Жизнь и творчества на Кавказе А.С. Пушкина

                                              Видел я берега Кубани

                                              и сторожевые станицы  – 

                                              любовался нашими казаками.

                                                                     А.С. Пушкин 

      Еще при жизни великого поэта Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) современники называли его имя в ряду славных  имен, составляющих гордость великой  русской нации. «Это был… не только великий русский поэт своего времени, но и великий поэт всех народов  и всех веков… слава всемирная», - так восторженно писал  о А.С. Пушкине известный критик В. Белинский.

      На  долю поэта выпала задача огромной культурно-исторической важности, казалось бы, непосильной для одного человека, но гигант Пушкин с этой задачей  справился блестяще, ибо творческий путь его был стремителен и  плодотворен. Первое стихотворение  Пушкина появилось в печати, когда  поэту исполнилось 15 лет, а в возрасте 37 лет его уже не стало…

      А.С. Пушкин побывал на Кубани всего один раз, во время своей поездки на Кавказ с семьей генерала Николая  Николаевича Раевского-старшего.

      Весной 1820 года поэт был выслан из Петербурга за участие в кружке «Зеленая лампа», литературном филиале тайного политического  общества, созданного для борьбы с  самодержавием и крепостничеством; с назначением в канцелярию наместника Бесарабии генерала Инзова. Добравшись до Екатеринослава (г. Днепропетровск), где в те дни размещалась канцелярия наместника, Пушкин, искупавшись в Днепре, простыл и заболел. В то время через город проезжал прославленный герой Отечественной войны 1812 года генерал от кавалерии Николай Николаевич Раевский (1770 – 1829), которому медиками было предписано лечение на Кавказских минеральных водах.

      Вместе  с генералом ехали на Кавказ и  его младшие дети: дочери Софья  и Мария, а также младший сын  Николай, уже имевший чин ротмистра  лейб-гвардии Гусарского полка, давний приятель Пушкина еще по Царскому Селу, когда поэт учился в лицее.

      В одной из бедных хижин Екатеринослава Николай Раевский-младший и обнаружил больного Пушкина. По просьбе Николая штаб-лекарь Рудаковский, который сопровождал генерала на Кавказ, осмотрел больного поэта и прописал ему курс лечения, а Николай упросил грозного родителя взять Пушкина с собою на Кавказ. Будучи человеком довольно либеральных взглядов, генерал Раевский, зная истинные причины ссылки Пушкина на юг России, уладил отпуск поэта с его начальством, добрейшим Иваном Никитичем Инзовым, генералом от инфантерии, и Пушкин получил разрешение выехать на Кавказ.

      Двадцатилетний  поэт с большой радостью воспринял  известие, что ему разрешена дальняя  поездка. В конце мая семейство  Раевских вместе с Пушкиным переправилось  через широкий Днепр невдалеке  от коварных порогов, где некогда  обреталась запорожская вольница, впоследствии воспетая с великим вдохновением Н.В. Гоголем.

      Путешествия в те годы были лишены самых элементарных удобств, они были к тому же длительными  и тяжелыми, поэтому в жизни  людей, их совершающих, оставались большими событиями и запоминались на всю  жизнь. Никакого транспорта тогда, кроме  лошадей, не существовало. На почтовых станциях часто не только нельзя было достать продукты, но и даже получить стакан чаю. Поэтому бывалые люди везли с собою провиант в специальных  ящиках-погребках; самовары, угли к  ним, а кто победнее, те обходились простыми чайниками.

      Поезд Раевских состоял из открытой коляски  с откидным верхом и двух четырехместных карет. В одной карете ехали дочери с бонной мисс Мяттен и компаньонкой дочерей татаркой Зарой, которую все звали Анной Ивановной. Во второй карете ехал сам генерал с доктором, а Николай с Пушкиным впереди, в упомянутой коляске.

      На  почтовых станциях при замене лошадей  было слышно, как ямщики говаривали: «Второй Спас яблочком разговляется»; «На второй Спас и нищий яблочко  съест»; «Спас любит нас». В те же дни отмечался и Успенский  пост, когда на трапезе разрешалось  пить вино и кушать рыбу. Все это  на базарах можно было купить у  веселых казачек. Путешественники, особенно молодые мужчины, делали это  с особым удовольствием. Пушкин прибыл на Кавказ не с пренебрежительностью, с которой приезжали сюда многие русские дворяне, а с любовью  русского народа к многочисленным народам  Кавказа. И покидал его не как  пресыщенный завоеватель, а с  душевным восторгом, который возник в нем под влиянием величавой  природы Кавказа, и гуманным чувством к населяющим его горцам, ведущим  борьбу за свою независимость.

      Вскоре  генерал Раевский известил командующего войсками на Кавказской линии генерала К.К. Сталя и войскового атамана Черноморского казачьего войска полковника Григория Кондратьевича Матвеева, что он будет следовать в Крым через Ставрополь и Черноморию.

      Одновременно  генерал Раевский обратился с  просьбой и к наместнику Кавказа  генералу от инфантерии Алексею Петровичу  Ермолову, старому боевому товарищу, с просьбой оказать содействие в  безопасном проезде в Крым по землям, находившимся в его ведении. Ермолов  живо откликнулся из далекого Тифлиса  двумя распоряжениями: генералу Сталю и полковнику Матвееву, чтобы они обеспечили безопасный проезд генерала Раевского вдоль подчиненных им кордонных линий.

      К этому предписанию был приложен маршрут движения, по которому проехал  по Черномории, как в те годы называли Область Войска Черноморского, генерал Раевский с семейством и Пушкиным. Сохранился и этот документ:

      «Выписка  из маршрута Господина  Главного Директора  путей сообщения  Бетанкура.»

      От  Ставрополя

   до  Прочного Окопа – 70 верст (р-н г. Армавира. – В.С.)

   до  Царицынской – 15 верст (х. Северо-Кавказский. – В.С.)

   до  Григориполлис – 15 верст

   до  Кавказской – 30 верст. 13-го сентября ночлег

   до  Казанской – 28 верст

   до  Тифлисской – 15 верст

   до  Усть-Лабинской – 17 верст

   до  Корсунской – 30 верст

   до  Екатеринодара – 18 верст. 14 сентября ночлег

   до  Копанской – 30 верст (х. Копанский. – В.С.)

   до  Мышастовской – 18 верст (ст. Ново-Мышастовская. – В.С.)

   до  Кара-Кубанской – 24 версты (х. Водный. – В.С.)

   до  Копыла – 20 верст (г. Славянск-на-Кубани. – В.С.)

   до  Калауса – 28 верст. 15 сентября ночлег (у ст. Анастасиевской. – В.С.)

   до  Курки – 25 верст (х. Красный Октябрь. – В.С.)

   до  Темрюка – 18 верст

   до  Сенной – 17 верст

   до  Фанагории – 26 верст. 16 сентября ночлег (ст. Тамань. – В.С.) 

      Возвратимся в жаркий день 5 августа, когда Раевские оставили Кавказ и выехали на бывшую Азово-Моздокскую дорогу. И она повела Раевских уже на юг по косогорам  и сухим лощинам и через  несколько часов вывела к станице  Сенгилеевской, основанной хоперскими казаками у валов суворовского фельдшанца Державного, последнего укрепления Кубанской кордонной линии, построенной великим Александром Васильевичем Суворовым в 1778 году. Еще верст сорок жаркого пути, и путники увидели на высоком плато, вошедшем в историю как Форштатская гора, серы валы крепости Прочный Окоп, где размещалась штаб-квартира начальника Правого фланга Кавказской кордонной линии. Под горой была видна лента пока ещё узкой реки Кубани, за которой к горизонту уходили леса и рощи Закубанья, кое-где пронизанные дымками черкесских аулов.

      Если  на Кавказ Раевские ехали днем и  ночью, то теперь от Ставрополя они  передвигались только днем, да еще  с конным конвоем. С заходом солнца Раевские, как и все путешественники, будут укрываться на ночлег за стенами  пограничных укреплений, где стояли приличные числом гарнизоны с  артиллерией.

      История ничего не оставила нам о пребывании в крепости Прочный Окоп семейства  Раевских и молодого Пушкина. Ни комендант  крепости майор Широкий, ни Пушкин, ни сам генерал ничего не упоминают  в записях, дошедших до нас, об этом событии. И хотя в маршруте ночлег в Прочном Окопе не указан, но, судя по расстоянию, он в этой крепости все же, видимо, был. От крепостных ворот, что были у Круглой батареи, дорога круто поворачивала вправо, на запад, и далее шла, повиливая у самого края высокого правобережья, огибая поросшие тернами овраги, спускающиеся к Кубани. Оставив позади Старую и Новую  станицы Прочноокопские, версты через четыре путники проехали карантин, валы которого и ныне видны западнее последней станицы на правом склоне Холодной балки. Поднявшись по косогору на высокое правобережье, которое ныне названо именем А.С. Пушкина и где установлен ему каменный памятный знак, и далее вниз по Кубани, Раевские встречали то пограничный пикет с плетневыми оборонительными стенами и торчащей над ним дозорной вышкой; то конный разъезд, осматривающий прикубанские овраги, заросшие кустарником, и сам берег, укрытый кудрявыми вербами, которые и ныне украшают русло Кубани.

      Оставив слева Новиньский пикет, Раевские спустились через четыре версты в обширную лощину с протекающей по ней узенькой, с сонным течением, речкой Горькой, в устье которой возвышались валы Царицынского поста, бывшей крепости Царицынской, построенной А.В. Суворовым весной 1778 года в составе укреплений Кубанской кордонной линии. Здесь великий полководец из-за нехватки войск оставил берег Кубани и потянул свою линию кордонных укреплений вверх по речке Горькой, придерживаясь кратчайшего направления на Ставрополь, стоящий на Азово-Моздокской линии. В этом направлении, у хутора Веселого, сохранились валы фельдшанца Всехсвятского, с которым связано одно из приключений А.В. Суворова зимой 1779 года.

      А тем временем Раевские проехали станицу  Григориполисскую, бывшую крепость, основанную в память первого гетмана всех казачьих войск России светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического, троюродного дедушки генерала Раевского. За постом Воровским, бывшим суворовским фельдшанцем Восточным, верст через шесть дорога вышла к урочищу Темижбек, где Кубань, упираясь в скальные породы правобережья, под прямым углом поворачивала свои воды на запад. У обрыва к реке возвышались валы Болше-Темижбекского редута, сохранившиеся до наших дней. Ещё пять верст хорошей дороги – и Раевские прибыли к станице Темижбекской, названной как и урочище, в память закубанского князя Темижбека, аул которого был на левом берегу Кубани. Здесь, как и выше по Кубани, слышалась только русская речь, хотя и не совсем чистая, принесенная на берега Кубани донскими и хоперскими казаками лет двадцать назад при заселении Прикубанья.

      Мы  не знаем, сколько времени Раевские были в Темижбекской, но из того, что они видели в ней, кое-что сохранилось до наших дней. Так, рядом со Ставропольским почтовым трактом, по которому ехали Раевские, справа они увидели, а возможно, и осмотрели, красивый храм, Михайло-Архангельскую церковь, построенную из каленого кирпича в 1811 году, т.е. ещё до нашествия Наполеона. В 30-е гг. нашего века местные власти пытались разрушить эту красоту, но кладка оказалась настолько прочной, что наемные рабочие смогли разобрать только главную часть храма.

      И с тех пор более полувека колокольня изумительной красоты, труд русских  мастеров, видевшая и Пушкина, как  укоризненный перст напоминает общественности Кубани о годах бесполезной и  неблагодарной борьбы властей и  воинствующих безбожников с историей России и её религией. Мне же эта колокольня при первой встрече напомнила опозоренную и ограбленную воровскими людьми молодую путницу, идущую на богомолье, взывающую к прохожему люду о жалости и милосердии.

      За  Темижбекской, лежащей в низине, откуда берет начало степная река Челбас, дорога повела путников по высокому правобережью к станице Кавказской, основанной в 1804 году донцами под защитой одноименной крепости, бывшей Павловской, построенной великим Суворовым в составе Кубанской кордонной линии в 1778 году.

      Генерал Раевский, лично знавший А.В. Суворова, не избежал искушения осмотреть  деяния своего великого учителя, да к  тому же согласно маршруту здесь был  запланирован ночной отдых. После размещения в отведенных для них квартирах  Раевские мылись в бане, а затем  по приглашению коменданта ужинали  в офицерской столовой. Позже вначале  женщины, а затем и мужчины  отправились отдыхать.

      Пушкин  от конвойных офицеров уже знал, что все жители прикубанских станиц от мала до велика до захода солнца спешили укрыться за оборонительную ограду станицы и загнать туда же лошадок и скот, ибо после третьего удара колокола на станичном храме или сигнала трубы ворота стражей закрывались. Кто опаздывал или самовольно оставался ночевать в степи, сурово наказывали дедовским способом – батогами или штрафом.

      Увидев  своими глазами, как жители станицы, а это были в основном женщины, загоняют до захода солнца в ворота свою живность и куда сами спешат укрыться, Пушкин позже напишет: 

                        На  берегу заветных вод