Сравнительный анализ западной и восточной систем ценностных ориентаций

Если спросить японца, что такое сибуй, он ответит: то, что  человек с хорошим вкусом назовет  красивым. Сибуй, таким образом, означает окончательный приговор в оценке красоты. На протяжении столетий японцы развили в себе способность распознавать и воссоздавать качества, определяемые словом “сибуй”, почти инстинктивно. В буквальном смысле слово “сибуй” означает “терпкий”, “вяжущий”. Сибуй — это первородное несовершенство в сочетании с трезвой сдержанностью. Это красота естественности плюс красота простоты. Это красота, присущая назначению данного предмета, а также материалу, из которого он сделан. При минимальной обработке материала — максимальная практичность изделия. Сочетание этих двух качеств японцы считают идеалом.

Тайна искусства состоит  в том, чтобы вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым. В этой мысли  коренится четвертый критерий японского  представления о красоте. Он именуется  “югэн” и воплощает мастерство намека или подтекста, прелесть недоговоренности. Радоваться или  грустить по поводу перемен, которые несет с собой время, присуще всем народам. Но увидеть в недолговечности источник красоты сумели, пожалуй, лишь японцы. Не случайно своим национальным цветком они избрали именно сакуру. Лепестки сакуры не знают увядания. Весело кружась, они летят к земле от легчайшего дуновения ветра. Они предпочитают опасть еще совсем свежими, чем хоть сколько-нибудь поступиться своей красотой.

Поэтизация изменчивости, недолговечности связана с взглядами буддийской секты дзэн, оставившей глубокий след в японской культуре. Смысл учения Будды, утверждают последователи дзэн, настолько глубок, что его нельзя выразить словами. Его можно постигнуть не разумом, а интуицией; не через изучение священных текстов, а через некое внезапное озарение. Причем к таким моментам чаще всего ведет созерцание природы, умение всегда находить согласие с окружающей средой, видеть значительность мелочей жизни. С вечной изменчивостью мира, учит секта дзэн, несовместима идея завершенности, а потому избегать ее надлежит и в искусстве. В процессе совершенствования не может быть вершины, точки покоя. Нельзя достигнуть полного совершенства иначе, как на мгновение, которое тут же тонет в потоке перемен. Совершенствование прекраснее, чем совершенство; завершение полнее олицетворяет жизнь, завершенность. Поэтому больше всего способно поведать о красоте то произведение, в котором не все договорено до конца.

Чаще намекать, чем  декларировать — вот принцип, который можно назвать общей чертой двух островных наций — японцев и англичан. И те, и другие придают большое значение подтексту.

Югэн, или прелесть недосказанности, — это та красота, которая лежит  в глубине вещей, не стремясь на поверхность. Ее может вовсе не заметить человек, лишенный вкуса или душевного покоя. Считая завершенность несовместимой с вечным движением жизни, японское искусство на том же основании отрицает и симметрию. Мы настолько привыкли делить пространство на равные части, что, ставя на полку вазу, совершенно инстинктивно помещаем ее посредине. Японец столь же машинально сдвинет ее в сторону, ибо видит красоту в асимметричном расположении декоративных элементов, в нарушенном равновесии, которое олицетворяет для него мир живой и подвижный.

Симметрия умышленно  избегается также потому, что она воплощает собой повторение. Асимметричное использование пространства исключает парность. А какое-либо дублирование декоративных элементов японская эстетика считает грехом. Посуда на японском столе не имеет ничего общего с тем, что мы называем сервизом. Приезжие изумляются: что за разнобой! А японцу кажется безвкусицей видеть одну и ту же роспись и на тарелках, и на блюдах, и на кофейнике, и на чашках.

Красота природы в  Европе не ценится, как на Востоке. Своё несовершенство и слабость перед силами природы европейцы начали возмещать созданием громоздких машин. Они резко выделили себя из природы, перестали чувствовать себя ее частью. Более того, природа в их понимании стала чем-то вроде врага. Ее надо было одолеть, победить, поставить себе на службу. Убедив себя, что человек есть венец творения и все в этом мире создано исключительно для него, европейцы принялись перекраивать природу на свой лад и расхищать ее богатства, не считаясь ни с загрязнением окружающей среды, ни с другими потерями, еще бы - природа ведь "не храм, а мастерская", как выражался Базаров в романе Тургенева "Отцы и дети".

“Британия заплатила дорогую цену за то, что именно она явилась родиной промышленной революции. Где еще увидишь более разительный контраст между красотой облагороженного трудом многих поколений сельского ландшафта и вопиющей безобразностью и удручающей безысходностью пролетарских предместий! Трудно поверить, что и то и другое создано одним и тем же народом. Кажется, что здесь приложили руку совершенно разные породы людей”.

Отношение к  ценностям “Долг и учтивость”.

Долг - многоплановое  понятие, у которого существуют множество  трактовок - от максимально конкретных до очень расплывчатых.

В обыденном понимании  долг - это то, что взято на время  и подлежит возврату.

Кроме этого, долг можно  рассматривать в трех ипостасях:

Долг - как обязанность.

Долг - как благодарность.

Долг - как осознанное Желание.

Особенность восточного понимания долга связана с его максимальной конкретизацией. Например, в индуизме долг каждого человека состоит из трех предписаний: в соблюдении своей дхармы (наследственных обязанностей), в выполнении артхи (обязанностей домохозяина и гражданина), а также в исполнении камы (любовных обязанностей). Все эти обязанности достаточно конкретны и прозрачны, для их выполнения не надо прилагать каких-либо интеллектуальных усилий.

Краеугольным камнем японской морали служит  верность,  понимаемая  как

долг признательности  старшим. Почитание родителей, а в более широком  смысле покорность  воле  старших  —  вот  в   представлении   японцев   первая   из добродетелей,  самая   важная   моральная   обязанность   человека.   Именно преданность, основанная на долге признательности, делает столь  прочной  ось “оя — ко”  (“отец  —  сын”),  на  которой  держится  вертикальная  структура японской семьи и других созданных по ее образу социальных групп —  отношения отца и сына, учителя и ученика, покровителя и подопечного.

Если сельский подросток  идет в учение к кузнецу, именно  этот  человек на всю жизнь становится его покровителем: именно он, а не отец  сватает  ему невесту и восседает на самом почетном  месте  на  его  свадьбе.  Если  юношу берут на завод по рекомендации земляка, этот поручитель впредь может  всегда рассчитывать на безоговорочную верность своего “ко”, как того  требует  долг признательности.

Японская  мораль  предписывает  избегать  прямой   конфронтации,   не допускать положений, когда одна из сторон всецело  одерживала  бы  верх  над другой. Нельзя доводить дело до  того,  чтобы побежденный “потерял  лицо”, предстал перед окружающими униженным и оскорбленным. Это означало бы  задеть такую болезненную струну, как “гири”, или долг чести, то  есть  нажить  себе смертельного врага.

        Если   такая   первейшая   для   японцев   добродетель,   как   долг признательности,  уходит корнями в древнекитайскую  мораль, то  долг  чести  —  это сугубо японское понятие,  которое не имеет ничего  общего  ни  с  учением Конфуция, ни  с учением Будды. Раскрыть смысл “гири” трудно,  ибо  даже  сами японцы не могут дать ему остаточно ясного толкования.  “Гири”  —  это  некая моральная необходимость, заставляющая человека порой  делать  что-то  против  собственного желания или  вопреки  собственной  выгоде.  Довольно  близко  к этому термину стоит старый французский оборот “положение обязывает”.  “Гири” — это долг чести, основанный не на абстрактных понятиях добра и  зла,  а  на строго предписанном регламенте человеческих отношений, требующем  подобающих поступков в подобающих обстоятельствах.

      В отличии  от неоплатного долга признательности  японцы смотрят на  долг чести  как на некое добавочное бремя,  неосмотрительного  увеличения  которого  следует остерегаться. Поскольку  любая  услуга  требует  взаимности,  должна быть как-то вознаграждена, японцы стараются избегать  одолжений  со  стороны чужих  людей.  Это   отразилось   даже   в   том,   что   речевые   обороты, предназначенные для выражения благодарности, несут в себе, как  ни  странно, оттенок  некоего  сожаления.  Например,  слово  “аригато”,  которое   обычно  переводят как “спасибо”,  буквально  значит:  “вы  ставите  меня  в  трудное положение”. Другой сходный оборот “сумимасэн” означает: “ах, это никогда  не кончится”, или: “ах,  мне  теперь  вовек  с  вами  не  рассчитаться”.  Таким

образом, уже выражая  благодарность, японец как  бы  с  сожалением  признает, что остался  перед кем-то в долгу.

Западное понимание  долга , наоборот, максимально абстрактно и носит философский характер. Западная этика провозглашает лишь идею долга, которую сам человек должен наполнить конкретным содержанием. Только сам человек, исходя из конкретной жизненной ситуации, может и должен решить, в чем конкретно заключается его долг. Таким образом, западная традиция рассматривает человека как самостоятельную, мыслящую, ответственную личность, способную к самостоятельным решениям. Западное понимание долга базируется на идее интеллектуальной и нравственной свободы личности, восточное - на несамостоятельности и зависимости.

“Как часто туристов с континента, особенно итальянцев, испанцев, французов, вводит в заблуждение легкость, с которой им удастся завязать уличный разговор с английской девушкой. Она отвечает на вопросы без смущения, просто и дружелюбно, словно хорошему знакомому. Но не нужно обманываться: это просто долг участия в отношении иностранца, которому она чувствует себя обязанной помочь, как слепому старику, которого нужно перевести на другую сторону улицы. Она охотно покажет приезжему дорогу, она может даже довести его до нужного театра, ресторана или отеля. Но тщетно приглашать ее разделить компанию и чаще всего бесполезно пытаться выяснить ее имя, телефон или договариваться о встрече.”

Если сравнивать разные народы или разные эпохи по их приверженности этикету, то меркой здесь может служить, которую люди затрачивают на взаимные приветствия. На Западе, например, после средних веков показатель этот неуклонно уменьшается. Были времена, когда людям приходилось совершать при встрече чуть ли не целый ритуальный танец. Потом от церемоннейшего поклона с расшаркиванием остался лишь обычай обнажать голову, который, в свою очередь, свелся до условного прикосновения рукой к шляпе и, наконец, просто до кивка.

        Неудивительно, что на подобном  фоне учтивость японцев выглядит как экзотика. Легкий кивок, который остался в нашем быту единственным напоминанием о давно отживших поклонах, в Японии как бы заменяет собой знаки препинания. Собеседники то и дело кивают друг другу, даже когда разговаривают по телефону.

        Встретив знакомого, японец способен замереть, согнувшись пополам, даже посреди улицы. Но еще больше поражает приезжего поклон, которым его встречают в японской семье. Хозяйка опускается на колени, кладет руки на пол перед собой и затем прижимается к ним лбом, то есть буквально простирается ниц перед гостем. После того как посетитель снял обувь и уселся на татами, хозяин помещается напротив и ведет беседу, хозяйка молчаливо выполняет роль служанки, а все остальные члены семьи в знак почтения вообще не показываются на глаза.

Быть учтивым - значит не только скрывать свое душевное состояние, но порой даже выражать прямо противоположные  чувства. Японский этикет считает невежливым перелагать бремя собственных забот  на собеседника или выказывать избыток  радости, тогда как другой человек может быть в данный момент чем-нибудь расстроен. Если фразу "у меня серьезно заболела жена" японец произносит с улыбкой, дело тут не в каких-то загадках восточной души. Он просто хочет подчеркнуть, что его личные горести не должны беспокоить окружающих. Обуздывать, подавлять свои эмоции ради учтивости японцы считают логичным.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе проанализированы в сравнении ценности в системе  “Восток – Запад”. Западная культура ориентирована на динамический образ  жизни, ценности технологического развития, совершенствование общества и культуры, бурное развитие всех сфер человеческой деятельности. На первые позиции здесь выходят ценности благосостояния, свободы, что приводит к подрыву духовных ценностей, и это ведёт к моральной деградации общества и полной утрате универсальных ценностей в нём.

В восточной культуре на передовые позиции вышли следующие  ценности: семья, труд, патриотизм, это  не только определяет духовное развитие восточных государств, но и даёт им предпосылки к экономическому развитию. Здесь ещё раз нужно упомянуть о так странах, как Китай и Сингапур, где чётко продуманная политика государства сделала приоритетными ценности семьи, труда и патриотизма. Это сыграло далеко немаловажную роль в выведении этих стран на передовые позиции в мире за сравнительно короткое, превращении их из стран так называемого третьего мира в развитые страны.

СПисок использованных источников