Этапы развития и национальные особенности русской философии

    В Европе никогда не считали преступником живущего за границей и изменником переселяющегося в Америку.

    У нас ничего подобного. У нас лицо всегда было подавлено, поглощено, не стремилось даже выступить. Свободное слово  у нас считалось за дерзость, самобытность — за крамолу; человек пропадал в  государстве, распускался в общине.  Рабство у нас увеличивалось  с образованием; государство росло, улучшалось, но лицо не выигрывало; напротив, чем сильнее становилось государство, тем слабее лицо».

    Эти и схожие с ними положения составляли достаточно прочный идейный фундамент  «западнической» историософии, в  частности — основу для критики различных форм псевдоколлективности, нивелирующей личностное начало — как в исторических реалиях (та же сельская община, к примеру), так и в утопических социальных учениях (различные варианты грубого, уравнительного, казарменного коммунизма).

    Справедливости  ради следует признать, что само понимание человека, индивидуума, личности и ее свободы не было одинаковым у всех «западников». Некоторые из них разделяли в данном случае (или склонялись к ней) концепцию  индивидуализма, имевшую столь строгую  популярность на Западе, но встречавшую  критику как в европейской  антропологии (например, у Л. Фейербаха  и молодого К. Марса), так и у  ряда наиболее глубоких отечественных  мыслителей, сумевших провести жесткую  демаркационную черту между идеей  «узкого эгоизма» (индивидуализма) и идеей «свободной личности», развитие которой невозможно без одновременного развития отношений и чувства  «общественности», «солидарности». В  этом смысле особенно показательны антропологические  учения А. Герцена и П. Лаврова.

    Наконец, третий аспект «западнического» наследия, заслуживающий быть отмеченным: именно «западничество» поставило в  России столь важную для страны и  традиционно столь мало почитаемую у нас проблему правового обеспечения  свободы личности, подчеркнуло значение юридической стороны освобождения человека, необходимость законодательства, закрепляющего права человека как  гражданина и т. п.

    Еще Чаадаев, в своих «Философических  письмах» сетовал, говоря словами Герцена, «на отсутствие у нас того элементарного  гражданского катехизиса, той политической и юридической азбуки, которую  мы находим с разными изменениями  у всех западных народов».

    Называя Россию «печальным царством беззакония», Герцен писал в конце 50-х годов: «В самом деле, идея права у нас  вовсе не существует, или очень  смутно; она смешивается с признанием силы или совершившегося факта. Закон не имеет для нас другого смысла, кроме запрета, сделанного власть имущим; мы не его уважаем, а квартального боимся... Нет у нас тех завершенных понятий, тех гражданских истин, которыми, как щитом, западный мир защищался от феодальной власти, от королевской, а теперь защищается от социальных идей...».

    Правовая, юридическая мысль России развивалась  трудно, постоянно наталкиваясь на противодействие не только правительственного консерватизма, но и консервативных традиций «общества» и даже народа. Тем не менее, уже в 70—80-е годы прошлого века идея: «Нужно, необходимо, даже неизбежно водворить в нашей  жизни порядок, который может  быть основан только на праве, точном и всеми признаваемом»,— все  прочнее укореняется в сознании ли6ералов - «западников». Недаром все  лучшие отечественные государствоведы  и юристы вышли из этой среды....

    Какие же выводы делает автор статьи, оглядываясь  на историю развития взаимоотношений  между западниками и славянофилами: духовный капитал, накопленный «западниками»  за всю историю существования  этого со значительной долей условности выделяемого нами течения, окажется куда более актуальным и плодотворным, нежели разного рода романтизированный  и офилософиченный «национал-патриотизм», взятый, разумеется, отнюдь не в крайнем  его выражении, а во всех разновидностях концепции «самобытничества», к  коим, несомненно, относится и «славянофильство». Этот последний, то есть национал-патриотизм, настаивающий на «особом», своем «собственном», «самобытном» пути России, так или  иначе опирался и опирается на всякого рода мифы, в основе которых  — представление о некоей от века («этнос») либо от Бога данной «русской душе», или «русской идее», диктующей  национальному бытию смысл, миссию, предназначение и т. п. заданные константы. Сюда же примыкают представления  об исконной православности, о самобытной народной нравственности, основанной на любви, о традиционной «державности», «соборности» и т. п. как о подлинно национальных атрибутах «русскости» и исходных основах решения «русского вопроса».  
 

    5. Философия «всеединства» В.С. Соловьева.  

    Вл. Соловьев принадлежит к числу  тех мыслителей, которым удалось  создать самостоятельную целостную  и всестороннюю философскую систему  — учение, охватывающее все области  философского знания при единстве подхода, логической последовательности и взаимосвязи  основных идей. Как правило, в системе  наличествует небольшое число исходных принципов, из которых логически  выводятся все остальные идеи и положения. Философская система  — это теория, позволяющая решать все философские вопросы с  единой позиции, с единой точки зрения.

    Обобщая философские идеи самого разного  происхождения, Вл. Соловьев стремился  к разработке самостоятельного учения. Его философия — совершенно своеобразное и неповторимое явление в истории  мысли. В основу своей философской  системы он положил принцип о  всеединстве.

    «Все  существует во всем» — такова самая  общая формулировка принципа всеединства. Отталкиваясь от нее, Вл. Соловьев развивает  целостную концепцию. Прежде всего, для него ясно, что данную формулировку не следует понимать буквально —  все существует во всем лишь как  тенденция, как закон. Всеединство  — это гармония и согласованность  всех частей Вселенной. Но абсолютное всеединство — это идеал, к  которому мир лишь стремится. Абсолютное всеединство — это Бог, а мир  — всеединство в состоянии  становления. Мир содержит божественный элемент (всеединство) как идею. Но без  элемента божественного всеединства он не может существовать, ибо в этом случае рассыпался бы на изолированные и враждебные друг другу части.

    Абсолютное, или божественное, всеединство есть абсолютная «единораздельная цельность  бытия». Иначе говоря, это такое  соединение отдельных элементов  мира, которое не уничтожает самостоятельности  элементов, т.е. реальной множественности  мира. Это единство многообразного или цветущая полнота жизни, т.е. гармония в разнообразии. В своем  идеальном выражении это Бог, соединяющий мир в единое целое  посредством любви. Любовь есть то, без чего соединение отдельных частей не может быть гармоничным и согласованным. Божественная любовь и придает миру гармонию и стройную согласованность. Наличие в тварном мире противоположного начала, т.е. начала нестроения и хаоса, есть следствие грехопадения. Однако мировой процесс представляет собой  не что иное, как процесс возвращения  к первоначальному всеединству. Таким образом, развитие тварного мира есть эволюция ко все большей гармоничности  и единству при одновременном  росте многообразия. Это возникновение  все более сложных систем —  от примитивных неживых через  многообразие живого к обществу и  человеку. С момента возникновения  христианства история общества превращается из процесса человеческого в процесс  богочеловеческий: в истории действует  нравственное начало, ведущее его  к всеединству.

    Моделью положительного всеединства служит для него живой организм. Для живого организма правилом является такое  соединение частей, в котором каждая часть «заинтересована» во всех других и в целом. Например, болезнь отдельного органа неизбежно отрицательно сказывается  на всем организме и на других органах. Напротив, здоровье какой-либо части  идет на пользу всем другим и организму  в целом. Понятие организма опирается  на более широкую категорию. Эта  категория — «жизнь». Она занимает важное место в учении о всеединстве  и в философии Вл. Соловьева в целом.

    Понятие жизни нигде не определяется Вл. Соловьевым формальнологически. И это  несмотря на то, что его философская  система отличается логической строгостью и последовательностью. Дело в том, что жизнь принципиально не может  и не должна определяться только лишь логическим путем. В жизни присутствуют элементы иррациональные. Поэтому она  не может быть постигнута подобно  тому, как познаются объекты естественных наук. Жизнь может быть описана, но не определена абсолютно строго. Жизнь  это стихия. Это поток, в котором  отдельные этапы могут быть выделены лишь условно. Это творчество нового и способность к самовоспроизведению. Это жизненный порыв. Это бурная, клокочущая жизнь, многообразие ее проявлений. Наконец, это «цветущая полнота  жизни», полнота бытия. Жизнь естественна  в отличие от того, что вымучено и искусственно. Во всех ее проявлениях  есть душа, а на самых высоких  ступенях — дух. Чтобы постигнуть живое существо или душевно-духовную жизнь, человеку, кроме работы интеллекта, требуется еще сердечное участие.

    Жизнь есть жестокая борьба за выживание. Это  относится к жизни во всех ее проявлениях. Жизнь живых существ основывается на пожирании и истреблении одних  существ другими: хищники пожирают травоядных и друг друга, травоядные питаются растениями; человек, как живое  существо нуждается в пище органического  происхождения и т.д. То же можно  сказать об экономической и иных сферах общественной жизни: здесь также  идет острая борьба за существование. Однако жизнь перестала бы быть жизнью, если бы свелась к конкуренции  и взаимному истреблению. Более  того, в этом случае она была бы просто невозможна: жизнь мгновенно уничтожила бы сама себя. Тем не менее этого  не происходит. Напротив, биологическая  наука прослеживает эволюцию живых  существ, в которой очевиден прогресс в развитии жизни. Очевиден прогресс и в развитии общества. Следовательно, наряду с конкурентной борьбой в жизни существен момент солидарности и взаимопомощи — без него жизнь перестала бы быть реальностью. В сочетании борьбы и солидарности находит свое выражение «последняя тайна» жизни, особый замысел Божий или Премудрость Божия — София.

    Особый  смысл принцип всеединства приобретает  для Вл. Соловьева при рассмотрении духовной жизни. Философия Вл. Соловьева  — это искание единства духовной жизни. В ней ярко выражено стремление найти способ избегнуть всякой односторонности, всякой ограниченности. Это «искание всеединства», синтеза религии, философии  и науки, веры, мысли и опыта, которое  должно ответить на вопрос: «какая цель человеческого существования вообще, для чего, наконец, существует человечество?»  Окончательная цель человечества, по Вл. Соловьеву, как раз и состоит  «в образовании всецелой жизненной  организации».

    Величие творчества и личности Вл. Соловьева  было очевидно многим его современникам  и непосредственным преемникам, на которых мыслитель оказал значительное влияние.

    Место и значение творчества Вл. Соловьева  в истории русской мысли определяются тем, что он явился завершителем и  систематизатором русской философской  классики. Его система — вершина  русской классической философии. Без  творчества Вл. Соловьева едва ли мы вообще имели бы возможность говорить о русской классической философии  как о реальном факте культуры. Реализуя принцип всеединства, он стремился  к максимальному теоретическому обобщению опыта предшествующего  философского и культурного развития. В его философии нашли отражение  в переосмысленном виде идеи едва ли не всех выдающихся западноевропейских и русских мыслителей.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

    Русская философия содержит много ценных идей не только в области религии, но и в области гносеологии, метафизики и этики. Основные проблемы, по моему  мнению, которые рассматриваются  в отечественной философии –  это проблемы нравственности, совести, счастья, смысла жизни.

    Интерес к истории отечественной мысли  пробудился в России еще в первой половине XIX века. Устойчивым и все  более нарастающим он становится с конца XIX – начала XX веков. Все  сколько-нибудь крупные представители  русской философии XX века были вместе с тем и ее историками. В целом  это отражает высокую степень  зрелости отечественной мысли, внутреннюю потребность философов в рефлексии, в «оглядке» на свои собственные  национально-историческое традиции и  идейные корни.

    Отечественная философия долгое время оставалась для нас «белым пятном», не признавалась и осуждалась как «белоэмигрантская». Долгое время в нашей стране официально признавалась только марксиско-ленинская  философия, как единственно правильная и верная.  И поэтому работы советских философов по сути дела утратили философскую преемственность, ибо как правило не  касались целых пластов отечественной  религиозной философской мысли.  Были существенно ограничены и историко-философские  изыскания больших периодов в развитии русской философии, замалчивались и забывались имена очень многих мыслителей. Но сейчас мы имеем доступ к  трудам русских философов без предварительной цензуры. Знакомство с их  идеями будет полезным для развития нашей национальной культуры, для восстановления преемственности философской традиции.