Новые концепции международной безопасности

Таким образом, даже если вывод  о демократическом мире действительно  верен (хотя его теоретические основания  и эмпирические коннотации все еще  нуждаются в дальнейшем исследовании), опыт стран, находящихся в стадии перехода к демократии, говорит о  том, что такой переход чреват конфликтами. «Следовательно, – пишут Дж. Снайдер и С. Ван Эвера, – американская политика распространения демократии фактически может скорее способствовать распространению вооруженных конфликтов в мире, нежели наоборот. …Вместо бездумного распространения демократии в глобальном масштабе Соединенным Штатам следует определять условия, при которых мирный переход к демократии наиболее осуществим, и содействовать обеспечению таких условий в демократизирующихся государствах» [36].

1. 4. Постмодернистские теории безопасности

В последние десятилетия XX в. традиционные подходы к определению безопасности и проблемам ее обеспечения в теории международных отношений стали подвергаться критике в рамках постмодернистского направления. С. Вебер, С. Делби, Д. Кемпбел, Р. Уолкер и другие исследователи постмодернистского направления переосмысливают концепции международной безопасности, говоря о расширении источников угроз, невозможности отделить проблемы безопасности от проблем окружающей среды и прав человека. С точки зрения критических теорий международных отношений «безопасность не может быть локализована в одном месте, не важно идет ли речь о государстве или международной организации; безопасность необходимо создавать во множестве мест и на множестве уровней» [16]. Многогранность угроз безопасности на разных уровнях – от индивидуального (личности) до всеобъемлющего (общество) – требует, по мнению постмодернистов, плюрализма концепций безопасности. Системы региональной безопасности, режимы нераспространения, различные организационные формы обеспечения безопасности, в том числе и коллективный подход играют важную роль. Хотя сегодня идея коллективной безопасности является синонимом блоковой системы, предполагая в качестве участников только государства.

Постмодернистская трактовка  проблем безопасности основана на критическом  отношении постмодернистов к  роли национальных государств в современной  мировой политике. Политическая власть объединила людей на определенной территории, где и формировалось характерное  для XIX и XX вв. тождество между гражданским  обществом, государством и нацией. Именно это тождество лежало в основе прежнего представления о безопасности, в соответствии с которым между  интересами личности, общества и государства  нет серьезных различий, когда  речь идет о противодействии внутренним и особенно внешним угрозам.

В конце XX в., по мнению постмодернистов, роль территориального фактора в  политике резко уменьшилась. Современные  информационные технологии, развитие транспорта позволяют преодолеть территориальную  разобщенность и устранить пространственные ограничения, оказывавшие большое  влияние на социально-политические процессы в прошлом. Население перестает  быть однородным и территориальный  принцип теряет свое значение. С  одной стороны, множество политических, этнических, религиозных, культурных, профессиональных общностей действует  в масштабах, далеко выходящих за пределы государственных образований, с другой стороны,  большое число  общностей, социальных групп и отдельных  индивидов существует внутри каждого  государства, поэтому становится актуальной внетерриториальная и внегосударственная форма организации политических, социально-экономических и социокультурных  процессов.

Постмодернисты полагают, что на смену территориальным  общностям идут общности сетевые, существующие и действующие на основе общих  интересов и ценностей и не зависящие от территориальной принадлежности их участников. Такие факторы, как принадлежность к той или иной религии, экономические интересы или политическая солидарность, могут перевесить гражданско-политическую лояльность по отношению к государству. Более того, постмодернисты отмечают, что государство не только не способно обеспечить безопасность в традиционном ее понимании, но и само становится источником угроз для общества и для личности. Как отмечает российский исследователь Д. Балуев, личностная безопасность хотя и не может полностью заменить традиционное видение безопасности, но должна стать одним из основных элементов концепций безопасности [1].

Личностная безопасность включает как количественные, например определенный материальный уровень, так и качественные моменты – человеческое достоинство, контроль над собственной жизнью, возможность принимать участие в жизни общества.

Постмодернисты считают, что всеобщая безопасность будет обеспечена только тогда, когда в качестве ее субъектов будут рассматриваться просто люди как отдельные индивиды, а не граждане какого-либо государства и, тем более, не сами эти государства. Выразителями такого взгляда на безопасность стали, по мнению известных постмодернистов Р. Уокера и Р. Фалька, новые социальные движения, участники которых озабочены проблемами сохранения мира, культурных различий, экологии, бедности, защиты гражданских прав человека, а не военно-политической безопасностью тех государств, в которых они сами живут и чьими гражданами являются [11, 19].

В постмодернистском потоке исследований международных отношений  и проблем безопасности существует и феминистское направление, в рамках которого добавляется гендерная составляющая [7]. Мужское восприятие мира через категории силы и агрессии видит и феномен безопасности прежде всего в военно-политической плоскости. Не отрицая этого угла зрения, представители феминистского направления считают, что «истинная безопасность должна сопровождаться преодолением иерархии общественных отношений и участием всех людей в обеспечении собственной безопасности» [15]. Согласно исследованиям сторонников феминистского направления, в государствах, активно укрепляющих свою военную мощь, содержащих большую армию и ведущих военные действия, выше уровень насилия и внутри государства. Также в семьях военных по статистике показатели насилия выше, чем в обычных семьях [6].

Постмодернистские концепции  подтолкнули представителей и других школ и направлений в теории международных  отношений к переходу от традиционного  одностороннего восприятия феномена безопасности к пониманию его как сложного и многоуровневого. В качестве объекта  безопасности современная теория и  практика международных отношений  рассматривает различные сферы  общественной жизни. Формируется новое  определение международной безопасности: «Мировая политика по обеспечению безопасности выходит как за рамки реализма с его опорой на баланс сил и  коалиции, так и за рамки обычных  мер коллективной безопасности. Расширенное  определение безопасности включает одновременно экономику и политику, культурные ценности и материальные, государства и неправительственные акторы» [10].

«Понятие безопасности, – констатировалось в документах Конференции ООН по проблемам окружающей среды и устойчивого развития в Рио-де-Жанейро в 1992 г., – развивается. Оно все меньше и меньше касается военной сферы и, по существу, сливается с задачами налаживания устойчивого общепланетарного развития» [3].

Наряду с традиционными  военными и военно-политическими  видами безопасности сегодня выделяют такие виды безопасности, которые  квалифицируются как «новые», «альтернативные», «мягкие». К ним относятся: экономическая  безопасность, экологическая безопасность, энергетическая безопасность, информационная безопасность, продовольственная безопасность, демографическая безопасность, радиационная безопасность, безопасность от распространения  инфекционных болезней, этнокультурная безопасность. Российский исследователь А. Неклеса называет современные угрозы безопасности, связанные с развитием общества, усложнением его технологических, экономических, социальных и политических структур и институтов, это – угрозы глобального финансово-экономического кризиса, перспективы дальнейшего социального расслоения мира, возможность возникновения принципиально новых идеологических конструкций, формирование новой географии конфликтов и распространение «войн за ресурсы», радикальный отход некоторых ядерных держав от существующих правил игры, более свободное применение военных средств, демонстрационное использование оружия массового поражения, прямая угроза его применения, растущая вероятность региональных ядерных конфликтов, превращение терроризма в международную систему, транснационализация и глобализация асоциальных и криминальных структур, децентрализация международного сообщества [5].

Ученые постмодернистского направления выражают мнение, что  в современном мире обсуждение вопросов безопасности должны выйти за пределы  компетенции только профессиональных военных и политиков. Традиционные способы обеспечения национальной и международной безопасности не способны справиться с новыми угрозами. Новая концепция безопасности не может быть единой, унифицированной  и никто не может обладать монополией на ее толкование [16].

Таким образом, постмодернистские концепции внесли существенный вклад в переосмысление феномена безопасности. Предложенные в рамках постмодернистского дискурса подходы активно используются и сегодня, в том числе и учеными, не разделяющими теоретико-методологических принципов постмодернизма.

2. Новые параметры  и угрозы международной безопасности и международное вооруженное вмешательство

2. 1. Новые параметры международной безопасности

В начале XXI в. пришло отчетливое осознание того, что в сфере  международной безопасности происходят сдвиги глубинного, «тектонического» характера, а ее обеспечение требует  нового стратегического мышления, новой  материально-технической базы, новых  военно-политических инструментов и  международной организационно-правовой структуры.

Сегодняшнее состояние международной  безопасности чаще всего определяют как «безопасность после окончания  холодной войны». Эта формулировка подчеркивает лишь очевидный факт –  нынешняя международная безопасность развивается не по тем законам, по которым она функционировала  в годы холодной войны. Однако она  не отвечает на главный вопрос: каковы новые закономерности системы международной  безопасности, которая приходит на смену той, которая действовала  на предыдущем этапе? Для понимания  нарождающегося нового качества международной  безопасности необходимо комплексное  рассмотрение генезиса сегодняшнего состояния, прорисовка его «большой картины», масштабных и долгосрочных процессов, узловых проблем, областей совпадения и конфликта интересов основных действующих лиц, располагаемых  ими ресурсов в единстве и взаимозависимости  этих факторов.

Меняющаяся внешняя  среда международной безопасности

1. Одним из основных  процессов сегодняшней мировой  политики и международных отношений  является глобализация. Для нее  характерно качественное усиление  плотности и глубины взаимозависимости  в экономической, политической, идеологической  и других областях мирового  взаимодействия. При этом «плотность»  означает возрастающее количество, разнообразие и масштабы трансграничных взаимодействий, а «глубина» – степень, в которой взаимозависимость влияет на внутреннюю организацию обществ и обратно. Происходит «сжатие» мира и осознание его как единого целого.

Из этого следует  существенное возрастание степени взаимозависимости  действующих лиц и функциональных областей международной безопасности. Она становится более плотной  и неделимой. В индивидуальных комплексах «национальных интересов» государств увеличивается удельный вес общего, глобального интереса. Одновременно усиливается глубина взаимодействия внутренних и внешних аспектов безопасности. Глобализация сопровождается более  широким и энергичным выходом  на международную арену негосударственных  действующих лиц, как конструктивных, так и деструктивных. Угрозы, генерируемые деструктивными негосударственными действующими лицами, дополняют традиционные угрозы, исходящие от традиционных действующих лиц – государств.

2. Другим важным новым феноменом является демократизация мира.  «Третья волна» демократизации, начавшаяся в середине 1970-х годов и приобретшая особенно высокую динамику после окончания холодной войны,  качественно изменила соотношение сил между демократией и авторитаризмом.

Если исходить из того, что  буржуазные демократии не воюют или  крайне редко воюют друг с другом, то расширение глобальной зоны демократии означает расширение зоны мира между теми государствами, которые в нее входят. Кроме того, в условиях глобальной взаимосвязанности и изменения «соотношения сил» в пользу демократии  большинство авторитарных государств предпочитает строить отношения с демократиями на принципах «мирного сосуществования». Как показывает практика последних десятилетий, зона военной конфликтности ограничивается тем сектором, где сталкиваются некоторые демократические государства (в основном США и их активные союзники) с отдельными радикальными авторитарными режимами (например, Ираком при Хусейне, Югославией при Милошевиче, КНДР, Ираном). При этом, как правило, демократическое сообщество и даже часть авторитарного мира признают, что такие режимы представляют угрозу для международной безопасности, но часто расходятся по вопросу относительно оправданности и целесообразности применения вооруженной силы против них.

Помимо этого демократическое  сообщество оказалось расколотым по вопросу о допустимости и желательности  принудительного экспорта демократии путем смены правящих режимов  в авторитарных странах. Авторитарные режимы выступают против этого принципиально, потому что такая практика может  в будущем коснуться каждого  из них.  Большая часть демократического сообщества и транзитных режимов  видят в этом нарушение одного из основополагающих принципов международного права – свободы выбора того или иного политического режима. Многие считают насаждение демократии извне без соответствующих внутренних предпосылок непродуктивным. Существуют и серьезные подозрения относительно того, что  государства-экспортеры демократии могут прикрывать благородными намерениями свои корыстные интересы по распространению контроля и влияния – как политического, так и экономического.