Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Ноября 2012 в 16:41, научная работа
Каждая конкретная наука отличается от других наук особенностями своего предмета. Так, геология отличается от геодезии тем, что, имея предметом исследования Землю, первая из них изучает ее состав, строение и историю, а вторая - ее размеры и форму. Выяснение специфических особенностей явлений, изучаемых психологией, представляет значительно большую трудность. Понимание этих явлений во многом зависит от мировоззрения, которого придерживаются люди, сталкивающиеся с необходимостью постигнуть психологическую науку.
Челпанов отмечал сходство предлагаемого им метода с феноменологией Гуссерля. Так завершилась его эволюция в качестве эмпирического психолога. Сперва он пропагандировал вундтовский эксперимент, затем - данные вюрцбуржцев, сделавших упор на внутренней активности и внечувственности мышления, и, наконец, главную задачу психолога он увидел в том, чтобы “очистить” сознание от влияния используемых в экспериментах стимулов (физических и вербальных), с тем чтобы созерцать образующие его начальные сущности.
Стремление к предельной отрешенности от реальности, от суетного мира, где происходили события, взрывавшие до основания прежние социальные порядки, - такой была в 1917 г. позиция не одного Челпанова. В этом же году С.Франк выступил с книгой “Душа человека”, полной близких феноменализму размышлений о том, что лишь изнутри открывается человеку глубина бытия. Л.Лопатин в 1917 г. опубликовал статью “Неотложные задачи современной мысли”. Эти задачи он усматривал в том, чтобы покончить с “неисправимым” натуралистическим мировоззрением и спасти веру в бессмертную душу.
В течение десятилетий русские идеалисты отвергали детерминизм во имя независимой ни от чего внешнего духовной активности субъекта. Достойным человека они считали лишь один ее вектор - самоуглубление. Это сопрягалось с социально-идеологической концепцией, по которой путь к новой России пролегает через переустройство души, ее внутреннее совершенствование.
Научная и педагогическая деятельность Челпанова, к сожалению, прерывается в 20-е годы. После революции судьба его складывается трагически. В 1923 г. его изгоняют не только из университета, но и из созданного им Психологического института, причем инициаторами его ухода становятся его же бывшие ученики и сотрудники - Корнилов, Блонский и другие, выступавшие за построение психологии на основе марксизма. Челпанов, который писал о том, что психология, как и математика, физика и другие положительные науки, должна быть вне любой философии, в том числе и марксистской, остался без работы.
Однако в первое время судьба остается еще милостивой к нему. В конце 1923 г. он начинает работу в Государственной академии художественных наук (ГАХН), вице-президентом которой становится Шпет. Работа в физико-психологическом отделении, главным образом в комиссии по восприятию пространства, привлекает Челпанова возможностью продолжения его научной работы по изучению пространства, которая была начата им еще в Киевский период. В этот же период Челпанов читает цикл научно-популярных лекций по психологии в доме ученых о истории и основных психологических школах, существовавших в начале века. Последняя книга Челпанова была опубликована в 1927 г. Его надеждам на дальнейшую работу не суждено было сбыться.
Естественно-научная
ориентация психологии Отличную от идейной
линии Челпанова позицию занял
профессор Новороссийского
Предполагалось,
что образ воспринимаемого
Ланге критиковал Челпанова за его страстную защиту субъективного метода, в том числе и того нового варианта этого метода, который предложила вюрцбургская школа психологии мышления. Ее данные, утверждал Челпанов, доказывают, что активность мышления не требует чувственной основы в виде ощущений. “А это, - писал Челпанов, - служит подтверждением того взгляда, что душа может не только действовать, но и существовать независимо от тела”.
Ланге, в противовес Челпанову, назвал интроспекцию, которую культивировала вюрцбургская школа, “игрою воображения”, которая “почти так же далека от действительного исследования, как воображаемая охота на воображаемых львов в воображаемой Сахаре - от действительной охоты”. Книга Ланге “Психология” (1914) запечатлела новую, естественнонаучную трактовку психических явлений, показала их биологический смысл и важность ориентации на факторы культуры при изучении психики человека.
Он выделял ряд стадий в развитии психики, соотнося их с изменениями, претерпеваемыми нервной системой: стадию недифференцированной психики, дифференцированных ощущений и движений инстинктивного типа, стадию индивидуально приобретенного опыта и, наконец, качественно новую ступень -развитие психики у человека как социокультурного существа.
Менее всего он был склонен считать, будто законы человеческого поведения исчерпываются биологическими детерминантами. Согласно его твердому убеждению, “душа человеческой личности в 99% есть продукт истории и общественности”.
Это общее, философское по своему смыслу положение требовалось перевести в понятия конкретной науки, объяснить, каким образом история общества и культуры определяет работу психофизиологического механизма в особом, истинно человеческом режиме жизнедеятельности. Самоочевидным воплощением жизни социокультурного мира, в которую изначально погружен человеческий индивид, является язык.
Слово выступает в роли главного фактора психического развития человека как существа “общественного и исторического”, сознание которого обусловлено не тем, что заложено в генах, и не самостоятельно выработанными (посредством проб и ошибок) индивидуальными способами приобщения к среде, а миллионолетним опытом прежних поколений. Ланге писал: “... язык с его словарем и грамматикой формирует всю умственную жизнь человека, вводя в его сознание все те категории и формы, которые исторически развивались в предыдущих поколениях”.
Согласно эмпирической доктрине, психические процессы начинаются и кончаются в индивидуальном сознании. Ланге же ставил его в зависимость от недоступных рефлексии субъекта, уходящих в глубь веков напластований, “археологии” мысли. Такой подход не только требовал изменить стратегию изучения человеческой психики, соотнеся ее с детерминационным воздействием знаковой системы языка. Он еще под одним углом высвечивал бессмысленность философии “чистого” опыта, позитивистской веры в возможность мысли добраться до “твердого” эмпирического материала как последней, прочной точки научного знания. Несомненно, и эту философию имел в виду Ланге, когда писал следующее: “...Вглядываясь внимательно в любое наше чувствование или мысль, в значение любого слова или флексии, мы находим в них огромное число планов или полей сознания, уходящих все глубже в неопределенную темную даль, и дойти в этих глубинах до твердого дна, т.е. непосредственного факта, подобного физическому, в котором не было бы примеси рефлексии, оказывается невозможным...”.
В предреволюционной русской психологии Ланге был пионером в постановке вопроса о необходимости перехода из биологического в социокультурный план анализа человеческой души, чтобы объяснить ее суть и судьбу.
Зоопсихологические исследовани
Основоположником зоопсихологии в России стал зоолог В.А.Вагнер (1849-1934). Отстаивая эволюционный подход, он провел цикл экспериментальных исследований инстинктивного поведения животных, главным образом при возведении ими различных построек: о строительных инстинктах у пауков (1894), о водяном жуке-серебрянке (1900), о жизни шмелей (1907).
Эти работы служили обоснованием выдвинутой автором программы построения зоопсихологического знания, исходя из объективного метода.
Научный подход в истории проблемы развития психики характеризуется, по Вагнеру, столкновением двух противоположных школ. Одной из них присуща идея о том, что в человеческой психике нет ничего, чего не было бы в психике животных. А так как изучение психических явлений вообще начиналось с человека, то весь животный мир был наделен сознанием, волею и разумом. Это, по его определению, “монизм ad hominem (применительно к человеку), или “монизм сверху”.
Вагнер показывает,
как оценка психической деятельности
животных по аналогии с человеком
приводит к открытию “сознательных
способностей” сначала у
Другое направление, противоположное “монизму сверху”, Вагнер именовал “монизмом снизу”. В то время как антропо-морфисты, исследуя психику животных, мерили ее масштабами человеческой психики, “монисты снизу” (к их числу он относил Ж.Леба, К.Рабля и других), решая вопросы психики человека, определяли ее наравне с психикой животного мира мерою одноклеточных организмов.
Если “монисты сверху” везде видели разум и сознание, которые в конце концов признали разлитыми по всей вселенной, то “монисты снизу” повсюду (от инфузории до человека) усматривали только автоматизмы. Если для первых психический мир активен, хотя эта активность и характеризуется теологически, то для вторых животный мир пассивен, а деятельность и судьба живых существ предопределены “физико-химическими свойствами их организации”. Если “монисты сверху” в основу своих построений клали суждения по аналогии с человеком, то их оппоненты видели такую основу в данных физико-химических лабораторных исследований.
В последней, оставшейся неопубликованной работе “Сравнительная психология, область ее исследования и задачи” Вагнер вновь обращается к проблеме инстинкта, формулируя теорию колебания инстинктов (теорию флуктуации).
Продолжая подчеркивать рефлекторное происхождение . инстинктов, он еще раз оговаривает иной подход к их генезису, нежели тот, который был присущ исследователям, линейно располагавшим рефлекс, инстинкты и разумные способности. Не линейно, как у Г. Спенсера, Ч.Дарвина, Дж.Роменса: рефлекс-инстинкт-разум, или как у Д.Г.Льюиса и Ф.А.Пуше: рефлекс-разум-инстинкт (в последнем случае разум подвергается редукции). По Вагнеру, здесь наблюдается расхождение психических признаков.
Для понимания
образования и изменения
В.С. СОЛОВЬЕВ И ФОРМИРОВАНИЕ ЛИДЕРОВ НОВОЙ ПСИХОЛОГИИ
Одной из центральных фигур в духовной жизни России того времени по праву можно считать В.С.Соловьева (1853-1900) не только по значительности того, что им сделано, но и по огромному влиянию, которое он оказал на виднейших ученых того времени, влиянию, которое и после его смерти не ослабело и сказалось в творчестве многих русских мыслителей и художников (в частности, в поэзии символистов).
Соловьев не оставил законченной системы. Тем не менее именно его искания во многом и сделали проблему нравственного начала в формировании личности человека, проблему воли одной из главных для отечественной психологии того периода. В их обсуждении принимали участие не только психологи и философы, но и педагоги, историки, юристы. При этом необходимо отметить, что хотя Соловьев и был убежденным приверженцем христианской философии, его воззрения лишены того догматизма, который она приобрела у некоторых его последователей.
Соловьев как
бы обозначил кульминационную