История психологии

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Ноября 2012 в 16:41, научная работа

Описание

Каждая конкретная наука отличается от других наук особенностями своего предмета. Так, геология отличается от геодезии тем, что, имея предметом исследования Землю, первая из них изучает ее состав, строение и историю, а вторая - ее размеры и форму. Выяснение специфических особенностей явлений, изучаемых психологией, представляет значительно большую трудность. Понимание этих явлений во многом зависит от мировоззрения, которого придерживаются люди, сталкивающиеся с необходимостью постигнуть психологическую науку.

Работа состоит из  1 файл

ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ.doc

— 995.00 Кб (Скачать документ)

Следует заметить, что мирная жизнь двух наук продолжалась в России недолго. После октября 1917 г. в стране “все переворотилось”. В изменившейся идеологической атмосфере психология сознания, привычно считавшаяся учением о душе человека, стала восприниматься как несовместимая с тем, что нужно новому миру. Челпановский центр доживал последние дни. Заменивший Челпанова его ученик К.Н.Корнилов пообещал превратить психологию в марксистскую науку путем синтеза старого учения о сознании с объективным методом бихевиоризма. 20-е годы стали временем торжества объективного метода и утверждения рефлекторного принципа в исследованиях поведения. Для общей оценки предоставим слово очевидцу и участнику главных событий в психологии того периода Л.С.Выготскому (1896-1934). К десятилетию Октября ему было поручено написать обзор о состоянии этой науки для книги о развитии общественных наук в СССР. Основным и определяющим фактором для развития психологии в нашей стране, - отмечал Выготский, - надо считать учение об условных рефлексах, созданное академиком Павловым. Правда, это учение не только зародилось, но и успело сделать главные шаги свои и завоевать всемирное признание до революции.

Но как это  ни покажется странным на первый взгляд, в широких кругах в России оно  оставалось малоизвестным, и в дореволюционную эпоху оно не оказывало никакого влияния на ход и развитие русской психологии. Только в эпоху революции учение об условных рефлексах стало решающим фактором в развитии психологической науки. Главной причиной этого было то глубокое родство, которое существует между идеями революции и новым учением. Революция сразу усыновила новую психологию”.

Эта оценка принципиально  важна для понимания пути науки  о поведении в России. Выготский  через десять лет после немалой  работы, проделанной в стране по развитию научно-психологических знаний, и немалых усилий по переориентации этой работы на марксистский лад решающую роль отдает Павлову, называя его учение об условных рефлексах новой психологией. Не физиологией высшей нервной деятельности, каковой ее величал сам Павлов, не учением о поведении, а именно психологией.

В другом трактате Выготский прямо относит павловскую науку о поведении к одному из типов психологических систем. Как известно, Павлов не принимал революцию. Он считал ее чудовищным экспериментом.

В знак протеста против новой власти он нацепил на грудь множество царских орденов, которые никогда прежде не носил, и в знак протеста против преследования религии, будучи атеистом, крестился на каждую церковь. И вопреки его личному отношению к революции, она, по словам Выготского, “усыновила эту новую психологию”. Выготский объяснял это глубоким родством между идеями революции и новым учением. Такое родство действительно существовало. Но понималось оно различно. Так, один из лидеров американского бихевиоризма Б.Скиннер отнес его за счет версии о государственном плане управления поведением людей путем выработки условных рефлексов. В свое время и в нашей стране интерес Сталина к Павлову (в связи с так называемой “павловской сессией”) соединили с этим мотивом.

Но действительный пафос науки о механизмах поведения заключался в ином. Она, напомним, родилась в России как отражение социальных запросов, которыми жила передовая часть общества, надеявшаяся, что средства точной экспериментальной науки способны улучшить человеческую натуру. Этот социальный пафос определил триумф науки о поведении после революции. Взамен кабинетной, занятой стерильным анализом сознания психологии появилась программа реального изменения поведения организма на основе законов, установленных и проверенных в опытах над головным мозгом -высшим органом управления этим поведением. “Решающим фактором в деле установления и образования условных рефлексов оказывается среда как система воздействующих на организм раздражителей”. Из этого следовало, что генеральный путь изменения поведения лежит через воздействие на внешнюю среду, на характер организации сигналов, вызывающих двигательные ответы. “Среда играет в отношении каждого из нас роль лаборагории, в которой у собак воспитываются условные рефлексы”.

Придя в психологию, Л.С. Выготский представлял ее реформу как развитие науки о поведении, фундамент которой был заложен И.М. Сеченовым и И.П. Павловым. Вот его собственное определение: “Предметом научной психологии обычно принято называть поведение человека и животных, причем под поведением подразумевать все те движения, которые производятся только живыми существами и отличают их от неживой природы”. Более того, “психика и поведение - это одно и то же. Только та научная система, которая раскроет биологическое значение психики в поведении человека, укажет точно, что она вносит нового в реакцию организма, и объяснит ее как факт поведения, только она сможет претендовать на имя научной психологии”.

Итак, психика  должна быть объяснена как факт поведения. Самым соблазнительным было бы поставить ее в тот же ряд, что и другие, уже получившие объективное и причинное значение факты, установленные прежде всего учением об условных рефлексах. Иначе говоря - свести к принципам и механизмам этого учения явления, относимые обычно к разряду психических. Однако этот примитивно редукционистский путь Л.С. Выготского не устраивал. Он не устраивал и лидеров науки о поведении - И.П. Павлова и В.М. Бехтерева. Оба, признавая биологическую значимость психики как самостоятельного фактора развития живого и как сферу особых, субъективных переживаний, выносили сознание, внутренний мир субъекта за пределы поведения, стало быть, за пределы реальных, доступных причинному объяснению связей организма со средой. Именно это дало повод Л.С. Выготскому утверждать, что “в сущности, дуализм и есть настоящее имя этой точке зрения Павлова и Бехтерева”. Какую же альтернативу редукционизму, с одной стороны, и дуализму - с другой, предлагал Л.С. Выготский?

Основные ориентиры  этих поисков можно было бы выделить в виде следующих пунктов:

1. “Надо изучать не рефлексы, а поведение - его механизм, состав, структуру”, ибо “сознание есть проблема структуры поведения”. Система создает принципиально новое качество, неуловимое при сколь угодно объективном высвечивании ее отдельных компонентов. “...Сознания как определенной категории, как особого способа бытия не оказывается. Оно оказывается очень сложной структурой поведения”.

2. Вслед за И.М. Сеченовым Л.С. Выготский особое значение придает рефлексам, оборванным на их двигательном завершении. Игнорировать их значит отказаться от изучения (именно объективного, а не однобокого, субъективного наизнанку) человеческого поведения. В опыте над разумным человеком нет такого случая, чтобы фактор заторможенных рефлексов, психики не определял так или иначе поведения испытуемого.

Итак, психика, принимаемая за незримый внутренний мир сознания, имеет зримое основание  в объективно данном поведении.

3. Тем самым проводилась демаркационная линия между трактовкой поведения И.П. Павловым. В.М. Бехтеревым и другими рефлексологами, с одной стороны, и попыткой Л.С. Выготского найти для сознания достойную роль во внутренней организации поведения - с другой. Согласно рефлексологической версии, между восприятием раздражителя (сигнала) и наблюдаемым в эксперименте внешним эффектом разыгрывается динамика нервных процессов, которая, протекая внутри головного мозга, описывается в физиологических терминах (возбуждение, иррадиация, концентрация, торможение и другие нервные процессы). Согласно же Л.С. Выготскому, между стимулом и реакцией действуют реалии иного порядка. Они представляют мир интериоризованных внешних движений и потому описываются не в виде функций или процессов нервной ткани, а в виде обретших взамен внешнего внутреннее бытие актов поведения. Здесь Л.С. Выготский нашел тот же ход мысли, который задолго до него открыл И.М. Сеченов.

4. В общей структуре поведения человека выделяются движения особого рода и вида. Это речевые рефлексы. Они образуют особую систему рефлексов среди других их систем и являются эквивалентом сознания. Сознание есть. взаимовозбуждение различных систем рефлексов”. Речедвигательные реакции на неречевые рефлексы (также и в том случае, когда эти вербальные реакции производятся непроизнесенным вслух словом) образуют механизм сознательности.

Тем самым у  Л.С. Выготского мы находим первый абрис  будущей версии о двух сигнальных системах.

5. Поскольку сознание это - “вербализованное поведение”, индивидуальное в человеке вторично по отношению к социальному, Л.С. Выготский пишет о тождестве “механизмов сознания и социального контакта”. В этом же корни самосознания:

Мы сознаем  себя, потому что мы сознаем других, и тем же самым способом, каким  мы сознаем других”. Следуя этой мысли, Л.С. Выготский новыми глазами прочитывает  формулу З. Фрейда о Я и Оно. Как известно, для З. Фрейда Оно - это безличная слепая сила либидо, укорененная в биологии организма. Для Л.С. Выготского же это надындивидуальная социальная речевая стихия, порождающая индивидуальное Я.

По этим теоретическим  ориентирам Выготский сразу же после переезда в Москву энергично включился в практическую работу по обучению и воспитанию детей, притом избрав особую категорию: слепых и глухих маленьких детей, калек (жертв недавней гражданской войны), умственно отсталых. Он выступил как создатель новой комплексной науки - дефектологии. Его доклад перед работниками в области этой специальной педагогики прозвучал, по воспоминаниям одного из участников, “громом среди ясного неба”, стал “огненной линией, проведенной между старой и новой советской дефектологией”. Выготский высмеял тех, кто говорит о слепоте и глухоте человека так, как если бы речь шла о “слепой собаке или глухом шакале”. Выпадение какого-либо из органов чувств означает “перерождение общественных связей, смещение всех систем поведения”. Опора же на учение Павлова позволяет, по Выготскому, “свести счеты до последнего знака со старой педагогикой трудного детства, приводя к глубочайшей важности выводу: нет никакой разницы между воспитанием зрячего и слепого ребенка, новые условные связи завязываются одинаковым образом с любого анализатора. Влияние организованных внешних воздействий является определяющей силой воспитания”. Выготский неоднократно упоминал о методике И.А.Соколянского, в школе которого за основу воспитательного процесса у детей с дефектом было принято учение об условных рефлексах. Воспринимаемый органами чувств сенсорный сигнал (физический агент), будучи поставлен на место слова, становился знаком, идентичным знакам языка. Благодаря этому аномальный ребенок входил полноправным гражданином в мир культуры.

Переход от сигнала  как одной из главных категорий  науки о поведении к понятию  о знаке радикально изменял общую  систему воззрений на детерминацию отношений ребенка с окружающей действительностью. Опосредованность этих отношений знаками представляет человеческое существо в другом измерении, отличном от биологического, когда действуют детерминанты, которыми исчерпывается жизнь на поведенческом уровне. Вспоминая шутку Вольтера, сказавшего, что чтение Руссо вызвало желание пойти на четвереньках, Выготский записал: “Такое чувство возбуждает почти вся наша новая наука о ребенке: она часто рассматривает ребенка на четвереньках, ставит его в позу четвероногого, хотя и высшего млекопитающего”.

Под “нашей новой  наукой о ребенке” Выготский имел в виду тех, кто видел в условных рефлексах ключ к механизму педагогического процесса.

Преобразование  сигнала (исполняющего сигнальную функцию) в знак (исполняющий сигнификативную  функцию) влекло за собой качественно  новую организацию поведения. Оно  превращалось в психически регулируемое. Сигнал различает и управляет. Знак же обозначает, т.е. является носителем значения. Последнее же в переводе на категориальный язык психологии воплощает категорию образа, чувственного или умственного. Становясь детерминантой поведения знак-значение управляет им лишь в том случае, если принимает на себя присущую сигналу функцию управления.

В свое время, до революции, работавший в Психоневрологическом Институте Бехтерева Франк, не удовлетворенный  установкой на выведение особенностей поведения всех живых существ из одних и тех же биологических принципов, говорил, что в противоположность Руссо у Гёте природа не отрицает, а требует “вертикального положения человека”. Имелось в виду, в противоположность движению к первобытности, движение вверх, к возрастанию человечности. В одном из докладов Выготский сказал: учение об условных рефлексах рисует “горизонталь” человека. Кто же рисует его “вертикаль”? Сперва Выготскому представлялось, что теория сверхкомпенсации Адлера. Однако вскоре он трактует эту проблему перехода к “вертикали” в ином ракурсе.

Что такое человек? - спрашивает Выготский в одной  из неопубликованных рукописей. Для  Гегеля - логический субъект. Для Павлова - сома, организм. Для нас - социальная личность, совокупность общественных отношений, воплощенная в индивиде”. Он вновь рассматривает павловскую схему под углом зрения отличий поведения человека от ориентации в среде животных. Павлов сравнивал механизм коры больших полушарий с телефонной станцией, где идет переключение связей от одних абонентов к другим. Выготский считал, что в открытый Павловым механизм саморегуляции следует включить “телефонистку” как реальную и высшую силу.

Он понимал  под ней целостную личность, придающую  поведению особый “тип организованности”. “Я, - писал он, -хочу только сказать, что без человека (телефонистки) как целого нельзя объяснять деятельность его аппарата (мозга), что человек управляет мозгом, а не мозг человеком, что без человека нельзя понять его поведения”.

Павлов объяснил аппарат. Перед Выготским встала задача объяснить телефонистку, не подменяя ее душой или другим загадочным агентом, изнутри управляющим поступками человека. Эти детерминанты Выготский искал в совокупности общественных отношений. Но очевидно, что сама по себе апелляция к социуму была недостаточной, чтобы определить вертикаль, которую принято называть сознанием или личностью человека.

Информация о работе История психологии