Английский менталитет

Форелей покупают только на фермах, а вкусных карасей, лещей и судаков снимают с  крючка и пускают обратно в  воду.

Немцы и американцы приезжают в Англию и удивляются странным табу, связанным с водопроводной  системой в английских домах. У нас  даже законом запрещается вводить  нормальную европейскую систему  водопровода. Поэтому, если принимаешь душ в английском доме, можно или  простудиться, или обжечься, смеситель  в ванной сделает все что хотите, но не смешает горячую воду с холодной. Хотя англичане полтора века назад (раньше всех) ввели современную  канализацию и водопровод в крупных  городах и тем спасли народ  от холеры и брюшного тифа, дальше они  не пошли. Что касается водопроводов, мы одержимы какой-то манией преследования. Во время наполеоновских войн нам  казалось, что французы могут отравить наши водопроводы. Мы изобрели такую  систему кранов, клапанов и цистерн, которая изолирует каждый жилой  дом от магистрального водопровода, в результате чего современному иностранному туристу мерещится, что он попал  куда-то в район Тибета, где моют тело как следует только два раза: после рождения и после смерти. В самом деле, французские послы  всегда докладывали, что английская королева Елизавета ужасно воняет. Современные туристы замечают, что  до сих пор англичане неохотно принимают душ, а предпочитают лежать в полной, но не очень теплой ванне, как гиппопотамы в собственной  грязи.

Всю хорошо отфильтрованную городскую воду мы тратим не на себя, а на наши сады.

Хотя в  любом месяце на любой английский сад падает пять сантиметров дождя, все жалуются на засуху и строят удивительные системы орошения, которые  сделали бы даже из Сахары зеленую  зону. Летом опорожняются водоемы, и  горсоветы запрещают орошение садов; ночью полиция ловит граждан, которые выливают последние капли городской воды на свои газоны и розы. А если и моются в такое время, то потом тщательно переливают грязную воду из ванны на клумбы.

 Как англичане  умирали 

Фармазонов  до сих пор отправляют в мир  иной под музыку Моцарта. Обыкновенного  англичанина, однако, хоронят неинтересно, анонимно. Даже смертного одра нет. При первых признаках конца упекают  в больницу, усыпляют снотворными, обвешивают проводами и трубками и, когда  электроника объявляет, что мозг перестал мыслить, звонят сначала в  похоронное бюро, а потом уже родственникам. Закрытый фанерный гроб стоит пятнадцать минут на конвейере у алтаря в  крематории; священник мямлит короткую молитву, из громкоговорителя льется такая  же успокаивающая музыка, как в  супермаркетах. Все, что остается - пепел, - хоронят под одинаковыми плитами  на кладбище, которое не отличишь от площадки для гольфа.

Раньше англичане  не хуже других народов уважали своих  мертвецов. Войди в любой из готических соборов и увидишь средневековые  саркофаги с горизонтальными  статуями покойников - он в мраморном  панцире, рука об руку с женой, облаченной в свадебное платье; можно бродить  по старым кладбищам и изумляться откровенности старинных надписей на гробовых плитах: "Здесь покоятся кости Элизабет Шарлотт, рожденной  девицей, умершей потаскухой. Но она  была девицей до семнадцати лет, что  неслыханно в городе Абердин". А  сегодня такие надписи запрещены  и ни саркофагов, ни посмертных масок  не делают.

Страшная  жестокость палачей шестнадцатого  века показывает, до какой степени  участь тела по тогдашним понятиям решала участь души. Вспарывали повешенных, пока те еще были живы, и сжигали  кишки; сдирали кожу с разбойников; делали из вскрытия анатомический театр  для учащихся хирургов и публики. Тогда еще была сильна языческая  вера в то, что цельность тела обеспечивает загробную жизнь души. Даже великий свободный мыслитель  и экономист Иеремия Бентам завещал  свой труп Лондонскому университету на вечное хранение. Его автоикона  до сих пор шокирует публику прямо  при входе в главный колледж  университета. Иеремия Бентам сидит  гораздо более живой, чем Ленин. Его автоикона состоит из скелета, искусственной кожи и праздничного костюма. Голова, к сожалению, дала усадку: на тело поставили желтоватую восковую копию. Настоящая голова, пугающая стеклянными  глазами и лопнувшими красными жилами, щерится у его ног под стеклянным колоколом.

Смерть была обрядом: к нему люди готовились, как  к свадьбе. Дарили друг другу гробы, пробовали на вкус разные бальзамирующие жидкости. Великий хирург Уильям Хантер не мог гарантировать живущим  исцеление, но обреченным умереть - особенно красавицам - он обещал нетленные останки. Анонимный поэт восемнадцатого века писал, что усопшая госпожа Ван  Бутчел благодаря бальзаму Хантера "стала еще красивее, слаще  и сочнее, чем когда она была жива". Поэт поздравил вдовца с  тем, что ему досталось "редкое сокровище: жена с ровным нравом". Тогда и гробовщик не стыдился показывать свой товар тяжело больным  клиентам. Художников тоже приглашали к смертному одру, они не только снимали маску покойника, но и  малевали портрет целого семейства  у постели усопшей матери или  умершего ребенка.

Мы видим  дворянина семнадцатого века Томаса Эстона, сидящего со своими детьми у  постели жены, умирающей от родов. Слез нет, его дочери даже позируют. В левой руке Томас Эстон держит череп, у его ног стоит гробик для новорожденного, обитый черным бархатом: торжественное, но отнюдь не трагическое зрелище. Английский протестант был абсолютно убежден в том, что при покаянии и соблюдении всех правил умирающий христианин уплывает в лучшую жизнь, поэтому показывать неуместное горе - обидеть Бога.

Массовые  смерти первой мировой войны до того затопили наше общество похоронными  обрядами, что смерть навсегда утратила свою поэзию. Люди, увидевшие ад в окопах, уже не верили в Страшный суд. Сегодня после смерти близкого родственника обращаются к адвокатам, а не к священникам: их волнует судьба имущества, но не души.

Английские  пауки 

Маленькая мисс Мэффит сидела на тумбочке / И ела  свой творог с пенками. / Подошел  большой паук, сел рядом с ней / И испугал маленькую мисс Мэффит". Каждый английский ребенок знает  эту старинную песенку: она внушает  детям, что пауков надо уважать и  нельзя убивать. Если бы Свидригайлов из романа Достоевского вдруг очутился в Англии, он поверил бы, что очутился в аду: в бане с пауками.

Англичанин, прежде чем принять ванну, вместо того чтобы открыть краны и  смыть все живое из ванны, всегда становится на колени и мылом помогает пауку, застрявшему в ванне, выкарабкаться  и спастись. (Англичанка выбегает из ванной и зовет первого попавшегося  мужчину на помощь). Не только детские  песни, но и история говорит нам, что паук - тварь назидательная. Средневековый  шотландский король Роберт Брюс, посаженный в подвал, подружился с пауком, который  каждый вечер штопал свою паутину  и своим примером убедил короля не сдаваться.

В наших темных, сырых замках и дворцах пауки  замечательно размножались: недаром  первым пауковедом в мире стал англичанин. С семнадцатого века ученые, священники и врачи ловили пауков, смотрели на них в микроскоп, разводили  их, разрезали и рисовали. В Англии живет почти 600 видов пауков - было чем заниматься.

К сожалению, английские ученые, даже Исаак Ньютон, в семнадцатом веке пренебрегали родным языком, брезговали обывателем и писали на латыни. Первым пауковедом был королевский врач Мартин Листер, который издал свое исследование "Английские пауки" к концу  семнадцатого века. Прошло триста лет, и труд впервые перевели на английский. Книга "Английские пауки" уводит нас к истокам английского  самосознания. Какие уроки извлек Мартин Листер из жизни пауков? Пауки  занимаются любовью, как христиане, лицом к лицу, соблюдают Великий  пост не хуже любого христианина, самец  ведет себя наподобие английского  джентльмена - когда ходит к самке  в гости, приносит съедобный подарок, опутанный шелком, и этим сохраняет  себе жизнь. А какие паучихи образцовые матери! Листер сорок раз рвал паутину, где паучиха спрятала яйца, и каждый день она плела новую. Любовь к  родному гнезду, матриархат, нелюдимость, молчаливость, трудолюбие - чем паук не англичанин? Мартин Листер первый доказал, что пауков незачем бояться. Если укусят, не больно и не опасно. Паутина  у них целебная, исцеляет раны. (В  этом он прав - в паутине, кажется, есть пенициллин). Как почти всех пауковедов, Бог наградил Мартина Листера  долговечностью. Он прожил длинную  жизнь. Его пережили вдова, шестеро  детей и несколько десятков тысяч  пауков, законсервированных в алкоголе.

Когда ученые перестали читать по-латыни, Мартина  Листера забыли. Но его традиции живы. Профессор Росс из Абердинского университета всегда закусывал "бордо" пауком. Один английский священник-натуралист был просто влюблен: "У паучихи  лапки, как пальцы самой красивой девушки - длинные, тонкие, чуткие, так  что нет твари, которая сравнится  с ней". Он даже промывал глаза  паучьей мочой.

Иностранцы  боялись пауков: великий шведский король Густав Адольф дрожал при одном  виде паука. Завоевав империю, британцы поняли свою ошибку. В австралийских  нужниках их подстерегал паук "черная вдова": после его укуса оставалось жить всего пять минут.

Ведьмы 

Без малого четыреста лет прошло с тех  пор, как в Англии в последний  раз сожгли ведьму. Казалось бы, с  исчезновением несчастных старушек и их котов стушевалась и память о ведьмах. Но открываю престижную газету "Гардиан" и на серьезной странице для мыслящей женщины нахожу без  тени насмешки интервью с современной  самозваной ведьмой. Ведьма Бет Гуревич, как седьмое дитя седьмого дитяти, оказывается, унаследовала вещие способности и даже посвящает собственную дочь в страшные тайны своей профессии.

Как в России, так и в Англии сто лет назад  декаденты опутывались всевозможными  мистическими поверьями, вплетали теософию в свои сексуальные заблуждения, воскрешали мнимые дохристианские религиозные  обряды. Их вождем в двадцатых годах  стал Алистер Кроули, по кличке Зверь: он выдумывал нелепые варианты сатанизма  и собрал на острове Сицилия целый  шабаш английских ведьм, которые  шокировали даже видавших виды сицилианцев  совокуплением с козлами.

Однако, как  все виды декадентства, ведьмачество окончилось невинным буржуазным развлечением: вялые банкиры и скучающие  домохозяйки раздеваются догола и пляшут в полнолуние. Но нежданно-негаданно  ведьмы приобрели идеологию и  теперь претендуют на видную роль в  новом мышлении - почему? Потому, во-первых, что в феминизме нарастает  убеждение, что настоящей провидицей и представительницей матери-сырой-земли  может быть только женщина, что наука  и логика, в частности, - это вымысел  мужчин, что мужчины украли религию  и выжали из нее все соки; поэтому  женщина должна утвердить древнюю  интуицию, познание мира через магию. Уже в двадцатых годах поэт Роберт Грейвз выдвинул теорию "белой  богини" и произвел свою любовницу, американскую поэтессу Лауру Райдинг, в истинную ведьму (с чем соглашались  почти все знавшие ее мужчины). В своем большом справочнике  греческой мифологии Роберт Грейвз настаивал, что греки нарочно  замалчивали древнюю религию  ведьм. Бет Гуревич в своем  культе мнимой богини Уикка продолжает эту религиозную контрреволюцию.

Во-вторых, для  всех очевидно, как наука и техника  опустошают современную Англию, загрязняя  воздух, заливая бетоном луга. Экологи-радикалы верят в землю как в живую  богиню Гею и обращаются к ней  с заклинаниями, как ведьмы к источнику  своей власти. Великие древние  курганы и молельни вроде Стоунхенджа, несмотря на государственную охрану, во время летнего солнцестояния  и в весеннее равноденствие осаждаются бродячими толпами: в этом тяготении  к первобытному общению с землей немалую роль играют современные  ведьмы.

Религиозную жажду утоляет не англиканская церковь, а остатки - уже, может быть, фиктивные - дохристианской религии древних  кельтов. Тот, кто хорошо знает нравы  и учения англиканской церкви, сразу  поймет почему. Наша государственная  церковь как охарактеризовали ее сатирики - это молящаяся консервативная партия.

Прочтите  те тридцать девять статей, которые  должен признать каждый священник по принятии духовного сана, и увидите, что вероучения англиканской церкви состоят в том, что, несмотря на Нагорную проповедь, англиканский христианин может - даже должен - поступать (воевать, убивать) по велению не совести, а короля. Во всех других отношениях он может  веровать как католик или как  баптист; единственное недвусмысленное  заявление среди всех тридцати девяти статей - это то, что "у епископа римского нет юридических прав в  этом королевстве". Немудрено, что, убегая из англиканской церкви, вероотступники принимают католичество или православие, но наоборот - никогда. И, конечно, неудивительно, что от бесцветной религии, которая  теперь теряет то последнее, что у  нее осталось - прекрасный язык своей  литургии, верующие спасаются ведьмовством. Сегодня, когда церковь колеблется и по-прежнему не хочет принимать  женщин в духовный сан, единственный выход для тех женщин, которые  чувствуют религиозное призвание, - это стать ведьмой.

А чем доказывают ведьмы свою власть? Три года назад  в графстве Кент, откуда прокладывали чудовищный тоннель под Ла-Маншем, местный шабаш ведьм проклял  строительство. С тех пор столько  финансовых кризисов и несчастных случаев  обрушилось на этот объект, что тоннель  действительно считается обреченным, и те, кто не хочет, чтобы самое  красивое графство Англии заживо погребли жадные капиталисты, втайне зажигают свечу  и благословляют ведьм.

Англия и  культ лошади

"Кто хочет  понять, как возник феодализм,  должен изучать средневековую  боевую лошадь", - пишет один  американский историк. Ключом  к истории Англии, может быть, являются также размеры и свойства  средневековой боевой лошади. Решающую  роль сыграла боевая лошадь  и в наших этногенезе и мировоззрении.