Контрольная работа по "Философии"

Антропологический дуализм сочетается у Несмелова  с дуализмом в онтологии —  монизм в онтологии был бы только насилием над неустранимой разнородностью материального и духовного бытия: «дeйcтвитeльнoмy содержанию мирового бытия отвечает только дуалистическое представление мира». И тут Несмелов, обращаясь к проблеме человека, приходит к выводу, что «телесность дана человеку, но телесный организм создается духом»: «как данное условие существования человека, тело является внешним по отношению к духу, а как созданное самим же духом орудие его произвольной деятельности, оно является своим духу и составляет собственное тело духа». В объяснении последних слов надо указать на следующие соображения Несмелова. Указав на то, что между человеком и животным существует неизмеримая духовная разница (хотя «в отношении способа происхождения между ними никакого различия нет»), что дух человеческий «ни в один момент своего существования в мире не бывает бестелесным, т. е. появляется в бытии с телом материального семени и в течение всей жизни необходимо находится в деятельном отношении к материальному миру», Несмелов делает вывод, что дух человеческий «появляется в мире не после того, как материальная природа физико-химическим путем приготовит ему телесное помещение, а напротив, он сам именно и создает для себя свое тело».

Для антропологии Несмелова в высшей степени существенно  все, что он пишет о проблеме зла  в человеке. Несмелов очень смело  и чрезвычайно оригинально трактует богословскую сторону проблемы; в  философском же отношении интересно  его рассуждение о том, что надо признать «возможность и действительность духовного служения злу». «В человеческой жизни, — пишет Несмелов, — существует не просто лишь недостаток полного совершенства, но в ней существует несомненное противоречие моральному сознанию и осуществление того, что не должно существовать. Такое развитие человеческой жизни составляет подлинное зло нашего мира, и в нем заключается несомненная вина человека». Следуя библейскому учению о появлении зла на земле и давая этой теме своеобразное и замечательное истолкование, Hecмeлoв настаивает на том существенном факте, что прародители вольно покинули данное им положение господства над миром и своим обращением к «магической» силе материального бытия «извратили нормальное взаимоотношение мира и личности»; падение человека «осуществило в нем роковое противоречие тела и духа», и люди оказались «вынуждены жить по закону физических потребностей» — от прежней же их духовной природы сохранилась лишь способность моральной оценки, способность сознавать правду нравственного идеала. Отношение к миру неизбежно окрасилось в утилитарные тона; т. н. «культурная» деятельность человека по существу определялась и определяется подчиненностью человека законам мира, необходимостью использовать для физического своего существования силы природы. «Во всей этой деятельности нет и не может быть места для нравственного отношения к природе», — поэтому «давать религиозную санкцию культурной деятельности было бы явной ошибкой, но не меньшей ошибкой было бы и отрицать эту деятельность во имя религиозной основы жизни, — потому что она существует не по желанию человека отрицать истину религиозного мировоззрения, а исключительно только по желанию его сохранить свою жизнь и избежать невольных страданий жизни».

Загадка в человеке разгадывается, по Несмелову, через  установление того, что «в его ограниченно  условном бытии существует какая-то связь с истинно безусловным  бытием». Не «сущность», а самое существование  человека ведет нас к утверждению  безусловного бытия и именно «самосущей Личности», Бога. Антропология, т. о., в ее экзистенциальном истолковании у Несмелова, вводит нас в область метафизики. «И объективное бытие Бога, — пишет Несмелов, — и достоверное познание Его природы непосредственно даны человеку реальным бытием и природным содержанием его собственной личности». «Личность человека являeтcя не зеркалом по отношению к Богу, а самим изображением Бога, и образ Божий в человеке не возникает под формой какого-нибудь явления сознания, а представлен самой человеческой личностью во всем объеме ее природного содержания, так что это содержание непосредственно открывает нам истинную природу Бога, каким Он существует в самом себе... Мы достоверно знаем в познании самих себя, что Бог в себе самом есть живая самосущая Личность». Несмелов решительно различает идею Бога (непосредственно открывающуюся нам в самосознании) от понятия о Боге; отвергает он и мысль о «сверхчувственном опыте».

«В идее Бога, — пишет он, — мы находим... то и только то, почему и как возможно для человека сознание ее объективной  реальности»; «сознание себя, как  образа бесконечной сущности, есть вместе с тем и сознание действительного  бытия такой сущности вне человека». Бесконечное не может служить объектом представления, и безусловное не может быть воспринято человеком в чувственном созерцании... Надо говорить лишь о фактическом оправдании идеи Бога в реальном бытии человека». Несмелов отбрасывает и т. н. «космологическое доказательство бытия Божия»: «самое понятие абсолютной причины создано философией, — утверждает он, — не на основании космологических соображений, а только на основании библейского учения о Боге как Творце мира».

Несмелов идет дальше. «Все стремления философской  мысли отыскать Бога в мире являются совершенно напрасными. Мир не подобен  Богу и ничего божественного в  себе не заключает, а потому он гораздо скорее может закрывать собою Бога, нежели открывать Eгo». Дa и относительно человека в его движении к Богу тоже ясна граница: «непосредственно человек, — пишет Несмелов, — не знает о том, в чем заключается его связь с безусловным бытием, — но самый факт этой связи все-таки дан налично в природном содержании самосознания». Поэтому «религия не может быть сообщена человеку извне, а может возникнуть только в самом человеке, как живое сознание некоторой связи между ограниченным бытием человека и безусловным бытием Божества. Но о безусловном бытии мы можем размышлять на основе этого опыта «некоторой связи» с Абсолютом. Можно, напр., думать, что «безусловное бытие составляет реальную основу всего и что оно раскрывается в мире процессом саморазвития», — но против этой пантеистической концепции должно сказать, что отождествление идеи субстрата мировых явлений с идеей безусловного бытия приводит к ряду немыслимостей». Немыслимость пантеизма (всякого рода) связана, по Несмелову, с тем, что «самостоятельность человеческих личностей (существованием которых собственно и открывается действительность безусловного бытия) делает идею всеединого субстрата мировых явлений совершенно бесполезной фикцией мысли». «Личность не может быть выведена из безусловного бытия, как явление из своей основы», и отсюда следует, что «отношение нашего мира к самосущей Личности иное», т. е. что мир не есть ни явление Абсолюта, ни его самораскрытие. Остаются возможными в таком случае 2 гипотезы — или гипотеза взаимодействия мира и Абсолюта, или отношение произведения к своей абсолютной причине. Но признавая самостоятельность мира, мы не можем его абсолютизировать (без чего невозможно взаимодействие мира и Бога). Только идея творения объясняет нам действительный мир, а что касается человека, то в нем не все сводимо к тварности человека, — свобода человека выводит его за пределы тварного мира и может быть понята лишь «при признании сходства личности человека с природой Творческой Силы» (Бога). «Мир, действительно, имеет самостоятельное существование, — пишет Несмелов, — но его самостоятельность все-таки несомненно условна», — поэтому учение о мире, как о «втором безусловном» (очевидно, имеется в виду учение В. Соловьева), не может быть принято.

Несмелов готов  принять идею «всеединства», но лишь в том смысле, что «единое Безусловное  есть абсолютная причина всего, и  все есть откровение единого». Но поскольку  лишь в человеке есть сознание своей  связи с Абсолютом, мир «сам по себе» — т. е. без человека, есть «бессмыслие»; раз только человек  может сознавать связь с Абсолютом, то «только он и может осуществить  всеобщую цель мирового бытия», быть «откровением безусловного бытия». Но «если бы современному человеку, — пишет Несмелов, —  даже и хотелось увидеть Бога в  мире, то ему, во всяком случае, не захотелось бы жить в присутствии Бога, потому что на самом деле он живет не по вечному смыслу всецелого бытия, а только по индивидуальному случаю своего появления в мире». «Вместо  осуществления всеобщей цели мирового бытия, он преследует только свою собственную  цель...». Поэтому «как собственная  жизнь человека, так и существование  всего мирового бытия сами по себе, несомненно, не имеют никакого смысла». Эти острые слова усиливаются  уже знакомой нам формулой, что  «по вине человека мировое бытие не достигает своего назначения». «Ненормальное состояние мирового бытия», страдания людей выдвигают на первое место тему о том, почему же и мир и человек не осуществляют смысла, вложенного в творение Богом. И еще сильнее встает вопрос о «спасении» мира и человека, — но эта идея для Несмелова, как нам теперь это ясно, имеет космический, и даже глубже, — общеонтологический характер. Центральное значение идеи спасения, по Несмелову, определяется тем, что «дело спасения одинаково требуется как вечной правдой Бога, так и предвечным смыслом мирового бытия». Но тем самым вскрывается центральность для всех построений Несмелова моральной темы.

Этические идеи. Несмелов не просто противопоставляет  «естественную» жизнь природы и  наше моральное сознание, которое  устремляет наш дух к идеалу —  для Несмелова здесь же и ключ к пониманию «ненормального состояния  мирового бытия». «Нравственная воля человека, — пишет он, — представляет собой поразительное чудо для  мира — одно только развитие нравственной жизни может выражать собой исключительное значение человека». Все иные формы  и силы творчества в человеке не могут идти даже в сравнение с  нравственной деятельностью. Тут же он пишет: «единственная ценность, какую  не создает и не может создать  физический мир и какую может  внести в мировую жизнь одна только человеческая личность, заключается  в нравственной деятельности человека. Наука только отражает природу в  понятиях мысли, а искусство подражает  природе в символах чувств». Только в нравственной жизни человека совершается  «таинство физического творчества духа», т. е. обновление и спасение мирового бытия. Это придает всей этике, по Несмелову, космический смысл, —  в нравственной деятельности человека и только через нее входит в  мир новая сила. Человек может  либо осуществлять в себе личность — и тогда он становится на путь творчества в мире (осуществляемого  только в моральной сфере), — либо может остаться целиком в рамках природы, т. е. становится «человеком-вещью» — и тогда его отношение  к природе не будет выходить за пределы «утилитарного рассудочного мировоззрения». Грехопадение прародителей именно в этом и состояло — «они подчинили свою душевную жизнь механической причинности и тем самым ввел свой дух в общую цепь мировых  вещей. Но реальность свободы на путях  человека остается в силе на обоих  путях жизни, — и отсюда, между  прочим, вытекает, что общий детерминизм  в понимании мира неверен: факт свободы  в человеке, ее неустранимость —  налицо. Здесь ясно подчеркивается то, что существование свободы  определяется элементом другого  бытия, — такого бытия, которое не входит в состав мировых вещей  и которым основополагается действительность свободы в мире». Bo всяком случае, перед человеком всегда стоит задача нравственной деятельности, — смысл которой вовсе не ограничивается социальными темами, а обращен ко всему космосу. Иначе говоря, моральная жизнь совсем не заключается в культурном творчестве, которое почти не выводит нас из-под власти «физического порядка». В развитии своей культурной деятельности человек вовсе не осуществляет себя как свободно-разумная личность, а только в бесконечных вариациях раскрывает свое добровольное подчинение роковому закону жизни... При всех огромных успехах в культурном преобразовании действительности человек все-таки остается в пределах и условиях физического мира». Подлинно моральной наша деятельность становится тогда, когда человек «думает не о благе жизни, а исключительно только об истине жизни». «Истинная жизнь — есть жизнь личности вне условий, интересов и целей ее физического существования, но жизнь личности безусловной». Поэтому Несмелов думает, что «нравственный закон, т. е. определение содержания нравственной деятельности, не может возникнуть прямо из нравственного сознания самого себя». Это очень интересное и оригинальное воззрение Несмелова связано, конечно, с метафизикой человека: т. к. личность может сознавать себя до конца лишь как образ Божий — то и «человек находит свою истинную жизнь лишь в жизни по образу Божию». Культурные и социальные темы творчества только в том случае получают нравственный характер, если они включаются в «истинную жизнь». «Нравственный закон, — заключает Несмелов — не дан человеку a priori — он возникает из религиозного сознания человека и все свое содержание получает только из этого сознания: нравственное, долженствующее быть осуществленным, есть лишь богоподобное, так что идея богоподобия является и единственным основоположением морали и единственным критерием всех действий человека в моральном отношении и, наконец, единственным основанием для нравственного развития человека. «Нравственность не создает религию, — говорит Несмелов против Канта, — а только осуществляет ее, религия же прямо и положительно определяет собою все нравственное содержание жизни».

Это чисто религиозное  понимание моральной жизни все  же еще не исчерпывает для нас  ее истолкования. Со всей силой Несмелов подчеркивает то, что «обратиться  к достижению истинной цели жизни  для человека значит то же самое, что  и обратиться к сознанию невозможности  осуществить эту цель». Но это  не означает какого-то тупика в нашем  сознании, а означает только то, что  «люди нуждаются не в мудром учителе  истинной жизни, а в Спасителе  от жизни неистинной». «Загадочное  сознание безусловного идеала в условной : нашей жизни», — говорит тут же с большой остротой Несмелов, — означает только то, что человек носит в себе постоянное осуждение себя и сознание, что своими силами он не может осуществить того, к чему немолчно зовет его нравственное сознание. Нам нужно спасение от этой невыносимой двойственности, и это спасение может быть осуществлено только Тем, Кто «осуществил в мире спасительный закон всеобщего воскресения и преображения». Так этика Несмелова вся светится образом Христа Спасителя — вне этого нравственное сознание только подчеркивает бессилие нашего существования с его глубокой двойственностью идеального познания и реальной подчиненности нашей слепым законам природы...

Гносеология. Чтобы  освободить основную интуицию свою от возможных искажений, чтобы подчеркнуть  всю силу и реальность ее, Несмелов становится на экзистенциальную точку  зрения (употребляем для ясности  этот термин, которого нет у Несмелова). «Начальный мир сознания, — пишет  он, — может определяться в самом  сознании не как субъективный и не как объективный, а только как  существующий». «Бытие и познание бытия  развивается в деятельности одного и того же сознания». Это звучит совершенно в линиях чистого трансцендентализма, которому, однако, решительно чужд Несмелов через утверждение трансцендентного бытия Божия.

Несмелов настойчиво отрывает понятие личности от понятия  «я». Ведь «все, что живет на земле, необходимо имеет и свое самосознание, свое животное “я”». И человек «тоже  имеет свое животное я, которое физически  страдает и наслаждается», — но это  еще не образует начала личности. Начало личности «опирается на сознание ее ценности», на моменты свободы и разума и  выражается поэтому «в свободном  самоопределении личного существа к разумной деятельности в мире». Начало личности формируется именно моральным сознанием, сознанием  ценностей и сознанием долга  осуществлять эти ценности.

Это самораскрытие  личности в пределах живого существования, это явление «неведомой животному  миру идеи свободы» означает, что человек  «не становится личностью, а существует как личность». И потому «в человеке — и только в нем — и возможно познание, ибо в нем, в его самосознании осуществляется распад на самобытие и инобытие»: «осуществление самобытия и познание инобытия неразрывно связаны между собой и взаимно определяют друг друга». «Содержание вещей не воспринимается духом извне, а им же самим творится». Но потому и в нас самих есть та именно двойственность, о которой мы столько уже говорили — двойственность «человека-личности» и «человека-вещи», двойственность в самой личности «я» и «не-я»..

Познание начинается актами, которые обычно характеризуются, как «вера», — но это не есть «низшая» ступень познания. «Вера» не есть просто познание, но по своему содержанию она  есть «утверждение возможного в качестве действительного», присвоение качества «действительности» тому, что в данных условиях открывается нам лишь как  возможное. «Знание есть собственно вера, — говорит Несмелов, — но только не вообще вера, но вера в высшей степени ее основательности».

«Основание бытия, — пишет Несмелов — заключается  в самом бытии, основание же познания о бытии заключается в самом  человеке... И основания достоверности  этого познания нельзя отыскивать вне  человека, а только в самом человеке, потому что достоверность относится  не к бытию, а только к человеческому  познанию о бытии». Но именно потому «бытие субъекта, как единственное бытие, известное самому себе, необходимо лежит вне всех возможных доказательств». «Факт бытия человеческой личности, как вещи в себе, непосредственно  дан в самосознании человеческом, а потому, если человек думает о  себе не как о явлении, а как  о бытии в себе, как о сущности, то думает верно».

Важнейшая проблема философии С.Л. Франка – проблема бытия, исследованию которой посвящена  его главная книга «Непостижимое. Онтологическое введение в философию  религии» (Париж, 1939). Все познанное, знакомое открывается для нас  как непостижимая тайна, причем тем  большая, чем больше предмет укоренен в последних глубинах бытия –  в конкретной реальности больше, чем  в отвлеченных содержаниях, в  живом существе больше, чем в неорганическом теле, в человеческой душе больше, чем  в растении или животном. Поэтому  всякая реальность в ее конкретности методологична и поэтому сверхрациональна, т.е. непостижима по существу. Она превосходит все, выразимое в понятиях, и самая тонкая и точная теория соответствует трансдефинитной сущности реальности лишь так, как «изрядно сколоченный крест годится для живого тела, которое на нем распинается».

     РАССУЖДЕНИЯ С.Л. ФРАНКА О БЫТИЕ

     Философские основы психологии разработаны С.Л. Франком в его книге «Душа  человека (Опыт введения в философскую  психологию)». М., 1917. В этой книге  он исследует сферу интеллекта как  существования, проникнутого субъективностью, а также изменения, происходящие в ней, когда ее рассматривают  как объект; он проводит различие между  духовным и психическим и, прослеживания  пути, по которым наша психическая  жизнь взаимно связана с миром  как целым, посредством познавательной деятельности, с одной стороны, и  сверхличных интересов – с  другой, показывает, что человеческая душа есть микрокосмос.