Мотивация агрессивного поведения

Проявлением агрессивности является и такое явление как самоубийство. Кто может быть убийцей, а кто  – самоубийцей? Можно ли предсказать это? Есть ли какие-либо объективные критерии? В чем смысл самоубийства? Почему человек направляет свою агрессию против себя самого?

В философском аспекте проблема самоубийства никогда не была второстепенной, даже если она не актуальна в социально-психологическом плане. От решения этой проблемы во многом зависят ответы на такие экзистенциальные вопросы, как смысл человеческой жизни, свобода выбора и воли, проявление в целом свободы личности и т.д.

Самоубийство, говоря простым языком, есть сознательное, самостоятельное лишение себя жизни. Если человек решает покончить с жизнью, это означает, что в его сознании под влиянием тех или иных обстоятельств серьезным и глубоким изменениям подверглась такая основополагающая психологическая категория, как смысл жизни. Утрата смысла жизни – это необходимое, но не достаточное условие суицидального поведения. Суицидальное поведение есть следствие взаимодействия личностных факторов и социально-психологической дезадаптации личности в условиях переживаемого микро- и макросоциального конфликта. В суицидальный поступок личность вкладывает определенный смысл – это протест, месть, призыв, избежание (наказания или страдания), самонаказание, отказ. Человек хочет лишить себя жизни потому, что он не может выйти из себя, что он погружен в себя. Выйти из себя он может только через убийство себя. На уровне морального сознания все самоубийцы апеллируют к нравственным ценностям: именно в этом качестве выступают все представления о счастье, добре, справедливости, долге, чести, достоинстве и т.п. Иными словами, суицидогенные события – это мощные удары по моральным ценностям личности. Само суицидальное решение, с точки зрения Банщиковой Е.Г. это акт морального выбора.

Чтобы правильно понять суицид, необходимо в каждом конкретном случае ответить на две вопроса: «почему» человек совершает или намеревается совершить суицидальное действие и «зачем» он хочет это сделать. Конфликтная ситуация лишь тогда перерастает в суицидальный кризис, когда в ее сферу вовлекаются главные смысловые образования – ценностные отношения человека к жизни и смерти.

Можно ли предсказать  его? На основе анализа группы депрессивных амбулаторных больных Wetzeler S. et al. (1996) пришли к заключению, что психопатологические  факторы (определяемые методом SCL - 90) не определяют, какие из больных могут  совершить суицид, а какие – нет.

Суицидальная активность проявляется  разнообразными видами расстройств  – в виде суицидальных мыслей, например, высказываний, угроз, попыток и покушений (Амбрумова А.Г., 1981). В наше неспокойное  время все более увеличивается  социальное и медицинское звучание суицидального поведения, ставшего проблемой не только для развитых стран, но и для, можно сказать, всех постсоветских государств. По данным ООН, число завершенных самоубийств колеблется от 10 на 100000 населения в таких странах, как Испания, Италия, Ирландия, Нидерланды, а также Египет, до 25 на 100000 в Швейцарии, Австрии, Японии, Скандинавских странах и странах Восточной Европы. Особое место в этом ряду занимают Венгрия и ФРГ, где показатели суицидальности составляют соответственно 45 и 43 на 100000 населения. А что касается суицидальных попыток, то их число у взрослых превышает количество завершенных суицидов в 6-10 раз, а у подростков старше 12 лет – как минимум в 50-100 раз (Кон И.С., 1989). Почему? В чем причины такой тенденции?

С нашей точки зрения, игнорируется существенный тезис о биосоциальной сущности человека. В эпоху глобальных перемен, которую переживают многие страны, человечество практически исключило инициацию как этап культурного онтогенеза личности, при этом, не предложив какой-либо адекватной замены, не создав более позднего эволюционного аналога (Клинков В.Н., 1995). Куда направить огромную биологическую энергию подрастающего поколения? Этим должно быть озабочено любое общество, направленное на будущее. Как бы мы ни относились с идеологической и политической точки зрения к «советскому социализму», нельзя не отдавать должное даже тем организациям и инициативам, которые существовали в СССР – посвящение в октябрята, пионеры и комсомол. Однако все постсоветские общества отказались от этих ценностей. А что же предложили взамен? В Армении – это разрозненные малочисленные отряды скаутов. Если общество не направляет «энергию юности», тогда сама юность находит пути ее реализации в той форме, которая лишена морально-этических, нравственных, эстетических, одним словом, человеческих ценностей и норм. Вывод напрашивается сам собой. Повсеместная распространенность и высокий уровень потенциально гибельных форм агрессивного и аутоагрессивного поведения (наркомании, алкоголизма среди подростков) и есть результат перманентного функционирования биологически необходимого, а потому аутохтонно возникшего на современном этапе человеческой эволюции аналога традиционной инициации – и как наиболее простого способа компенсации дефицита эндорфинов, и как «игры в самоубийство» (Балашов П.П. и соавт., 1996; Гильбурд О.А., 1996).

Какое место занимает суицид среди социальных явлений? Общество, в том числе и психиатрию, интересует несколько вопросов: является ли самоубийство результатом психического расстройства или оно возможно у психически здорового человека; подлежат ли в соответствии с этим лица, пытающиеся покончить жизнь самоубийством, какому-либо лечению и какими должны быть методы и формы профилактики самоубийств?

Эскироль однозначно считал, что покончить с собой способен только психически больной человек и поэтому всех самоубийц он считал душевнобольными. Однако, как показала в последующем статистика, только 25-30% суицидентов страдают каким-либо психическим заболеванием.

Социологическая теория самоубийства, предложенная в конце девятнадцатого века Дюркгеймом (1998), рассматривает самоубийство в основном как результат разрыва межличностных связей, отчуждения индивидуума от своей социальной группы. Учитывая особенности этого разрыва, Дюркгейм выделял три типа самоубийств: эгоистическое (у лиц, недостаточно интегрированных с социальной группой), альтруистическое (у лиц, полностью интегрированных с социальной группой) и аномическое (реакция личности на тяжелые изменения в социальных порядках, приводящие к нарушению взаимных связей индивидуума и социальной группы).

В соответствии с современными концепциями, самоубийство рассматривается  как следствие социально-психологической  дезадаптации личности в условиях переживаемых ею микроконфликтов. Однако, кроме сугубо социально-психологических, средовых и личностных факторов суицида, можно указать и на этнопсихологические факторы (Хабиб О., 1996). Существует очевидная связь частоты самоубийств с этническими факторами. Особый интерес в связи с этим вызывает угро-финская этническая группа, самая рассеянная по европейскому континенту: венгры живут в Центральной Европе, финны и карелы – на севере, удмурты и коми – на Урале. Угро-финны разделены не только географически; они отличаются многими социальными, экономическими и культурными особенностями и были изолированы друг от друга на протяжении длительного времени. Несмотря на такую разобщенность, в Венгрии и Финляндии регистрируется самый высокий уровень самоубийств в мире. Причем в Венгрии с 1978 г. количество самоубийств превышает 40 случаев на 100 тыс. человек. В тех российских областях и краях, где представлены эти народы, суицидальность значительно выше. То есть этнический фактор является одним из существенных. Высокий уровень самоубийств в различных социумах угро-финнов позволяет предположить, что на ранних стадиях угро-финского этногенеза некоторые поведенческие особенности, предрасполагающие к самоубийству, были зафиксированы в генофонде нации.

В контексте выше изложенных форм агрессии рассмотрим половые особенности. Агрессивность, связанная с половыми особенностями, представляется в основном в двух группах теорий: первая группа теорий объясняет агрессивность женщин их врожденными психобиологическими свойствами, а другая указывает на значение социальных факторов, которые по-разному влияют на женщин и мужчин (Pollak O., 1950; Heidensohn F.M., 1996). С точки зрения М.А. Качаевой и Д.М. Давыдова (2000) агрессивные действия женщин обязательно следует рассматривать в рамках более сложного феномена агрессивности, являющегося биосоциальным свойством человека, приобретенным в процессе эволюции. И не надо связывать ее только с каким-либо «биологическим субстратом агрессии и влиянием высоких уровней определенных гормонов» (Malmquist G., 1996). Gunn J. и Taylor P. (цит. по М.А. Качаева и соавт., 2000) отмечают, что агрессия мужчин имеет внешний вектор направленности, а у женщин – чаще внутренний. У мужчин чаще отмечается инструментальная агрессия, а у женщин агрессия скорее носит психопатологический характер. Такие женщины страдают какими-либо психическими расстройствами (Daniel A.E. et al., 1981; Gibson E., 1975). Женщины не реже мужчин нападают физически на своих партнеров. Но причиной их агрессии частично является желание привлечь к себе внимание партнера (Fiebert M.S. et al., 1997). У мужчин фактором проявления агрессивного поведения является эгоцентричность их личности (Dean K.E. et al., 1997). Сенситивные же мужчины, как считают авторы, менее агрессивны. Но таких закономерностей и тенденций не выявляется в отношении сексуальной агрессивности. Высказывается предположение, что импульсивная агрессивность у мужчин носит наследственный характер (Coccaro E.F. et. al., 1997).

В плане женской агрессивности  очень актуален вопрос женской виктимизации, поскольку женщина сама часто выступает в качестве и объекта, и субъекта агрессии, причем, что особенно важно, в своей семье. В качестве факторов, способствующих агрессивности, указываются:

- врожденная гормональная  недостаточность, обусловленная  патологией раннего развития, и приводящая в условиях внутрисемейного насилия у женщин к болезненным расстройствам психической деятельности;

- негативный эмоциональный  опыт детства (жестокое обращение,  сексуальное насилие), длительная  виктимизация в условиях внутрисемейной  агрессии и отчетливая роль жертвы (мужа);

- наличие психической  патологии – у женщин, больных  шизофренией, отмечалось преобладание  биологических факторов, обусловливающих  формирование психических расстройств  (психопатологически отягощенная  наследственность шизофренией); роль социальных факторов в этих случаях незначительна;

- сочетание врожденных  неблагоприятных биологических  факторов с социальными (психические  травмы в детстве, враждебные  отношения с матерью).

Глава III. Ситуационные факторы агрессивного поведения

О них благодаря активно  ведущимся в последнее десятилетие  исследованиям агрессии многое уже  известно. Ниже будет проанализирована та роль, которую в мотивации агрессии играют следующие факторы: намерение, приписываемое нападающему; ожидания достижения цели и возмездия за осуществленную агрессию; способствующие агрессии ключевые раздражители; удовлетворение, приносимое достигнутыми в ходе агрессии результатами; самооценка (чувство вины); оценка со стороны других людей. Значение каждого из них мы рассмотрим на примере какого-либо одного исследования.

§ 1.Намерение

Когда человек видит, что другой собирается на него напасть  или помешать ему, то решающим оказывается  прежде всего то обстоятельство, приписываются  ли этому другому агрессивные  намерения и враждебные по отношению к себе планы [см.: М.D. Maselli, J. Altrocchi, 1969]. Для начала агрессии нередко бывает достаточно одного только знания о том, что другой питает враждебные намерения, даже если субъект еще и не подвергся нападению [J. Greenwell, Н.A. Dengerink, 1973]. Вместе с тем если противник заранее просит извинить его за агрессивное действие, то очень часто гнев не возникает вообще и ответной агрессии не происходит [D. Fillmann, J. Cantor, 1976]. В проведенном по этой схеме с некоторыми добавлениями исследовании Цумкли [Н. Zumkley, 1979a] показал, что этот эффект основан на различной атрибуции мотивации, т. е. на приписывании субъектом другому враждебных или безобидных намерений. Как только субъект решит, что другой намерен ему навредить, и возникнет гнев, то изменить после этого такую атрибуцию можно лишь с большим трудом, чем и объясняется так называемый эффект персеверации атрибуции [см.: L. Ross, 1977, р. 204 и далее].

Если же субъект придет к выводу, что инцидент был непреднамеренным или что произошла ошибка, то гнев, желание мести и стремление к ответной агрессии могут быстро пройти. Например, в эксперименте Маллика и Мак-Кэндлесса [S.К. Mallick, D.R. McCandless, 1966] подставной испытуемый, работавший вместе с испытуемыми-детьми, мешал им довести действие до конца и тем самым добиться обещанного вознаграждения. После того как дети получали возможность наказать этого человека, уменьшения агрессивности не наблюдалось. И напротив, она сразу же исчезала, как только им сообщали, что причиной созданного этим испытуемым препятствия была неумелость. В другом исследовании [Т.W. Nickel, 1974], где применялась методика Басса, испытуемые, до того как получить возможность наказывать другого, сами подвергались сильным ударам током. Непосредственно перед сменой ролей экспериментатор сообщал им, что по ошибке клавиши электроаппарата оказались неправильно подсоединенными и поэтому им вместо слабого электроразряда пришлось терпеть очень сильный. В этом случае испытуемые пользовались разрядом более низкой интенсивности, чем применявшийся по отношению к ним самим.

§ 2.Ожидание достижения цели агрессии и возмездия за агрессивное поведение

Пока субъект располагает  возможностями совершения прямой агрессии, реализация которых не представляет трудностей, ожидание вероятности нанесения вреда жертве и тем самым достижение цели агрессивного действия играют незначительную роль. Существенное значение это ожидание приобретает лишь в том, практически еще не исследованном случае, когда ответная агрессия субъекта не может достигнуть инициатора агрессии непосредственно, например, нет возможности с ним встретиться или же субъект боится такой встречи. Тогда может последовать непрямая агрессия типа нанесения ущерба или собственности агрессора, или его репутации. Вероятность, что подобные косвенные агрессивные действия на самом деле поразят агрессора, весьма различна и является в качестве ожидания последствия результата действия (т.е. его инструментальности) одним из решающих детерминантов действия. Например, если единственное, что человек может сделать, состоит в жалобе на агрессора начальнику, а поведение последнего не позволяет надеяться на его заинтересованность в содержании жалобы и в принятии им мер, то часть возникшей агрессивной тенденции останется нереализованной и сохранится на будущее [Н. Zumkley, 1978; см. также ниже].

Если же прямая агрессия возможна, то решающее значение приобретает  ожидание иного рода, а именно вероятность  ответа на агрессию субъекта также  агрессией (т. е. что в результате своего агрессивного акта субъект снова превратится в жертву). Как уже отмечалось, такого рода ожидания вытекают из принципа возмездия, позволяющего надеяться на восстановление справедливости [J.S. Adams, S. Freedman, 1976; Е. Walster, Е. Berscheid, G.W. Walster, 1973]. Вопрос в том, не отменяет ли ожидание ответного возмездия самого принципа возмездия. В общем случае это, по-видимому, не так, о чем свидетельствуют, в частности, результаты исследования Бэрона [R.A. Baron, 1973]. В его эксперименте испытуемые подвергались ударам тока и оскорблению (т.е. враждебному нападению). Перед тем как они в свою очередь получали возможность наказать агрессора, экспериментатор сообщал им либо что на этом эксперимент будет закончен (группа с низким ожиданием возмездия), либо что смена ролей произойдет, если останется время (группа с умеренным ожиданием возмездия), либо что смена ролей произойдет еще раз (группа с высоким ожиданием возмездия). Как видно из рис. 1, различия в ожидании возмездия едва ли повлияли на применявшуюся испытуемыми интенсивность тока. Напротив, испытуемые контрольной группы, не подвергавшиеся предварительно ни ударам тока, ни оскорблению, принимали во внимание ожидание возмездия и при высокой вероятности ответной агрессии использовали ток более низкой интенсивности (эти результаты подтверждает и другое исследование [см.: R.A. Baron, 1974]).