Даосизм

     Не  менее удивительно и другое. Ярчайший последователь Конфуция,

Мэн-Цзы (Мэн Кэ), будучи сильным полемистом, нападает на учения Ян Чжу и Мо-цзы и ни словом не упоминает о Лао-Цзы, хотя, казалось бы, тот – противник достойный. Вероятно, сам трактат («Дао дэ цзин») был записан никак не раньше середины III века до нашей эры, тогда же и появилось имя Лао-Цзы.

     Версия, что сам Лао-Цзы не мог написать свой труд, высказывалась давно. Как ни странно, основным доказательством был достаточно простой, но труднооспоримый довод, — само время, когда предположительно жил Лао-Цзы, не располагало к написанию книг. Тогда еще не сложилась традиция философского трактата, которая начинается с Конфуция и Мо-Цзы.

     Сколь ни велико было преклонение китайской культуры перед Лао-Цзы, его авторство «Дао дэ цзина» подвергалось сомнениям уже издревле. Правда, первоначально речь шла не об историзме личности Лао-Цзы, а лишь о том, мог ли этот человек создать такой трактат.

     Слово Лао-Цзы таково же, как и его образ. Будучи неприукрашено и символически-всеобъемлюще, оно передает из поколения в поколение дух этого удивительного человека. Для китайской традиции он всегда остается мудрецом, отважившимся на осознание высочайшей степени истинности, сумевшим выдержать ее и передать последователям.  

4. Мир «Дао дэ цзина» 

     В своем трактате Лао-Цзы рисует перед  нами некий антимир, в котором  царствуют антизначение, антиритуал, где на смену общепринятому мудрецу  приходит антимудрец, который при  этом еще пребывает в недеянии (у вэй) и самозабытии (ванво). Все, что обычному человеку кажется ценным – золото, пища, знатность, успех, власть, почитание, слава, знание, — оказывается либо фальшью, либо наигрышем, либо ловушкой замутненного сознания. Одним словом, все то, что ценит Лао-Цзы, оказывается «противоположным вещам», или, проще говоря, — скрытым от взоров, да и вообще от органов чувств; обращенным внутрь и развивающимся вспять: от силы – к ослаблению, от наполненного – к пустотному, от старости – к младенчеству, от формы – к бесформенному, от вещи – к ее символу.

     После всего вышесказанного нетрудно понять, почему истинный даосизм воспринимался  с большим трудом и обычно превращался  в более доступные пониманию  методы обретения бессмертия или  тонул в многочисленных ритуалах, в то время как на самом деле – это состояние сознания или, если быть более точным, просветленного сознания.

     Итак, все, что присутствует в мире, да и сам мир форм порождается  неким вездесущим началом, именуемым  Дао. Впрочем, название большого значения не имеет, так как Дао все равно нельзя выразить с помощью слов, ощутить органами чувств или как-то объяснить. Оно «безымянно», то есть на самом деле никак не называется. Стоит лишь как-то обозначить его, — и оно тотчас утрачивается, так как сознание привязывается к какому-то термину вместо того, чтобы вообще освободиться от слов и знаков. Для выражения смысла Дао был даже создан особый язык — «антислово».

     Одно  из свойств Дао — его всераскинутость, оно распространяется «и влево и вправо», и за каждым предметом, каждым явлением таится то начало, которое определяет существование мира. Правда, увидеть его нельзя, оно доступно лишь в момент просветления. Обычный же человек, даже зная о Дао, не узнаёт его, встречаясь с ним, не увидит его лица. Итак, Дао извечно сокрыто, ускользающее, но в то же время реально присутствует в мире. И не только присутствует, но и определяет его, являясь, таким образом, темным двойником действительности. Эта «спрятанность» Дао позволила обозначать его как «сюань» – «темное», «сокрытое», «потаенное», «сокровенное». Сокровенность противостоит внешней, видимой форме вещей, в том числе человеку и его чувствам. Например, на место добродетели приходит «сокровенная Благость», на место знания приходит «сокровенное знание», на место обыденной правильности суждений приходит «сокровенная мудрость». Таким образом, где присутствует «сокровенность» – там  есть и Дао. Но отсюда же и другой вывод: ничто «истинное» увидеть невозможно: оно сокрыто и сокровенно, потаенно за внешними формами вещей, самоотстранено от мира. Значит, и способ проникновения в него должен быть не обычный (скажем, усердное продумывание и усвоение информации), а трансцендентальный (непосредственное прочувствование или озарение).

     Дао порождает вещи также не явленно, а скрыто. Для неискушенного взора  всё происходит вполне привычно: ребенок  рождается от матери, дерево – из семени, дом строится из глины и кирпичей. Но существует и «истинное», невидимое рождение. Не случайно Дао неоднократно в «Дао дэ цзине» сравнивается с женским началом («сокровенная самка», «лоно»), или с элементами женского начала, например, «лощина», «долина». Сам акт рождения, таким образом, приобретает мистически-потаенный характер, так как за ним стоит одно из первопроявлений Дао. Этим, в частности, объясняются эзотерические мотивы эротизма в «Дао дэ цзине». Отголоском их стали многочисленные даосские оргии и досконально разработанные сексуальные методики, ведущие к взаимодополнению женского начала инь и мужского ян и достижению «внутреннего света», как учили даосы.

     Дао противоположно вещам не только по принципу «явленное – скрытое». Если все вещи имеют форму, то Дао — туманно, расплывчато, темно. При этом в нем есть самое главное: оно содержит «семя» или потенциальный зародыш всего мира («Дао дэ цзин», (21). По древней китайской натурфилософской концепции, в мире сначала властвовал Хаос, и тогда не существовало даже такого основополагающего начала, как Небо. Дао же присутствовало всегда, при этом бесконечно порождая само себя и тая в себе некое динамическое начало для того, чтобы дать рождение всему миру. Это – момент предельной пустоты или небытия, столь высоко ценимого даосами. Если во внешнем, видимом мире вещи присутствуют в своей проявленной или актуальной форме, то в Пустоте они находятся в форме предрождения или виртуальной (предполагаемой) форме. Ситуация парадоксальна, но вполне осмысляема: в Пустоте еще ничего не существует (ибо это – Пустота, Великое ничто), и в то же время допускается существование всего чего угодно. Это некое потенциальное пространство. Естественно, что в таком универсальном виде Пустота ценится больше, нежели мир форм, вещей, мир Посленебесного (хоутянь), то есть когда уже возникло Небо. Возвращение к Дао – это возвращение к Пустоте, когда многочисленные вещи не мешают соединиться с ним. Дао «пустотно, но использованием не исчерпать его» («Дао дэ цзин», (4). 

     Рождение всех вещей, совершение поступков, управление государством, достижение долголетия — всё это использование Дао. Однако нельзя исчерпать Пустоту, и, таким образом, «никаковость» Дао позволяет ему быть бесконечно могущественным и в то же время неприметным.

     Мир рождается из этой единой предформы  Дао, причем возникает посредством «деления на два». Чтобы не утратить это изначальное зародышевое единство, вещи возникают одновременно со своей противоположностью, например, как только возникает черное, — возникает и белое, вместе с женским возникает и мужское, вместе с добром возникает и зло, с красотой — уродство. Даосы называли это «парным рождением» (шуаншэн). Рождение уродства, фальши, глупости, поддельной мудрости нельзя рассматривать со знаком «–», равно как и красоту, искренность, мудрость — со знаком «+». Вещи лишь «поверяют» или дополняют друг друга, как считали даосы. Кстати, и «–», и «+» подчинены этому закону «парного рождения», следует лишь понимать, что истинное Дао, которое порождает все эти феномены, многократно и неизмеримо превосходит всяческие оценки. Оно даже «не гуманно», «не справедливо» («Дао дэ цзин», (5), оно просто «пустотно», и этим сказано всё.

     Рождение  вещей – «мириад вещей», как называли это даосы, включая сюда и вещи, и поступки, и явления, и мысли, и характеры, и вообще всё, что есть в этом мире, — идет как постепенная, но при этом непреложная, необходимая и осмысленная утрата единства: одно рождает два, два – три и так далее. Принято считать, что Дао порождает инь и ян, инь и ян – Небо, Землю, человека и так далее.

     Дао дает толчок к рождению вещей, оно  как бы заводит некую «сокровенную пружину» (сюаньцзи – это один из синонимов Дао), благодаря которой вещи затем развиваются сами собой. Дао «вскармливает» и «воспитывает» вещи – дает им изначальный импульс. И в то же время оно позволяет им развиваться самим по себе в состоянии естественности, то есть, предоставляя им высшую степень свободы. Само же Дао – мерило этой абсолютной свободы, оно вскармливает вещи, но не властвует над ними. Именно так и поступает истинный мудрец в отношении как вещей, так и людей, а истинный император – в отношении своих подданных. Дао как бы предопределяет русло развития вещей, они же следуют естественному ходу саморазвития благодаря изначальному толчку. Это подобно тому, как река может в зависимости от ландшафта менять русло, образуя массу ответвлений и ручьев, однако направление течения не изменит никогда. Таким образом, в даосизме причудливо сополагаются два начала, главенствование одного из которых было предметом извечных споров западных философов – судьба и свобода саморазвития. Концепция Дао сняла этот спор, так его и не начав.

     Возвращение к Дао – это возвращение к судьбе, а следовательно, и понимание своего мистического предопределения в мире, чем и отличается даос.

     Раз мир – прообраз Дао, то этот мир символичен. С одной стороны, он абсолютно реален и каждая вещь существует в действительности. С другой стороны, за этим миром стоит еще более реальный, более ценный, более существенный мир. Но этот мир пустотен, потаен, невидим и с обыденной точки зрения иллюзорен. А вот в перевернутом мире даосизма все наоборот: если видимый мир реален, то невидимый – иллюзорен. Причем опять-таки, следуя «парному рождению», иллюзорность – реальность каждого мира существуют параллельно и одновременно. Это мир, где сон – реальность, а реальность – сон. Реальный сон не случайно стал расхожей темой даосских притч.

     Знаменитая  история гласит, что однажды Чжуан-Цзы  приснилось, что он – бабочка, которая беззаботно порхает меж цветов. А когда даос проснулся, он не мог решить: то ли Чжуан-Цзы снилось, что он бабочка, то ли бабочке снится, что она Чжуан-Цзы. И хотя, как заключает легенда, между Чжуан-Цзы и бабочкой, «несомненно, есть разница», сам мир сливается в единый иллюзорно- реальный поток. Таким он и представлен в «Дао дэ цзине».

     «Дао дэ цзин» показал мир в перевернутом виде, в его зеркальном отображении. Это трактат о «внутреннем» мире и о «внутреннем» человеке, называемом мудрецом, который способен, видя внешние формы мира, понимать их символическую сущность, а за символами видеть Великий образ.

     Даосский  символизм приводит к тому, что  каждый предмет раскрывается перед нами как предел сущего. Складывается ощущение абсолютной, но при этом необходимой, театрализации жизни, — ведь за этим «театром» кроется истинная внутренняя реальность, называемая полнотой жизненности за миром форм, и иначе чем в символах ее не выразить. 

5. Даосизм как образ  жизни 

     Даосизм является очень многообразным учением  и не ограничивается только теоретическими построениями. Уже ранние даосы выработали свою собственную, причем очень глубокую и оригинальную, концепцию культурного  развития человека, которая легла в основу даосской культуры психической деятельности, оказавшей огромное влияние на всю психическую культуру древнего и средневекового Китая.

     Особенность психических концепций даосов заключалась  в том, что они рассматривали  природное не как сугубо психофизиологическое в человеке, а как воплощение всеобщих и универсальных закономерностей структурной организации и функционирования мира, единых для всей природы – как живой, так и неживой, хоть и изоморфных таковым в человеческом существе, но несводимых к ним целиком и полностью в силу определенной специфики, с которой эти всеобщие закономерности проявляются в человеке. Поэтому главная задача даосской практики психотренинга и психической саморегуляции (так называемой даосской йоги) заключалась не в подчинении человека биологическому началу как таковому, а в выявлении изначально заложенного в нем космического начала и в подчинении психофизиологических процессов всеобщим космическим законам с тем, чтобы устранить все препятствия для их естественного и полнокровного самопроявления и на макроскопическом уровне, в результате чего человек становится равноправным во всех отношениях членом космической триады «небо – земля – человек». Предельным выражением всеобщей закономерности функционирования Вселенной есть «великое Дао», которое отождествлялось даосами с «истинной сущностью» человека и в полном подчинении которому они видели высшую цель культурного развития человеческой личности.

     Соответственно  высшим достижением даосской практики морального и психического самоусовершенствования провозглашалось состояние полной идентичности «истинной сущности» самого человека с истинной сущностью всех вещей и явлений. Эта идентичность рассматривалась не как интеллектуальный синтез субъективности человека и объективности мира вещей и явлений или рациональная идея медиации (посредничества) между ними, а как прямое спонтанное и мгновенное взаиморастворение, иными словами, «прыжок в подлинный первоисточник идентичности», слияние с универсальной первоосновой всего сущего (Дао), которая одновременно является и «истинной природой» каждого человека.