Стросон П.Ф "Значение и истина"

Мы можем, например, избрать  аналитико-генетический вариант. Допустим, говорящий успешно осуществляет доконвенциональиую коммуникацию с  данной аудиторией, высказывая х. Он обладает некоторой сложной интенцией  по отношению к аудитории, рассматриваемой  как коммуникация-интенция, и осуществляет эту интенцию посредством произнесения х. Предположим, что первичная интенция была такой, что, произнося х, говорящий  подразумевал, что р, и поскольку  он достиг успеха, аудитория именно так его и поняла. Если теперь та же самая проблема коммуникации встает еще раз перед тем же говорящим и той же аудиторией, то поскольку им известно, что, произнося  х, говорящий подразумевает, что  р, постольку у говорящего есть основания  опять произнести х, а у аудитории - истолковать это прежним образом. (Основанием является знание о том, что другой обладает тем знанием, которое имеется у первого). Таким  образом, легко видеть, как произнесение х можно обосновать как обозначающее, что р. Поскольку оно действует, оно получает обоснование, а затем  оно действует, поскольку имеет  обоснование. Легко также видеть, как от группы, состоящей из двух сторон, перейти к более широкой  группе. Мы можем перейти от доконвенционального  значения р произнесения х к конвенциональному  значению р произнесения х, но теперь уже в соответствии с конвенцией.

1.3 Конвенциональное значение

Такое объяснение конвенционального  значения на основе значения говорящего само по себе недостаточно, ибо оно  охватывает лишь тот случай, когда  произнесение не имеет структуры, т. е. его значение нельзя систематическим  образом вывести из значений его  частей. Однако для лингвистических  типов произнесения как раз характерно обладание структурой. Значение предложения  является синтаксической функцией значений его частей и их расположения. Однако не существует принципиальных причин, не позволяющих доконвенциональному  произнесению обладать определенной сложностью - той сложностью, которая дает возможность  говорящему, однажды достигшему успеха в коммуникации, повторить свой успех, воспроизведя одну часть своего первого  произнесения и изменяя его другую часть.

Тогда то, что он подразумевает  во втором случае, будет отчасти  похоже на то, что он подразумевал в  первом случае, а отчасти будет  отличаться. И если он во второй раз  достигнет успеха, то это откроет  путь к обоснованию рудиментарной  системы типичных произнесений, т. е. она станет конвенциональной в рамках некоторой группы.

Система конвенций может  быть модифицирована для удовлетворения таких потребностей, которые мы едва ли могли вообразить себе до появления  этой системы. А ее модификация и  обогащение, в свою очередь, создают  возможность появления таких  мыслей, которых мы не смогли бы понять без подобного обогащения. На этом пути мы можем представить набросок альтернативного развития. Исходные коммуникации-интенции и успехи в  коммуникации дают толчок к возникновению  ограниченной конвенциональной системы  значений, которая создает возможность  своего собственного обогащения и развития, что, в свою очередь, содействует  расширению мышления и коммуникации, которые начинают предъявлять новые требования к ресурсам языка, удовлетворяющим эти требования. Во всем этом присутствует, конечно, некий элемент мистики, однако это вообще характерно для интеллектуального и социального творчества человека. 
Все сказанное выше представляет собой самый приблизительный набросок некоторых характерных особенностей коммуникативно-интенциональной теории значения и намек на то, каким образом она могла бы ответить на тот очевидный упрек, что некоторые коммуникации-интенции уже предполагают существование языка. В моем изложении опущены некоторые тонкие нюансы, однако, я надеюсь, оно послужит достаточной основой для представления противоположных точек зрения, которые мне хотелось бы осветить. 

ГЛАВА 2 ПОНЯТИЕ УСЛОВИЙ  ИСТИНЫ И КОММУНИКАЦИИ

2.1Понятие противоположной  концепции

Перейдем теперь к противоположной концепции, которую до сих пор профессор Стросон характеризовал только в ее негативном аспекте. Конечно, сторонники этой концепции разделяют некоторые фундаментальные положения своих оппонентов. И те, и другие согласны относительно того, что значения предложений языка в значительной мере детерминированы семантическими и синтаксическими правилами или соглашениями этого языка. И те, и другие признают, что члены любой группы или сообщества людей, которые знают некоторый язык и обладают общей лингвистической компетенцией, имеют в своем распоряжении более или менее мощное средство коммуникации и благодаря этому способны влиять на убеждения, предрасположенности и поведение друг друга. И те, и другие согласны, что эти средства последовательно используются совершенно конвенциональным образом, так что люди, желающие общаться посредством речи, так или иначе вынуждены обращаться к конвенциональным значениям произносимых ими предложений. Представители этих концепций начинают расходиться только при рассмотрении отношений между правилами языка, детерминирующими значение, и функцией коммуникации: одни настаивают на том, что общая природа этих правил может быть понята только благодаря ссылке на эту функцию, другие (по-видимому) отрицают это.

Отрицание, естественно, приводит к вопросу: каков же общий характер тех правил, которыми, в некотором  смысле, должен овладеть каждый, кто  говорит на данном языке и понимает его? Отвергаемый ответ обосновывает их общий характер с помощью социальной функции коммуникации, т.е. передачи убеждений, желаний или инструкций. Если этот ответ не принимается, должен быть предложен другой. Поэтому мы вновь спрашиваем: каков общий характер этих значение правил?

Мне представляется, что существует лишь один ответ, который был основательно разработан и заслуживает серьезного рассмотрения в качестве возможной  альтернативы концепции теоретиков коммуникации. Это ответ, опирающийся  на понятие условий истинности. Мысль  о том, что смысл предложения  детерминирован условиями его истинности, можно найти у Фреге и раннего  Витгенштейна, и мы вновь обнаруживаем ее у многих последующих авторов. В качестве примера Стросон берет недавнюю статью проф. Дэвидсона. Дэвидсон совершенно справедливо обращает внимание на то, что адекватное понимание означивающих правил языка L будет показывать, каким образом значения предложений зависят от значений слов в языке L. И теория значения для L, говорит он, сможет сделать это, если она содержит рекурсивное определение понятия истины в L. "Очевидная связь", продолжает он, между таким определением истины и понятием значения такова: "определение задает необходимые и достаточные условия истинности каждого предложения, а задание условий истинности есть способ задания значения предложения. Знать семантическое понятие истины для некоторого языка есть то же самое, что знать, что значит для предложения - любого предложения - быть истинным, а это равносильно, в любом нормальном смысле этого слова, пониманию языка" 3.

В цитированной статье Дэвидсон ставит узкую задачу. Однако эта  задача включается в более общую  идею, говорящую о том, что синтаксические и семантические правила совместно  детерминируют значения всех предложений  языка посредством детерминации условий их истинности. 

Теперь, если мы хотим обнаружить корень проблемы, выделить решающий вопрос, мне кажется важным хотя бы на первое время оставить в стороне один класс возражений против такой концепции  значения. Я говорю об одном классе возражений, однако этот класс допускает  разделение на подклассы. Так, можно  указать на то, что существуют некоторые  виды предложений, например, повелительные, вопросительные, к которым понятие  условий истинности кажется неприменимым, поскольку конвенциональное произнесение таких предложений не означает высказывания чего-то истинного или ложного. Можно  опять-таки указать на то, что даже те предложения, к которым понятие  условий истинности кажется применимым, могут включать в себя выражения, вносящие некоторое изменение в  их конвенциональное значение, однако это изменение нельзя объяснить  посредством их условий истинности. Сравни, например, предложение "К  счастью, Сократ умер" с предложением "К несчастью, Сократ умер". Сравни предложение формы "р и q" с  соответствующим предложением формы "р, но q". Ясно, что значения членов каждой из этих пар предложений различны, однако далеко не ясно, чем отличаются условияих истинности. И эту проблему порождают не одно или два выражения.

Ясно, что обе общие  теории значения и общая семантическая  теория для конкретного языка  должны иметь средства преодоления  указанных трудностей. Но все-таки их можно считать второстепенными. Теоретики коммуникации сами 4неявно соглашаются с тем, что почти  во всех предложениях существует субстанциальное  ядро значения, которое может быть эксплицировано либо в терминах условий  истинности, либо с помощью некоторого близкого понятия, производного по отношению  к понятию условий истинности. Для предложений-предписаний, например, это будет понятие условий  согласия, а для предложений-приказаний - понятие условий выполнимости. Следовательно, если мы считаем, что  какое-то истолкование может быть дано самому понятию условий истинности - истолкование, которое действительно не зависит от ссылки на коммуникацию-интенцию, то вполне разумно предполагать, что большая часть проблем общей теории значения может быть решена без такой ссылки. По тем же самым причинам мы можем считать, что большая часть конкретной теории значения для конкретного языка L может быть сформулирована без какой бы то ни было ссылки на коммуникацию-интенцию. Ее можно построить, систематически устанавливая синтаксические и семантические правила, детерминирующие условия истинности для предложений языка L.

Конечно, как уже было отмечено, кое-что все-таки нужно добавить и к нашей общей теории, и  к нашим конкретным теориям. Так, к конкретной теории нужно добавить истолкование тех трансформаций, которые  предложения с условиями истинности преобразуют в предложения с  условиями согласия или выполнимости. А общая теория должна будет сказать, что собой представляют такие  производные предложения в общем. Однако все это, хотя и значительно  увеличивает количество предложений, само по себе немного добавляет и  к общей, и к частной теории. Будут необходимы и иные дополнения в связи в упомянутыми мною другими возражениями. Но, воодушевленный своим предполагаемым успехом, теоретик может рассчитывать справиться с  некоторыми из этих дополнений, не обращаясь  к коммуникации-интенции. В приступе великодушия он может уступить права  на небольшой участок фактической  территории теоретической семантики  теоретику коммуникации-интенции, не вытесняя последнего в гораздо менее  привлекательную область, называемую теоретической прагматикой.

2.2 Функции коммуникации  и понятие условий

Это простой вопрос о том, можно ли само понятие условий  истинности объяснить или понять без апелляции к функции коммуникации. Требуется небольшое разъяснение, прежде чем профессор Стросон обратиться к непосредственному анализу этого вопроса. Стросон свободно пользовался выражением "условия истинности предложений" и говорил об этих условиях как детерминированных семантическими и синтаксическими правилами языка, которому принадлежат предложения.

В таком контексте мы, естественно, понимаем слово "предложение" как "типовое предложение. (Говоря так, я имею в виду, что существует только одно предложение русского 5 языка "Я чувствую трепет" или  только одно предложение "Вчера ей исполнилось шестнадцать лет", которые могут быть произнесены  в бесконечном числе случаев  различными людьми и в разных обстоятельствах). Для многих типовых предложений, в частности для упомянутых выше, вопрос о том, являются ли они как  предложения истинными или ложными, не может быть поставлен, ибо это  не инвариантные типовые предложения, которые естественно называть истинными  или ложными, а нечто изменчивое, что люди произносят в разнообразных  конкретных случаях для выражения  суждений. Но если понятие истинностной оценки в общем неприменимо к  типовым предложениям, то как может  быть применимо к ним понятие  условий истинности?

Мы же предполагаем, что  условия истинности - это и есть те условия, при которых предложение истинно! Однако это затруднение очень легко разрешается. Нужно лишь указать, что для многих типовых предложений - быть может, для большинства, произносимых в обыденных разговорах, утверждение об условиях истинности может и должно быть систематически релятивизировано относительно контекстуальных условий произнесения. Тогда общее утверждение об условиях истинности такого предложения будет не утверждением об условиях, при которых данное предложение истинно, а общим утверждением о типе условий, при которых различные конкретные произнесения его дадут различные конкретные истины. Существуют также и другие, более или менее эквивалентные, хотя и менее естественные способы разрешения этого затруднения. Теперь, наконец, мы обращаемся к центральному вопросу. Для теоретиков формальной семантики, как я их называю, основная тяжесть как общей теории значения, так и частных семантических теорий ложится на понятие условий истинности и, следовательно, на само понятие истины. Оставим его в покое. Однако мы не можем считать, что у нас имеется адекватное общее понимание понятия значения, если у нас нет адекватного общего понимания понятия истины. 

2.3 Понятие истины

Здесь имеется один ход  мысли, который способен полностью  разрушить все надежды на достижение адекватного понимания, и если Стросон не ошибается, он вызывает определенные симпатии у некоторых теоретиков формальной семантики. Это попытка ответить на требование общей экспликации понятия истины, возвращая нас назад, к концепции истины в данном языке L в стиле Тарского - концепции, которая достигает ясности и точности благодаря рекурсивному определению правил, детерминирующих условия истинности для предложений L. Однако это означает полный отказ от рассмотрения общей философской проблемы. Соглашаясь с общим утверждением о том, что значения предложений некоторого языка полностью или в значительной степени детерминированы правилами, задающими условия истинности, мы затем ставим общий вопрос о том, что собой представляют условия истинности или условиями чего они являются? И мы говорим, что понятие истины для данного языка определяется посредством правил, детерминирующих условия истинности предложений этого языка. 
Очевидно, мы не можем этим удовлетвориться. Поэтому мы вновь обращаемся к нашему общему вопросу об истине. И сразу же чувствуем некоторое смущение, ибо мы привыкли думать, что об истине вообще можно сказать очень мало. Но посмотрим, что можно сделать с этим малым. Есть один способ сказать об истине нечто бесспорное и достаточно общее. Тот, кто высказывает некоторое утверждение, высказывает истину тогда и только тогда, когда вещи, о которых идет речь, таковы, как о них говорится, или несколько иначе: тот, кто высказывает некоторое предположение, выражает истинное предположение тогда и только тогда, когда вещи таковы, как говорится о них в предположении.

Теперь эти простые  и безопасные замечания соединим с общепринятыми идеями относительно значения и условий истинности. Тогда  мы сразу же получаем: значение предложения  детерминируется теми правилами, которые  устанавливают, какими должны быть вещи с точки зрения того, кто произносит предложение; какие положения вещей  предполагает тот, кто высказывает  предположение. Затем, вспомнив о том, что эти правила релятивизированы относительно контекстуальных условий, мы можем перефразировать это  следующим образом: значение предложения  детерминировано правилами, которые  устанавливают, какое утверждение  делает тот, кто высказывает это  предложение в данных условиях, или  какое предположение делает тот, кто в данных условиях высказывает это предложение, и так далее.

Таким образом, благодаря  понятию истины, мы возвращаемся к  понятию содержатся таких речевых  актов, как утверждение, предположение  и тому подобное. И здесь теоретик коммуникации-интенции получает свой шанс. Безнадежно, говорит он, пытаться определить понятие содержания таких  речевых актов, не обратив никакого внимания на понятия самих этих речевых  актов. Разумно считать, что суждение или утверждение занимают центральное  положение во всех речевых актах, в которых высказывается в  том или ином модусе нечто истинное или ложное. (Стремясь к определенности, мы ценим рассуждения главным образом потому, что ценим информацию.) И мы не можем, настаивает теоретик, объяснить понятие суждения или утверждения, не прибегая к помощи интенции, направленной на слушателя.