Миф. Преднаука. Наука.

У искусства, в том числе  и у фантастики, связь с обиходным  мышлением, с массовым сознанием  теснее и непосредственнее, нежели у науки. И научная фантастика оказалась тем механизмом, при  помощи которого смутные догадки, непроверенные  модели, "безумные", смелые предположения, которых всегда немало возникает  в научной среде, поступали в  более широкий оборот, делались достоянием не только специалистов, а выносились до всякой экспериментальной проверки в массовое сознание. В это русло, а не в науку устремилась и  творческая мысль ученых, размышлявших на темы, считавшиеся в науке "несерьезными". Такой приоритет научной фантастики признают и сами ученые. Так, проф. С.А. Каплан пишет, что "подобные вопросы (поиски сигналов внеземных цивилизаций - Т.Ч.) сначала поднимались в научно-фантастической литературе".

То же наблюдаем мы и  относительно мифа о посещении Земли  пришельцами из космоса в прошлые  века. Как отмечает И.С. Шкловский, ко времени выступления М.М. Агреста со своей гипотезой (1959 г.) такое посещение успело стать уже классическим сюжетом в научной фантастике.

Опередила научная фантастика не только современную экзосоциологию, но и прогностику опять-таки не столько в смысле действительной ценности добытых ею знаний и четко разработанных теорий и концепций, а в смысле удовлетворения потребностей развития обиходного сознания.

Своеобразный приоритет  фантастики в деле социального и  научно-технического прогнозирования, как и в случае с внеземными цивилизациями, признают сами ученые. Так, Г.М. Хованов, отмечая, что "в нашей цивилизации снова формируются и начинают играть важную функциональную роль подсистемы, специализирующиеся на прогнозе будущего", пишет далее, что "до сих пор наиболее яркими примерами составления "долгосрочных прогнозов" дальнейшего развития человеческой цивилизации были научно-фантастические и социально-фантастические произведения". И современная прогностика ищет свои пути, постоянно оглядываясь на уже имеющийся опыт, анализируя созданные в фантастической и утопической литературе модели и методы прогнозирующего моделирования.

Однако нужно оговориться, что такой приоритет фантастики - явление во многом мнимое, кажущееся. В свое время И.А. Ефремов упорно возражал против представления о  фантастике как о "преднауке", открывающей науке новые пути. Ученые обращаются к фантастике, когда их воображение тревожит яркая идея, а "доказательных рассуждений", ее подтверждающих, не существует. Бывает, что позднее появляются и доказательства, и даже инженерные расчеты, и тогда кажется, что фантастика дала ученым "задание", которое они послушно выполняют. Однако аплодируя фантастике, как правило, не выясняют предысторию идей, высказанных в научно-фантастических произведениях, путь их в фантастику, а не только дальнейшие их странствования после обнародования в научной фантастике. А это было бы весьма интересно. Так, идея разумного плазменного облака, воплощенная в романе Ф. Хойла "Черное облако", принадлежала вовсе не автору романа, а его коллеге, имеющему к фантастике весьма отдаленное отношение. Профессор Голд сам "признавался" в авторстве этой идеи на совещании в Бюракане. Скорее всего большинство новых конструктивных идей научной фантастики имеет подобное же происхождение.

Размышляя над путями дальнейшей биологической эволюции человека, И.В. Муравьев и В.С. Бойко пишут: "В  области отыскания новых возможностей преобразования мира и человека несправедливо  жаловаться на отсутствие теорий и  гипотез, непосредственно питающих сейчас фантастику".

И Л.Е. Этинген считает, что фантасты "подхватывают" "не обретшие еще твердой экспериментальной почвы и витающие в воздухе научные идеи".

Одним словом, вопрос о приоритете в тех областях человеческой деятельности, которые связаны с формированием  современных мифов, необычайно сложен и запутан.

Выше мы говорили о необходимости  при изучении мифов нашего времени  не отбрасывать ни одного предположения  или догадки, от кого бы они ни исходили - от ученого или от художника. Все  это так. Но дело в том, что миф  и здесь сохраняет свою безымянность. Специальными изысканиями почти  всегда, конечно, можно "докопаться" до того, кто же первый сказал "а". Но в массовое сознание мифологические модели поступают все же безымянными или из вторых и третьих рук. И прав был С. Лем, когда, сетуя на "одомашнивание" космоса, на то, что вселенная в научной фантастике все дальше уходит от "вселенной ученых", признавал, что в такой "деформации" повинны все и никто в отдельности. Эта "деформация" - дело рук мифа, который, как всегда, мерит вселенную человеком, пытается сделать ее понятней и уютней для уровня современного массового сознания. А в трудностях распознавания первого толчка, "авторства" раскрывается как раз та загадка, которая волновала Шеллинга - целое поколение (и даже не одно!) работает над созданием нового мифа, как если бы это была единая творческая индивидуальность.

Современный миф, сохраняя немало общего с древней мифологией (общей  является задача создания модели мира и одновременно "модели поведения", по выражению А. Гулыги), вместе с тем значительно от него отличается. Он не только не поглощает науку и искусство, как это было в древнем мифе, но весьма ограничивает сферу своей деятельности. Ему, безусловно, нет места там, где господствуют "доказательные рассуждения", он вынужден поселиться в области полузнания, в области веры и сомнения. А это приводит к тому, что современный миф приобретает новое свойство - он становится вероятностным.

На первый взгляд, это  кажется странным - ведь в нашем  представлении миф тесно связан с безграничной верой, соответствует "структуре сознания, принципиально  нацеленного на всякую веру".

В возможности такой безоглядной  веры, кстати, и заключается основная потенциальная социальная опасность  любого мифа. Все это правильно. И тем не менее современный миф явно проявляет противозаконную тенденцию перекочевать из области веры в область сомнения - ему и верят и не доверяют одновременно.

Такая трансформация мифа только на первый взгляд может показаться странной. Между тем миф в данном случае просто подчиняется определенным закономерностям развития сознания. Путь от жесткого детерминизма к реакциям, включающим вероятностное моделирование, очевидно, является общим законом  развития жизни и разума.

Принцип внутренней организации  механизма опережающего отражения  изменялся от преобладания жесткого детерминизма на самом низком уровне организации живого через введение вероятностной составляющей до самоорганизации в структуре.

Принципиально вероятностен и современный миф, включающий непременно модель грядущего. Развитие науки воспитывает  в определенном плане и обыденное  сознание, сообщая безрелигиозному мифу свой вероятностный, т.е. более свободный, подход к явлениям действительности.

Такое положение современного мифа между верой и неверием, вероятностный  характер его делают отношения мифа с художественной фантастикой более  сложными, нежели те, что существовали между древним мифом и искусством.

Прежний миф, лишь разрушаясь, становился искусством. Во взаимоотношениях современного мифа и искусства трудно уловить такую четкую временную  последовательность: ведь миф рождается, как мы старались показать, на базе искусства и внутри него (как и  науки). И подчас невозможно сказать, что здесь первично - фантастический или собственно познавательный образ.

Вероятностный же характер современного мифа облегчает переход  от мифа к фантастике, и наоборот. Тут очень трудно проследить, где  кончается фантастика и начинается миф.

Благодаря вероятностному характеру  современного мифа возможен не только переход от познавательного образа к фантастическому, но и обратная трансформация.

Все, о чем говорилось выше (сложность и неоднозначность  отношений науки и фантастики, собственно художественного образа и, так сказать, "мифологического  ядра" его внутри самой фантастической литературы современности, вопрос о  характере "опережения" науки  фантастикой в постановке ряда проблем) заставляют внимательнее присмотреться  и к уже отмеченной проблеме вторичности  современного мифа, ибо она очень  не проста и требует более тщательного  и глубокого рассмотрения. Можно назвать и еще ряд вопросов, которые неизбежно встанут перед исследователем, если он не отвернется от современного мифа с презрением, а попытается понять его непростое бытие. Одной из них является соотношение эстетического и познавательно-информационного начал в современном мифе. Ведь именно мифотворческая природа научной фантастики обусловила ту странную "буквальность" фантастических образов, которая порой ставила в тупик критиков и породила пресловутую проблему специфики. Еще можно упомянуть и проблему синтетической или даже синкретической природы современного мифа. Этот вопрос не только пока не решен, но, на наш взгляд, даже не поставлен правильно. До сих пор речь шла о синтезе научного и художественного методов познания как свойстве научной фантастики. Очевидно, эта проблема должна быть поставлена в иной плоскости. Ведь в тех областях научного знания и гипотезирования, которые соприкасаются с живым мифотворческим процессом. можно наблюдать сближение с формами свободного фантазирования, присущими художественному мышлению и творчеству. Недаром проект Озма был назван так в честь сказочной принцессы.

Одним словом, современный  натурфилософский миф скрывает немало проблем и загадок. И мы хотим  закончить эту статью так же, как  начали ее: мифы нашего времени не только существуют, но и заслуживают объективного внимания исследователей, критического анализа.

Заключение

 

Как видно из моего реферата, наука прошла в своем развитии большое количество стадий. И затем пришла в то русло, в котором мы привыкли видеть ее сейчас.

Некоторые  учёные  убеждены,  что  в  будущем  мы  узнаем  все  законы  природы,  то  есть  будем  знать  достаточно,  чтобы  делать  выводы,  всегда  полностью  согласующиеся  с  экспериментом.   Очевидно,  при  таком  положении  дел  в  науке  её  непрерывное  продвижение  вперёд  закончится.  

Однако  невозможно  отрешиться  от  мысли,  что  число  проблем,  порождаемых  практикой,  имеет  неоспоримое  свойство  неограниченно  возрастать.   Это  отражает  количественную  неисчерпаемость  мира.   Но  значительно  важнее  его  качественная  неисчерпаемость.  

Тем  не  менее,  нас  может  остановить  другое  ограничение  — если  темп  роста  материальных  возможностей  общества  будет  отставать  от  затрат,  потребных  для  поиска  качественно  новых  законов  природы.   Есть  и  ещё  одна  опасность:  неограниченное  нарастание  объёмов  знаний  приведёт  к  непереносимо  высокой  информационной  нагрузке  на  каждого  учёного.  

Однако  существуют  и  способы  предохранения  науки  от  конечного  застоя.   Во-первых  "свёртывание"  информации  и  универсализация  методов  исследования.    Возможно,  выход  из  информационного  тупика  лежит  в  изменении  самого  подхода  к  исследованию  явлений,  в  переосмыслении  понятий  "объяснить"  и  "понять".   До  сих  пор  идеалом  объяснения  было  установление  непрерывной  аналитической  цепочки  от исследуемого  явления  к  уже  известным  нам  элементарным  закономерностям.   Но  сегодня  понять  явление  часто  оказывается  равнозначным  умению  построить  достаточно точную  модель  объекта,  обеспечивающую  возможность  предсказать  изменения  этого объекта  в  зависимости  от  изменения  окружающей  обстановки.   При  этом  не  обязательно  знать  все  детали  модели;  отдельные  её  блоки  могут  выбираться  на  основании  опыта  и  представлять  собой  "чёрные  ящики",  знание  структуры  которых  несущественно  для  моделирования  данного  конкретного  явления.   Образы  и  понятия  будут  выражаться  непосредственно  через  такие  эмпирические  узловые  блоки,  внутри  которых  окажутся  свёрнутыми  огромные  объёмы  информации.

Нет  оснований  полагать,  что  такой  модельно-имитационный  подход  полностью  исключит  математические  методы.   Все  разделы  нашего  знания  в  принципе  доступны  строгому  математическому  анализу.   Хотя  вместо  привычных  "классических"  подходов,  найдут  широкое  применение  вероятностные  математические  модели.

Самая  важная  роль  науки — в  решении  проблемы  выживания  человечества  на  Земле.   Ведь  не  только  война  может  стать  причиной  катастрофической  перестройки  биосферы:  ничто  живое  не  способно  существовать  в  среде,  созданной  из  собственных  экскрементов.   Возникает  необходимость  изучения  биосферы  и  общества  как  единой  развивающейся  системы.   Стихийное,  неконтролируемое  развитие  производительных  сил  может  привести  к  катастрофе.   Понимание  людьми  этого  факта  означает,  что  общество  вступает  в  эпоху  ноосферы,  когда  человеческий  интеллект  должен  взять  на  себя  ответственность  за  судьбу  планеты.

 

 

 

 

 

 

 

 

Список используемой литературы

 

1. Бом Д. Наука и духовность: необходимость изменения в культуре // Человек, №1, 1993.

 

2. Бошляр Г. Новый рационализм. М., 1987.

 

3. Кулаков Ю.И. Синтез религии и науки / ж. Вопросы философии, №2, 1999.

 

4. Наука» // Большая Советская Энциклопедия

 

5. Ефремов И. О широкой популяризации науки, Москва, 2002.

 

6. Вернадский В.И. Труды по всеобщей истории науки. М., 1988