Социальные практики адаптации: идентификационный дискурс

       В книге «Трансформация интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах» Э. Гидденс исследует проблемы современной сексуальной революции в спектре проблемы самоидентификации в быстро изменяющемся социальном пространстве. По мнению социолога, самоидентификация в жизни современного общества становится особо проблематичной. Фундаментальными чертами общества с высокой рефлексивностью являются «открытый» характер самоидентичности и рефлексивная природа тела. Смысл сексуальной революции состоит в трансформациях норм, правил, принципов социального взаимодействия, всей статусно-ролевой системы. Э. Гидденс указывает на такую причину трансформации сексуальности как отделение сексуальности от функции воспроизводства, что фиксируется в понятии «пластическая сексуальность» и через конструкт «любовь-слияние». Любовь-слияние – есть открывание себя другому, и в этом смысле она противостоит романтической любви с её проективной идентификацией. Проективная идентификация романтической любви предполагает, что партнеры становятся привлекательными друг для друга и затем привязываются друг к другу. Проекция создает ощущение полноты соединения с другим, усиливаемое установлением различий между маскулинностью и женственностью, каждая из которых определяется с позиций антитеза. Любовь-слияние конструирует самоидентичность как «особую личность» и личностную автономию. Автономия означает способность индивидов быть само-рефлексивными и само-детерминированными. По мнению Гидденса сексуальная революция сыграла чрезвычайно важную роль в сдвигах половой идентичности и морали. В книге «Трансформация интимности» убедительно показаны радикализирующие возможности трансформации интимности. Изменения, которые претерпевает интимность, подразумевают крупномасштабную демократизацию межличностной сферы таким способом, который вполне совместим с демократизацией публичной сферы.

       Сравнивая главные тенденции динамики сексуального поведения в России  и на западе, И.С. Кон приходит к выводу, они одни и те же – снижение возраста сексуального дебюта, эмансипация сексуальной мотивации от матримониальной, рост числа разводов, добрачных и внебрачных зачатий и рождений, повышение интереса к эротике, ресексуализация женщин. Отличие России от Запада заключается в его хронологических рамках и в степени общественной рефлексивности. Речь идет о том, что в демократических странах Запада сдвигам в сексуальном поведении обычно предшествовали сдвиги в социальных установках, которые обсуждались публично. В России на бытовом уровне дело обстоит так же, однако цензурные запреты и отсутствие профессионального дискурса препятствуют осознанию этих сдвигов, которые из-за этого кажутся неожиданными и катастрофическими. Среди отличий –противоречивое соотношение принципов сексуального либерализма и гендерного равенства. В России либерализация началась позже, приняла форму коммерциализации секса и часто сочетается с махровым сексизмом и традиционализмом, как только речь заходит о праве женщин на сексуальное самоопределение. Среди причин, сохраняющих «размытую» сексуальную идентичность, И.К. Кон называет отсутствие сексуального просвещения как политику, усилившуюся гомофобию, ксенофобию, и сопутствующие неблагоприятные причины -низкий уровень жизни, низкая рождаемость, высокая детская смертность, низкая культура здоровья, традиционная нечувствительность россиян к факторам социального и личного риска и угрозы смерти, социальный мазохизм, выученная беспомощность.

      Как показано в параграфе, трансформация  этнической идентичности –результат этнической нетерпимости, интолерантности. Кризис в России показал, что самой уязвимой сферой межчеловеческих отношений в трансформирующемся поликультурном обществе являются  отношения между различными этническими группами. Исследования психологов показывают, что в основе интолерантного поведения, какое нередко демонстрируют молодежные группировки, подростки, лежит кризисная трансформация идентичности по типу гиперидентичности или гипоидентичности.

       Глава 2. «Социальные практики адаптации: трансформация идентичности» предлагает прочтение темы трансформации идентичности через наличные социальные практики адаптации – толерантность, девиантность, мобильность.

       В параграфе 2.1. «Трансформация идентичности в виртуальном мире» речь идет о возможной потери контакта с подлинной реальностью идентичности и утрате контроля над границами идентичности в связи с неконтролируемыми темпами разрастания виртуальной реальности, что превышает адаптационные и управляющие возможности человека. Как считает С.С. Хоружий гипертрофия «виртуалистского мировосприятия» влияет на процесс самоидентификации личности в том, что человек вырабатывает «виртуалистские» стереотипы поведения и деятельности, отчуждается от «обычной» реальности и замыкается в горизонте виртуальной реальности.

       В диссертации анализируются и обобщаются результаты междисциплинарных и психологических исследований об особенностях и трансформациях идентичности в виртуальном бытии. М. Постер вводит понятие «мобильная идентичность», под которой понимается постоянно изменяющаяся идентичность. Согласно М. Постеру, уход из физического пространства полностью меняет правила политической игры, ибо понятие суверенитета принадлежит исключительно миру стабильного и телесного.

       Психологи А.Г. Асмолов и Г.А. Асмолов заявляют о непризнании мобильных идентичностей  в мире сетей, так как вместе с  развитием нетократии, Интернет стал платформой для восстановления стабильности идентичности (переход от чатов к появлению блогов и социальных сетей), заявляют авторы. В виртуальном мире через виртуальный дневник(Интернет-дневник) происходит формирование онлайн-идентичности, что позволяет раскрыть себя, используя весь спектр «интимности» информации о себе: от публичного и известного всем до самого потаенного и сокровенного.

      Согласно  А. Висо, одной из первых исследовательниц трансформации личности в мире социальных сетей, что было названо термином «электронная идентичность», в виртуальном мире происходит трансформация нашей личности в целом. В виртуальном пространстве стирается граница между личностью и социальной средой, между человеком и окружающими его культурными артефактами. Виртуальный мир выводит процесс интериоризации – вращивания социального пространства в личностное пространство(Л.С. Выготский), проявления культуры в чертах человеческой личности – на другой уровень. Изменение поведения в социальном мире и эволюция методов потребления информации – это результат не только процесса формирования нашей виртуальной личности, но и трансформации нашей личности в целом. Это значит, что не только мы врываемся в виртуальный мир своей идентичностью, но и виртуальный мир врывается в нас, достраивая и расширяя пространство нашего Я.

      Таким образом, происходит становление виртуальной идентичности. Киберпространство создает особое «виртуальное Я», которое отличается от реального Я. В киберпространстве размывается граница между реальным и нереальным, воображаемым. Теряется ясное представление о границе возможного и невозможного, которое всегда лежало в основе рационального планирования действий. Создатель виртуального «Я» может ценить его больше, чем реальное «Я». Виртуальная реальность влияет на проблему самоидентичности личности. Кризис самоидентичности заключается в разрушении условий возможности целостного восприятия субъектом себя как самотождественной личности. Это процесс сопровождается кризисом психологического переживания «судьбы» как образа единства жизненного пути, биопсихосоциальной дезориентацией. Усиливает это «экзистенциальное состояние» глобализация, которая, расширяя социокультурное пространство, многократно убыстряет время становления личности. В потоке становления личность часто не может дифференцировать существенные и второстепенные по своей значимости для нее события. Среди причин, влияющих и размывающих границы идентичности, называют способность современных информационных технологий манипулировать сознанием, притуплять критическую рефлексию человека, подавлять человеческую свободу.

      Результаты проведенных психологических исследований показывают, что характерная особенность интернет-коммуникации - это анонимность. Граница личности здесь не включает ни телесное «Я» человека, ни его свойства как субъекта социальных отношений (свойства традиционной социальной идентичности). Кроме этого, в группе «жителей Интернета» «преобладают люди с нереалистическими и недифференцируемыми требованиями к себе, дискриминирующие собственную телесность, ощущающие некоторую дистанцию между собой и другими и пытающиеся компенсировать отсутствие близости и взаимопонимания преувеличенными представлениями о собственной независимости, а также отказом от следования общепринятых норм, что влечет девиантность.

       В параграфе 2.2. «Толерантность как идентификационная практика адаптации» показано, что проблема соотношения толерантности и идентичности остается сегодня актуальной. Это вызвано ускорением темпов современной жизни, трансформацией социального бытия, наличием кризисов различных видов идентичностей, возрастающей социальной потребностью в формировании и развитии толерантного сознания и гражданских установок.

       Многомерность конструкта «толерантность» проверяется и его связью с понятием «идентичность». Идентичность является основой толерантности, что показано многими социально-психологическими исследованиями. Проблематика толерантности возникает применительно к любым различиям, которые могут служить основанием для личностной, социальной, этнической и других идентичностей. Сложная корреляция и взаимная детерминация идентичности и толерантности определяются тем, что с одной стороны, толерантность как важнейший фактор, определяющий процесс самоидентификации индивида, влияет на становление идентичности как целостного образования. С другой стороны, характер идентичности определяет актуализацию толерантности (интолерантности) в процессе социального взаимодействия. Как показано в параграфе, в философских текстах по проблеме толерантности указывается на трудности дефиницирования понятия «толерантность», на его сложность и внутреннюю противоречивость. В соответствии с заданными кодами понимания толерантности социально практикуется толерантность как индифферентность, как уважение, как снисхождение к другому.

       Среди характеристик, как показывают результаты психологических исследований, «толерантной» идентичности такие, как  интегрированность, целостность, пластичность Индивиду с «толерантной» идентичностью присуща альтруистическая мотивация, гуманная, диалогическая направленность, достаточно значима групповая идентичность наряду с персональной самотождественностью. «Интолерантная» идентичность характеризуется как ригидная, жесткая, элементы которой функционируют автономно, снижая целостность и интегрированность самости. Такая идентичность имеет противоречивую природу. В ней преобладает эгоистическая, дегуманизированная и монологическая направленность.

       Как показано в параграфе реалии социальной жизни часто взращивают интолерантные установки. Атрибутами личности с интолерантным сознанием становятся линейность мышления, ценностно-смысловых структур сознания, однозначность в восприятии мира («свой», «чужой», «друг», «враг»). Корни интолерантности – в недостатке доброй воли, в редукции ценностных установок, в жесткой локализации смыслов в пространстве и времени, в собственной ограниченности, «невротичности», ригидности, конфликтности, неготовности к принятию иных взглядов. Интолерантная личность характеризуется представлением о собственной исключительности, стремлением переносить ответственность на окружение, высокой тревожностью, потребностью в порядке, желанием сильной власти. Историческим опытом и практикой интолерантности, как демонстрируется в параграфе, является «охота на ведьм». Как социальную практику интолерантности и дезадаптации можно идентифицировать социально-психологические последствия террористического акта. Исследователи феномена терроризма С.Н. Ениколопов, А.А. Мкртычян и др. доказывают, что эти последствия представляют собой основание для формирования в обществе не только отрицательного, но и положительного отношения к террористам, что может проявляться как в пассивном одобрении или сочувствии, так и в осознанном желании индивида, группы присоединиться к уже существующей террористической организации или перенять её опыт для достижения своих собственных целей. Психологические последствия террористического акта – это появление информационной базы для людей, обладающих диспозицией для совершения насильственных действий, но не проявлявших свою активность по причине дефицита информации о себе подобных. Иллюстрацией  последствий террористического акта отрицательного характера служит групповая сплоченность как появление таких отрицательных явлений, как национализм, ксенофобия и нетерпимость.

       Как показано в параграфе, в литературе различаются такие формы толерантности как традиционная, институциализированная толерантность, так и маргинальная толерантность, порожденная постмодернистской эпохой. Культура постмодерна конструирует маргинальную толерантность. Как феномен и квинтэссенция человеческого со-существования маргинальная толерантность возникает из неопределенности постмодернистского сознания, его расплывчатости, бессвязности, открытости. Она неинституциональна, асимметрична, эксклюзивна, экземплярна, ориентирована на «касательное» со-существование. Поэтому ее трудно прагматически использовать и операционализировать.

       В параграфе 2.3. «Девиантность как дезаптационная практика» показано как в призме социальной практики толерантности просматривается проблема «девиантности», высвечивается специфика «нормальности» и «ненормальности». Критерием наличия и степени толерантности общества является мера допустимой «инаковости», индивидуальных особенностей и отклонения от общего образца. Нормы классификации недопустимо «отклоняющегося» поведения различны в различных культурах, типах общества, социокультурной ситуации. Социальная дифференциация, плюралистичность взглядов ведут к сужению сферы, в которой требуется единообразное «нормативное» поведение. Сложившаяся социальная практика, характеризующаяся отсутствием четкой иерархией ценностей и смысловых интенций, многозначностью и противоречивостью социальных норм, не согласующихся веровательных символов, создает предпосылки к становлению и развитию различных девиаций, формированию кризисной идентичности.

       В современной социологии феномен девиантности исследуется как поведение, которое противоречит правовым, а не социальным нормам. В рамках социологического подхода стратегии девиантного поведения и практики определяются по типу нарушаемой нормы: преступность, алкоголизм, бродяжничество, проституция, расизм, хулиганство, иждивенчество и т.д.

       Психологи утверждают, что сама неопределенность ситуации, в которой оказался современный человек влекут его на путь «девиантности». Человек находится в непрерывном поиске своей идентичности. Этот поиск задается многими факторами. Основные психологические школы(психодинамическая, диспозициональная, научающе-бихевиоральная, когнитивная, гуманистическая) описывают и объясняют человека, его «нормальное» состояние, возможные отклонения и причины их возникновения различным образом. Так, теоретики диспозиционального подхода(Г. Олпорт, Р. Кеттел, Г. Айзенк), признавая доминантой поведения рациональность, сознательность, зрелость человека, толкуют поведение, обусловленное неосознаваемыми иррациональными установками, как девиантное. В бихевиоризме(Б.Ф. Скиннер и др.) девиации объясняются как следствие изменения окружения человека, когда его набор поведенческих реакций оказывается неадекватным для получения подкрепления в новой ситуации. Когнитивисты(Дж. Келли, А. Бандура, Д. Роттер и др.) причиной девиаций(как измененных состояний сознания) называют плохую адаптацию, когда личностные конструкты(Дж. Келли) оказываются непригодными для достижения целей и выполнения социальных функций.