Философия и религия

Логически здесь возможны три точки зрения: 1) отождествление философии и веры, 2) философия вне веры и против нее, 3) философия в рамках веры. Философия, не замечающая двухтысячелетней истории христианства или сознательно его игнорирующая, является теоретически невозможной, заранее обреченной на неудачу. Нельзя в настоящее время определить нравственность, справедливость, добро, зло, развитие и становление европейской государственности и культуры вне учета исторического влияния христианства на жизнь человеческого общества.

Ислам, третья мировая религия, возник в VII в., и его основателем является Мухаммед. Исповедуют эту религию арабоязычные народы, а также жители Северной Африки и большей части Азии. Основной книгой ислама является Коран, который представляет собой собрание изречений и поучений Мухаммеда.

Система догм ислама строится на абсолютной вере в Аллаха как единственного бога, пророком которого и был Мухаммед. Признается, что бог посылал людям и других пророков, но Мухаммед выше их. К основным обрядам ислама относятся ежедневная пятикратная молитва, омовение перед ней, уплата налога для бедных, ежегодный пост, совершение хотя бы один раз в жизни паломничества в Мекку. Как и другие религии, ислам представляет собой некоторую систему нравственных норм. В Коране формулируются нравственные заповеди, которым человек должен следовать в своей жизни.

2.22 Религия в трактовке русских философов

Разрабатывая вопросы философии религии, В. С. Соловьев, затрагивал самые разнообразные темы, в т. ч. феномен откровения, соотношение теологии и религии, специфику религии, христианство как вселенскую религию, христианское единство, мировые религии и т. д. К этим темам русский философ обращался в различных трудах и в связи с обсуждением общих и философско-религиозных проблем.

В истории философии постоянно обсуждается соотношение откровения и философской истины. И. Кант писал о тайне откровения, недостижимой для познавательной способности человека. Философ имел в виду тайну призвания, тайну искупления и тайну избрания. Для нашего разума совершенно непостижимо, отмечает Кант, каким образом существо может быть создано для свободного применения своих сил. Для умствования недосягаемой тайной остается и благость Божия, которая призвала человека к существованию особого рода.

По словам В. С. Соловьева, моралист, изъясняющий истинное добро, богослов, толкующий истинное откровение божества, заняты истиной, но они не всегда философы. Русский мыслитель считал, что можно не верить в откровение, но можно также не верить и во внешний мир. Однако философ, отрицающий действительность внешнего мира, едва ли посвятит себя физике. Точно так же мыслитель, отвергающий откровение сверхприродной и сверхчеловеческой действительности, благоразумно поступает, воздерживаясь от метафизических построений (см.: Соловьев В. С. Сочинения: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 336-337).

Теология — это богословие, учение о Боге. Можно сказать, что это теоретический аспект религиозного сознания, рожденный формально-рационалистическим истолкованием Священного Писания, которое обычно принимается на веру как откровение Бога. Греки первоначально называли теологами авторов теогонии, т. е. рассказов о рождении богов. Со времен Пьера Абеляра (1079—1142) под теологией стали понимать систематическое учение о Боге. «Теология, — пишет В. С. Соловьев, — издревле давала положительные ответы на все основные запросы ищущего - истины ума человеческого, но т. к. эти ответы основывались исключительно на религиозных данных, которые для пригодного сознания могли являться если не по содержанию своему, то по форме как нечто внешнее и чуждое, то ум человеческий находил в этом основание отвлечься от религиозной истины и помимо ее ставить и разрешать вопрос об общих рациональных принципах и отношениях всего существующего» (Соловьев В. С. Цит. соч. Т. 1. С. 739).

В работе «Критика отвлеченных начал» B.C. Соловьев указывает на ограниченность науки и философии в познании Бога. Они не могли ухватить познание самой истины, т. е. познание сущего не только в его данной действительности, но и в его целости, или универсальности. И отвлеченно-философский и отвлеченно-научный принципы не решили этой задачи. Что же тогда?

В. С. Соловьев ставит проблему таким образом: может быть, просто вернуться назад, признать значение истины за религиозным знанием, восстановить как нормальную и окончательную систему истинного знания «Сумму теологии» Фомы Аквинского или учение восточных отцов церкви.

Однако такое предположение философ отвергает. Ум человеческий не может остановиться на этом величественном и высоком мировоззрении. Можно, конечно, как это делают последовательные приверженцы теологии, просто отвергнуть все умственное развитие последних веков, признать его произвольным заблуждением, некоторым новым грехопадением. Но это невозможно, потому что теология, по словам В. С. Соловьева, лишена двух признаков. Во-первых, она исключает свободное отношение разума к религиозному содержанию, во-вторых, она не осуществляет своего содержания в эмпирическом материале знания.

Так, В. С. Соловьев показывает различие философии и теологии, откровения и научного знания. Религиозная вера в собственной своей стихии, считал философ, не заинтересована в умственной проверке своего содержания: она его утверждает с абсолютной уверенностью, как свыше данную, как открытую истину. Концепция В. С. Соловьева сводится к тому, что философский ум не станет заранее отвергать этого откровения, это было бы предубеждением, недостойным здравой философии. Однако философ не может отказаться от ясного и последовательного отчета о том, почему он принимает эту истину. Философия религии, следовательно, призвана осмысливать феномен религии.

В. С. Соловьев весьма продуктивно рассматривал феномен язычества. Язычество -важный этап в развитии человеческой культуры. Было бы легкомысленно принижать этот феномен после возникновения христианства. B.C. Соловьев показывает, что в странном смешении язычества и христианства выражена специфика средневековой культуры. В языческой традиции были созданы разнообразные ценности, достигла немалых успехов философия. И, тем не менее, философ считает значимым переход из тьмы язычества в свет христианства.

Н. А. Бердяев оценивал XX в. как эпоху болезненной рефлексии, вечного сомнения. Эти печальные симптомы, по его мнению, характерны для критических эпох. «Великое значение Ницше для нашей эпохи, — писал философ, в том и заключается, что он с неслыханной дерзостью решился сказать что-то; он нарушил этикет критической эпохи, пренебрег приличиями научного века, был самой жизнью, криком ее глубин, а не о жизни. Прославленная научная добросовестность, научная скромность, научное самоограничение нашей эпохи слишком часто бывает лишь прикрытием слабости, робости, безволия в вере, в нерешительности избрания» (Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 15).

С этих позиций Н. А. Бердяев критикует Гегеля, которого он считает величайшим и последним из гностиков-рационалистов. Философия была превращена Гегелем в идол, философия пала так низко, как не падала еще никогда в истории человеческого самосознания. Должна или не должна философия быть автономной и свободной, (разумеется, она должна быть автономной и свободной)? Но должна ли такая философия осознавать необходимость религиозной полноты опыта? Религия, как считает Н. А. Бердяев, может обойтись без философии, но философия не может обойтись без религии. Религия нужна ей как пища, как источник живой воды. «Религия есть жизненная основа философии, религия питает философию реальным бытием» (Там же. С. 20).

Н. А. Бердяев расходится во мнении с В. С. Соловьевым, который полагал, что возможен философский универсальный синтез, философское достижение всеединства. Это отголосок позиции Гегеля. На самом деле всем может быть только религия, а не философия, только религиозно достижим универсальный синтез и всеединство. Философия может быть лишь органической функцией религиозной жизни. По мнению Н. А. Бердяева, весь опыт новой философии ясно свидетельствует о том, что проблемы реальности, свободы и личности могут быть поставлены и истинно решены лишь для посвященных в тайны христианства, лишь в акте веры, в котором дается не призрачная, а подлинная реальность и конкретный гнозис. (Гнозис-понятие, в широком смысле означающее познание, знание. В более узком смысле — религиозное течение поздней античности, в котором иудейское понимание бытия сочеталось с идеями эллинистической философии и персидско-иранскими верованиями.)

По мнению Н. А. Бердяева, в истине Христовой есть божественная простота. Истина стяжается жизнью и подвигом, усилием воли и целостным духом, а не одним познанием. Само познание есть лишь функция религиозной жизни. Идеал христианина есть скорее идеал святого, чем мудрого учителя. Христианский гнозис требует акта самоотречения, отречения от христианской гордости, от притязаний разумного познания. «Христианский гнозис есть стяжание себе разума божественным безумием». Разъясняя свою позицию, Н. А. Бердяев показывает что христианские догматы не интеллектуальные теории, не метафорические учения, а факты, видения, живой опыт. У величайшего из людей, апостола Павла, были встречи и видения потрясающей силы и реальности. Он выразил их в догмате искупления. (Искупление — это понятие в так называемых религиях искупления, к которым принадлежит христианство, предполагающее освобождение человека от различных зол, будь это искупление совершено своими силами, как в буддизме (самоспасение), или, как в христианстве, благодаря избавителю (спасение других). В христианстве речь идет главным образом об искуплении от первородного греха.)

Итак, философия не нужна для догматов религии, но догматы религии нужны для философии, питают ее, посвящают в свои последние тайны. Философия, по словам Н. А. Бердяева, должна быть органической функцией религиозной жизни, а не прислужницей теологии. Здесь обнаруживается принципиальная разница. Философия не может быть и не должна быть богословской апологетикой, она открывает истину, но открыть ее в силах лишь тогда, когда посвящена в тайны религиозной жизни, когда приобщена к пути истины. Философия, которая будет искать свою пищу в религиозном опыте, не только не будет схоластикой, но именно она будет противоположна всякой схоластике.

Религиозная вера, по словам Н.А. Бердяева, всегда есть освобождение и спасение, только в этом ее смысл. Иная, не освобождающая религия — ложь и обман. Индивидуальный разум, индивидуальное усилие не могут открыть универсальной истины. Непомерные притязания индивидуального сознания по всем линиям терпят поражение. Все содержание человеческой культуры, считает философ, все развитие мировой философии ведет к осознанию того, что вселенская истина открывается лишь вселенскому сознанию, т. е. сознанию соборному, церковному. Лишь церковная философия в силах решить проклятые вопросы, лишь ей доступны проблемы свободы и зла, личности и мирового смысла, реализма и брачной тайны познания.

Философия всегда, в сущности, питалась из религиозного источника. Вся досократовская философия связана с религиозной жизнью греков. Философия Платона связана с орфизмом (орфизм — религиозное учение, возникшее в VIII—VII вв. до н. э. в Аттике и названное в честь легендарного Орфея. Орфизм использовал культы Деметры и Диониса, тесно связанные с земледельческой магией, орфики проповедовали идеи искупления и загробного воздаяния, вели аскетический образ жизни) и мистериями (мистерии — тайные культы древних религий, в которых участвовали только посвященные). Средневековая философия сознательно хотела быть христианской. Религиозные основы можно найти, по словам Н.А. Бердяева, у Р. Декарта, Б. Спинозы, Г. Лейбница, Д. Беркли.

3.Заключение

До принятия христианства на территории Древней Руси проживали племена полян, древлян, кривичей, вятичей, радимичей и других славян, которые исповедовали язычество. Суть языческого мировоззрения связана с признанием добра и зла как двух равнозначных и самостоятельных начал бытия мира. Нетрудно представить, каким образом эти «истины» влияли на бытовую жизнь во всех ее проявлениях. Ведь если добро и зло равноправны и естественны для человека, то он вправе руководствоваться ими в своей жизни. И народы, которые исповедовали язычество, не отличались «дружелюбием» не только к другим племенам, но и к своим соплеменникам. Исторические хроники дают немало примеров «дикой жесткости», проявленной язычниками. Так, после победоносных походов, на земле побежденных оставались в буквальном смысле горы трупов, далеко не всегда появлявшиеся в результате только военных сражений. Достаточно вспомнить завоевательные походы чужеземного для России язычника Александра Македонского. Не отличались милосердием и русские князья-язычники. В быту язычников также царили жестокие обычаи. Так, вместе с умершим воином на погребальном костре должны были быть сожжены и его жена или жены (славяне, например, признавали многоженство).

Крещение Руси и принятие в 988 г. христианства способствовали не только объединению на основе исповедывования одной веры различных племен в один русский народ (разумеется, с учетом других факторов и в течение многих десятилетий), но и внесли в мировоззрение и повседневный быт новые принципы, в основе которых находится нравственный идеал, соборность народа и державность государственного устройства.

Первым проявлением нового религиозного мировоззрения на Руси и одновременно философского видения мира является «Слово о законе и благодати» русского митрополита Илариона. Условно содержание этого произведения можно разделить на три раздела. В первом акцент сделан на религиозной трактовке мира, мировой истории, объясняемых как переход от ветхозаветного закона, которым руководствуется один иудейский народ, до новой благодати, заключенной в Новом завете, открытой и доступной всему человечеству. Второй и третий разделы — это в известной степени светская философская трактовка событий в принявшей христианство Руси, а также восхваление деятельности князей Владимира, Святослава и Ярослава на благо Руси. Как видим, уже в первом из дошедших до нас произведений крещенной Руси, дано религиозное и философское видение мира. В дальнейшем эта тенденция, вплоть до конца XIX века, постоянно присутствует и познает дальнейшее развитие.

Фигура царя Ивана Грозного в истории России отмечена явными чертами судьбоносности. При нем произошло окончательное становление русского государства. Его правление также венчает период формирования русского религиозного самосознания. Именно при нем, и не в последнюю очередь благодаря вышеперечисленным  обстоятельствам, произошло окончательное оформление русского народа как этнически однородного, завершилось формирование его взглядов на свою сущность, свою роль в истории, на народные и государственные формы своего бытия.