Маоизм против троцкизма

   Ступени, скачки… Относить их только к прошлому и даже к настоящему - это было бы просто антимаоизмом. Их происхождение, их функции, их принципы точно определены также и для будущего - социалистического или коммунистического. Речь идет не просто об этапах революции, а о революционных (или революционизированных) этапах самой революции: революция, этот скачок как таковой, подчиняется тому же закону - в ходе своего развития от ступени к ступени она постоянно качественно изменяется.

   Революция тоже находится в состоянии революции. Доказательств этому - притом доказательств  любой желаемой достоверности - можно  привести сколько угодно. Например, У Цзян, который, конечно, излагал  мысли Мао достаточно точно, писал  в 1958 г.: "то, о чем до сих пор дискутировали, было лишь этапом, и в нашей стране этот этап уже пройден… Сейчас мы переживаем новый, совершенно иной этап… когда социалистическая революция в основном уже завершена, - этап социализма и подготовки условий для перерастания социализма в коммунизм. Нужна ли нам вообще при нынешнем положении… "перманентная революция" как оружие? Товарищ Мао Цзэдун говорит, что у нас революции сменяют одна другую. Так было в прошлом, и потому так будет и в будущем. Следовательно, так будет вечно. Даже и коммунистическое общество не составляет исключения. Лишь разновидности и формы революций в эту эпоху будут не те, что были в классовом обществе… Социалистическое общество имеет свои собственные противоречия, и ему нужна поэтому собственная революция".

   Во-вторых, теоретическое учение - противоречия в бытии и перманентность революции. Троцкий точно ограничил свою перманентную революцию во времени. Идею китайцев о том, что она должна длиться вечно, он бы отверг. И вообще он не был склонен сводить историю (и тем более политику) к перечню  понятий; он был практиком сегодняшнего дня и данных условий, неспособным  ни руководствоваться в своей  практике теорией, ни внести теорию (да и была ли она у него вообще?) в  практическое учение. Термин и тезис  перманентной революции он присвоил в ходе диалога с русским немцем Парвусом, признавшим в 1905 г. роль пролетариата как авангарда революции.

   В то же время революция и критика  плюс самокритика - если оставаться на марксистских позициях - неотделимы друг от друга. Прилагательное "перманентная" подходит к ним обеим. Уже в работе "Восемнадцатое брюмера" говорится о пролетарских революциях, что они (в противоположность буржуазным) "постоянно критикуют сами себя". Ещё отчетливее выразил это У Цзян - и притом в полном согласии с Марксом. "В нашу эпоху", - пишет он, - "имеются две социальные (или политические) революции различного типа; их различия объясняются неодинаковостью общественных противоречий. Противоречия, которые должна разрешить революция в рамках капиталистического строя... находят своё выражение в антагонизмах и резких конфликтах между классами, в острой классовой борьбе. Эти противоречия не могут быть разрешены самой капиталистической системой, потому что капиталистическая система не может критиковать себя сама".

   "Другая  разновидность общественного  переворота", - продолжает У Цзян, - "это революция, происходящая в социалистическом и коммунистическом обществе; противоречия, которые должна разрешить революция такого рода… выступают как противоречия в народе, а именно: принимают форму борьбы между прогрессивными и отсталыми группами народа. Поэтому данный род противоречий и борьбы не носит антагонистического характера и может найти свое разрешение в недрах самой социалистической и коммунистической систем. Социалистическая и коммунистическая системы развиваются путем перманентной самокритики и перманентного самоизменения".

   Статья У Цзяна ясно показывает, что революция может протекать перманентно лишь в том случае, если так же перманентно будет вестись критика; они связаны, как лицевая и оборотная стороны монеты, и только вместе имеют ценность. Но остается сделать ещё один чрезвычайно важный вывод, каким бы неприметным ни казалось словечко само-, играющее здесь важную роль. Провозглашение революции как перманентного процесса, если оно связано с провозглашением перманентности критики как достаточного и необходимого её условия, объединяет в одно целое самокритику и самореволюцию. Не нужны больше чуждые, внешние, а именно классово чуждые, далекие от народа стимулы, чтобы разрешить противоречия между классами и внутри народа. Пролетарская критика, пролетарская революция постоянно и всегда имеют дело лишь сами с собой.

   В знаменитых текстах, специально посвященных  вопросу о противоречии, Мао Цзэдун установил его онтологическую и  общественную универсальность: нет  вещи, не содержащей противоречия; тот, кто отрицает противоречие явлений, отвергает всё и вся; закон  противоречия - всеобщий закон, действительный для всех без исключения времен и  стран; это основной закон природы  и общества, следовательно, также  и основной закон мышления; противоречия возникают непрерывно, они непрерывно разрешаются - в бытии, в обществе в целом, точно так же и в социалистическом обществе, даже в коммунистической партии.

   Затем идут фразы, напоминающие изречения  из "Книги о Дао и Дэ" Лао Цзы или из "Книги перемен": "Если отсутствует одна из двух противостоящих, противоречивых сторон, то исчезают условия существования и для другой стороны… Без жизни нет смерти; без смерти нет жизни. Без верха нет низа; без низа нет верха. Без беды нет счастья; без счастья нет беды. Без легкого нет трудного; без трудного нет легкого. Без помещика нет арендатора; без арендатора нет помещика. Без буржуазии нет пролетариата; без пролетариата нет буржуазии".

   Этими фразами, к которым можно было бы добавить немало других такого же рода, Мао Цзэдун, так сказать, "китаизировал" материалистическую диалектику. Рассматривая единство противоположностей (так выглядит другая формула закона противоречия) как объективную истину объективной реальности, он возражает тем, кто признает его лишь субъективной истиной познания. Усматривая противоречие во всех вещах, он выступает против тех, кто не признаёт этого противоречия - по крайней мере там, где дело касается Советов и, следовательно, советского общества.

   Ещё важнее слово внутри. Со времен Гегеля, Маркса и Энгельса, пишет один истолкователь трудов Мао Цзэдуна никто "не подчеркивал так решительно внутренние противоречия в вещах". А здесь всё зависит от слова непрерывный. Перманентность революции, каково бы ни было бытие ("наше", "в себе", "для нас"), длится столько, сколько длится бытие. По-китайски это называется будуань гэмин: революция (гэмин), которую нельзя оборвать (будуань), нельзя ни начать, ни кончить. Она, будучи перманентной, является бесконечной, её продолжительность никогда и нигде не кончается.

   В-третьих, диалектическое учение - теория и практика как единое целое, в котором практика превалирует. Строго говоря, диалектика теории и практики опять-таки восходит к Карлу Марксу, поскольку он пытался  отменить философию (то есть именно теорию) путем её осуществления на деле, поскольку он якобы знал, как заменить оружие критики критикой оружия, а теорию сделать "материальной силой", если она "овладеет массами". И здесь голова и знания Гегеля должны были быть поставлены на марксистские ноги действия.

   В устах Сталина, высказавшего в 1924 г. эту мысль применительно к  конкретному времени и к конкретной обстановке, это звучало так: "Теория есть опыт рабочего движения всех стран, взятый в его общем виде. Конечно, теория становится беспредметной, если она не связывается с революционной практикой, точно так же, как и практика становится слепой, если она не освещает себе дорогу революционной теорией. Но теория может превратиться в величайшую силу рабочего движения, если она складывается в неразрывной связи с революционной практикой, ибо она, и только она, может дать движению уверенность, силу ориентировки и понимание внутренней связи окружающих событий, ибо она, и только она, может помочь практике понять не только то, как и куда двигаются классы в настоящем, но и то, как и куда должны двинуться они в ближайшем будущем".

   Сталин  проявлял большое уважение к теории, признавая её значение и полагая, что нужно отдавать ей должное.

   Точно так же мыслил и Ленин, который  ещё в 1902 г. писал: "Без революционной теории не может быть и революционного движения".

   И как было Ленину не подчеркнуть эту  мысль (теория, ещё раз теория, а  затем уже практика) "в такое время, когда с модной проповедью оппортунизма обнимается увлечение самыми узкими формами практической деятельности"?

   При всем том ни Маркс, ни Ленин, ни Сталин никогда не отвергали требования о единстве теории и практики.

   Троцкий же - и в этом сходятся все комментаторы даже на Западе - отделял теорию от практики . В речи о русском химике-теоретике Менделееве, произнесенной в 1925 г., он заявил: "Вполне возможно, что каждый отдельный учёный вовсе не думает о практических результатах своих исследований. Чем свободнее, чем смелее, чем независимее от практических требований дня работает его ум, тем лучше". Но стал бы Троцкий так говорить всего четверть века спустя о Хаане, Мейтнере, Оппенгеймере, Теллере?

   Возможно, невзирая ни на что, он продолжил бы свою речь так, как он её начал: "Именно в том и состоит суть марксизма, что он в конечном счете подходит к истории как к объективному предмету исследования и рассматривает историю человечества как гигантский дневник лаборатории... Именно такая объективная позиция дает марксизму непреодолимую силу исторического предвидения". Такова позиция Троцкого: простодушно-наивная, но достаточно коварная. Не заботиться о результатах исследований, сравнивать столетия в судьбе людей с минутным существованием минералов, игнорировать объективный фактор в субъективном в большей мере, чем субъективный фактор в объективном, - эта позиция с давних пор была в представлении большевиков характерной чертой так называемого меньшевиствующего идеализма.

   И коммунистическую честь Троцкого не спасало даже то, что временами  он все-таки становился материалистом; он мыслил механистически (взаимосвязи  в химии и даже социологии и  психологии были, на его взгляд, механически обусловленными), он едва ли был способен мыслить диалектически.

   А что значит мыслить диалектически  с точки зрения теории и практики? Мао Цзэдун разъяснил это в 1937 г. в своем труде "Относительно практики" (дополнение к вышедшей в том же году теоретической работе "Относительно противоречия"). В  названной работе говорится: "Познание начинается с практики; обретя через практику теоретические знания, нужно вновь вернуться к практике".

   Этот  абстрактный абзац Мао сопроводил конкретной иллюстрацией: на примере  людей, которые приезжали (в конце  тридцатых годов) в Яньань "извне", чтобы посмотреть, что делается там, на революционной базе, он пояснил ступени познания: практика-теория-практика. Приехавшие видели местность, дороги, дома, слышали людей (приёмы, массовые демонстрации), словом, воспринимали внешнюю сторону ситуации - это первая ступень. Затем они начали понимать ситуацию, понимать людей, формировать понятия, чтобы "выносить суждения и делать умозаключения", - это вторая, внутренняя, ступень. Наконец, они подумали, составили свое суждение и теперь хотят действовать - это третья ступень.

   "Подлинная  задача познания", - говорит Мао Цзэдун, - "заключается в том, чтобы от ощущения подняться до мышления, подняться до постепенного уяснения внутренних противоречий объективно существующих вещей, явлений, до уяснения их закономерностей, уяснения внутренней связи между различными процессами, то есть достигнуть логического познания". Тогда подлинная задача практики, по мысли Мао, потребовала бы возвращения к действию и тем самым к тому, чтобы шаг за шагом (если не скачок за скачком) овладевать противоречиями внутри вещей.

   "Марксистская  философия считает", - цитируем опять Мао, - "что главное заключается не в том, чтобы, поняв закономерности объективного мира, быть в состоянии объяснить мир, а в том, чтобы использовать знание объективных закономерностей для активного преобразования мира… Марксизм придаёт серьёзное значение теории именно потому, и только потому, что она может направлять практическую деятельность".

   Практически, однако, Мао Цзэдун тут же смягчает свою формулировку - ведь в том же контексте говорится: "Познание, овладевшее закономерностями мира, должно быть вновь направлено на практику преобразования мира, применено в практике производства, в практике революционной классовой борьбы... а также в практике научных экспериментов".

   Комментаторы  единодушно указывают на то, сколь  характерен здесь - с грамматической и семантической точек зрения - усиленно подчеркиваемый вспомогательный  глагол долженствовать. Если "практика" (по-китайски "шицзянь") предписывает "действительно вступить на путь", то это не рекомендация, а приказ совершить скачок - от непосредственной практики к теории, от диалектического мышления к опосредствованному действию.