российским, сквозным!¹⁹ 

     Россия  в стихах М.Цветаевой – не только тема. Она – внутри цветаевских  стихов. Устойчивая черта цветаевского стиля – интонация русской народной песни: 

                  Кабы  нас с тобой  да судьба свела –

                  Ой, веселые пошли  бы на земле дела!

                  Не  один бы нам поклонился град,

                  Ох, мой родненький, мой  природный,

                  Мой безродный брат!²⁰ 

     От  русской народной песни – все качества лучших цветаевских стихов: открытая эмоциональность и бурный темперамент, полная свобода поэтического дыхания, крылатая легкость стиха, текучесть всех стиховых форм, умение вывести из одного слова целый ряд образов. Отсюда же и весь ландшафт цветаевской лирики: высокое небо, широкая степь, ветер, звезды, костры, соловьиный гром, скачка, погоня, ямщик, бубенцы, «рокот ветров, топот подков». Она обращается не только к песне, но и к частушке, к расписному стиху, а также к жанру причитаний и заговоров. М.Цветаева пишет большие поэмы-сказки («Царь-девица» и «Молодец»), в основе сюжета которых – сказки из сборников А.Афанасьева. Обращение к русскому фольклору у М.Цветаевой не кажется стилизацией, подделкой. Это полное погружение в фольклорную стихию, стремление передать склад народной души. Цветаева недаром говорит о себе: «Замечаю, что весь русский словарь во мне, что источник его – я, то есть изнутри бьет». А Борис Пастернак писал о ней: «Она была более русской, чем все мы, не только по крови, но и по ритмам, жившим в ее душе, по всему огромному и единственному по силе языку…»²¹ И в самом деле, Цветаева как бы прикасается к тому интимному корню языка, который для обычного человека сокрыт тысячелетиями…

     Россия  для Марины Цветаевой – выражение  духа бунтарства, буйного простора и безбрежной широты: 

                 Другие  всей плотью по плоти  плутают,

                 Из  уст пересохших –  дыханье глотают…

                 А я – руки настежь! – застыла –  столбняк!

                 Чтоб  выдул мне душу –  российский сквозняк!²² 

     Она жадно пьет из народного источника, словно предчувствуя, что надо напиться в запас – перед безводьем эмиграции. Печаль переполняет ее сердце. В то время как, по словам Маяковского, «уничтожились все середины» и «земной шар саамы на две раскололся полушарий половины» – красную и белую, Цветаева равно готова была осудить и тех и других – за кровопролитие: 

                         Все рядком лежат –

                         Не  развесть межой.

                         Поглядеть: солдат!

                         Где свой, где чужой?²³  

     Но  в этом сложном переплетении чувств и эмоций хорошо виден характер поэта, истоки которого любовь к Родине, к  русскому слову, к русской истории, к русской культуре, к русской природе. 

                         Простите меня, мои горы!

                       Простите  меня, мои реки!

                       Простите  меня, мои нивы!

                       Простите  меня, мои травы!²⁴ 

     Октябрьскую революцию Цветаева не поняла и не приняла. Лишь много позднее, уже  в эмиграции, смогла она написать слова, прозвучавшие как горькое осуждение самой же себя: «Признай, минуй, отвергни. Революция – все равно она уже в тебе – и извечно… Ни одного крупного русского поэта современности, у которого после революции не дрогнул и не вырос голос, нет». Но пришла она к этому сознанию непросто.

     Начинаются ее хождения по мукам: рождение второй дочери (впоследствии она умирает от истощения), разлука с любимым мужем.

     Лирика  Цветаевой в годы революции и  гражданской войны, когда она  вся была в ожидании вести от мужа, который был в рядах белой  армии, проникнута печалью и надеждой. Она пишет книгу стихов «Лебединый стан», где прославляет белую армию. Но, правда, прославляет ее исключительно песней глубочайшей скорби и траура, где перекликаются многие мотивы женской поэзии XIX века.

     Марина  Цветаева шла на встречу своей ломающейся судьбе, не переставая ощущать себя нерасторжимо слитой с русскими поэтами, все время мысленно с ними общаясь. На смерть А.Блока откликнулась в августе и ноябре 1921 года торжественным реквиемом, в котором хотела передать скорбь всей России: 

                       Не  свой любовный произвол

                       Пою – своей отчизны  рану… ²⁵ 

     Тяжелые события в жизни поэтессы не сломали  ее. Никогда не писала Марина Цветаева так вдохновенно, напряженно и разнообразно.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     3. Эмиграция. «Тоска  по Родине!» 

     В мае 1922 года ей было разрешено выехать за границу к мужу, Сергею Эфрону, бывшему офицеру белой армии, оказавшемуся в эмиграции, в то время студенту Парижского университета. В Чехии она прожила более трех лет и в конце 1925 года с семьей переехала в Париж. В начале 20-х годов она широко печаталась в белоэмигрантских журналах. Удалось опубликовать книги «Стихи к Блоку», «Разлука» (обе 1922 год), «Психея. Романтика», «Ремесло» (обе1923), поэму-сказку «Молодец»(1924г.). Вскоре отношения Цветаевой с эмигрантскими кругами обострились, чему способствовала ее возраставшее тяготение к России («Стихи к сыну», «Родина», «Тоска по Родине! Давно», «Челюскинцы» и др.).

     В годы эмиграции в стихах Цветаевой  звучали тоска и боль расставания  с Родиной, исстрадавшейся и «лютой», в пожарищах и крови. Стихи рождались самые разные, от высокоторжественных до «простонародных», только на трагическом уровне. Цветаева проделала на чужбине тот же путь, что и многие русские писатели (Бунин, Куприн, Шмелев, Набоков), они – каждый по своему – чувствовали себя одинокими, отъединенными от эмигрантской действительности, от литературной и прочей суеты. И всеми мыслями она обратилась вспять, к прошлому, к «истокам». Уйдя «в себя, в единоличие чувств», она хотела воскресить весь тот мир, канувший в небытие, который создал, вылепил ее – человека и поэта. 

                         Той России – нету,

                         Как и той меня. ²⁶    

     Ее  стихи, написанные в эмиграции –  тоска по Родине, горечь разлуки  с Россией. Цветаева навсегда срослась с отчизной, с ее вольной и отчаянной  душой: 

                       Даль, прирожденная, как боль,

                       Настолько Родина и столь

                       Рок, что повсюду, через  всю

                       Даль  – всю ее с собой  несу. ²⁷ 

     Где-то далеко родные поля, вобравшие в  себя запах раннего утра, где-то далеко родное небо, где-то далеко родная страна. И с ней равнодушно разделяют  Марину Цветаеву километры дорог. 

                      В некой разлинованности  нотной

                      Нежась  наподобие простынь –

                      Железнодорожные полотна,

                      Рельсовая режущая синь.²⁸  

     Эмиграция окончательно запутала и без того сложные отношения поэта с миром, со временем. Она и в эмиграции не вписывалась в общепринятые рамки. Марина любила, как утешительное заклинание повторять: «Всякий поэт по существу, эмигрант… Эмигрант из Бессмертия во Время, невозвращенец в свое время!» В статье «Поэт и время» Цветаева писала: «Есть такая страна – Бог. Россия граничит с ней, – так сказал Рильке, сам тосковавший по России всю жизнь». Тоскуя на чужбине по Родине, и даже пытаясь издеваться над этой тоской, Цветаева прохрипит как «раненое животное, кем-то раненое в живот».

          

                    Тоска по Родине! Давно

                    Разоблаченная морока!

                    Мне совершенно все равно  –

                    Где совершенно одинокой

                    Быть… ²⁹ 

     Прочтешь  первые две строки этого стихотворения  в интонации обычного утвердительного  предложения – фраза как того хочет Цветаева прозвучит иронично. Но если на самом деле «давно разоблаченная», зачем возвращаться к этой теме? Слова в первых строках хотят быть ироничными, но ритм их противоречит, заставляет не верить в «совершенно все равно», чувствовать, что Цветаева кричит о безразличии, чтобы освободиться от боли, что это смятение, а не ирония… Она даже с рычанием оскалит зубы на свой родной язык, который так обожала, который так умело нежно и яростно жать своими рабочими руками, руками гончара.  

                  Не  обольщусь и языком,

                  Родным, его призывом млечным.

                  Мне безразлично –  на каком

                  Не  понимаемой быть встречным!³⁰ 

     Далее «домоненавистнические» слова:

             Всяк  дом мне чужд, вся  храм мне пуст…

     За  тем следует еще более отчужденное, надменное:

                 И все – равно, и  все – едино…³¹

     И вдруг попытка издевательства над  тоской по родине беспомощно обрывается, заканчиваясь гениальным по своей глубине выдохом, переворачивающим весь смысл стихотворения в душераздирающую трагедию любви к родине:

                  Но  если по дороге –  куст

                  Встает, особенно рябина…³² 

     И все. Только три точки. Цветаева обрывает, читатель сам должен понять, что  – «если». И он понимает. В этих точках – мощное, бесконечно продолжающееся во времени, немое признание в той сильной любви, на какую неспособны тысячи вместе взятых стихотворцев, пишущих не этими великими точками, каждая из которых как капля крови. С первого восклицательного знака, с вырвавшегося выкрика: «Тоска по родине!» обнажается боль поэта, безмерность его тоски.

     До  «Тоски по родине!» за годы эмиграции  только три стихотворения прямо  обращены к России, И в каждом из них главное неназванная тема – тоска по Родине: «Рассвет на рельсах» (1922г.), «Родина» (1932г.), «С фонарем обшарьте…» (1932г.). Тоску надо было скрывать не только от близких и посторонних, но и от самой себя, отсюда – все иронические отрицания стихов «Тоска по родине!»

     Но  любовь к России прорывалась наружу немногословно – именем, словом, образом. Например, в стихах «Променявши на стремя…»:  

                    Невозвратно как слава

                    Наша  русская…³³ 

     Пастернаку: 

                    Русской ржи от меня поклон,