Нарушение фразеологических
сочетаний путем замены одного из
членов данного сочетания или
введения дополнительного элемента
— чрезвычайно характерный для
английского языка стилистический
прием. Этот прием постоянно применяется
в художественной литературе и настолько
распространен, что им нередко пользуются
и авторы газетных статей и очерков.
Как известно, многие лексические
стилистические средства используются
в эмоционально окрашенной публицистике,
однако, они не столь ярки и оригинальны,
как в художественной прозе. Их широкое
использование в разных стилях письменной
английской речи дает основание считать
нарушение фразеологических единств
характерным для английского
языка средством выразительности.
Например, описывая демонстрацию безработных,
газета «Дейли Уоркер» пишет:
Large police forces are encamped
near the meeting out of sight, but hardly out of mind. (D. W., 1958)
Союз but и наречие
hardly являются дополнительным элементом
в использованной поговорке out
of sight, out of mind.
Во время
поездки Даллеса в Индо-Китай
газета «Дейли Уоркер» писала
о нем, намекая на его неуклюжую
и грубую политику:
Not without reason Mr. Dulles
is called a bull in the Indo-China shop.
v В этом случае
в английскую поговорку A bull in a China shop введен
дополнительный элемент. Дополнительный
элемент введен и в двух нижеследующих
примерах:
Bienne is a thoroughly modern,
industrial town — industrial that is in the clean Swiss sense.
{The Times, 1957, Diversity of the Swiss Jura)
Van will be a great artist, if
the adulation does not go to his fair curly head. (D. W., 1958)
Степень интенсивности
этого приема в вышеприведенных
примерах не одинакова. В одних
она ощущается слабо, в других
приближается к игре слов (the Indo-China
shop). Точно так же различна и
степень трудности перевода. Она
связана с трудностями перевода
фразеологических сочетаний вообще,
ввиду наличия или отсутствия
в другом языке равноценных
фразеологических сочетаний с
одинаковой образностью. Английской
поговорке out of sight, out of mind, использованной
в пероом примере, соответствует
по смыслу русская—«С глаз
долой, из сердца вон». Однако
образы в английском и русском
вариантах (mind и «сердце») не совпадают.
Поэтому приходится прибегнуть
к описательному переводу по
смыслу. Ниже мы даем вариант
перевода:
Крупные отряды
полиции расположились поблизости
от того места, где происходит
митинг. Хотя их и не видно,
едва ли кто-нибудь забывает
об их присутствии.
В переводе
второго примера поговорку удается
сохранить, но игра слов, основанная
на нарушении фразеологического
единства, пропадает:
Не без основания
в вопросе об Индо-Китае г-на
Даллеса сравнивают со слоном
в посудной лавке.
Для перевода
третьего и четвертого примеров
можно предложить следующие варианты:
Бьенн —
вполне современный промышленный
город, но промышленный в чисто-швейцарском
смысле слова — очень чистенький.
Ван станет
великим музыкантом-художником, если
преклонение не вскружит его
кудрявую, светловолосую голову.
В последнем
случае прием, использованный
в оригинале, удалось полностью
сохранить.
Случаи с
заменой одного из элементов
фразеологического единства —
прием, обычно построенный на
антонимии — легче поддаются
переводу.
Например:
То wash one's clean linen
in public. (Oscar Wilde, The Importance of Being Earnest)
Мыть свое чистое
белье на людях (clean linen «чистое белье»
вместо dirty linen «грязное белье»).
Нарушение
фразеологических единств как
стилистический прием так сильно
распространено в английском
языке, по-видимому, потому, что сцепление
между элементами единства слабее
в нем, чем в русском.
Выше говорилось
о том, что замена элемента
во фразеологическом единстве
часто бывает основана на созвучии,
т. е. она приближается к
игре слов. В заголовке статьи
«Дейли Уоркер» о повышении
цен на билеты в кино и
на городской транспорт автор
делает такую замену в экономическом
термине cost of living, являющемся фразеологическим
единством. Слово living заменено
словом loving, близким по созвучию.
Озаглавив статью "Cost of Loving", автор
хочет сказать, что повышение
цен на билеты неблагоприятно
отразится на бюджете английских
молодых рабочих и служащих, которые
захотят повести своих девушек
в кино. Чтобы как-то передать
этот прием, переводчику приходится
сохранить термин «стоимость
жизни», но ввести в него дополнительный
элемент — «стоимость не жизни,
а... любви».
Говоря о
молниеносной оккупации Филиппин
японцами во время второй мировой
войны, английские газеты писали:
The Japanese try to make
hell while the sun shines. Блестящим примером передачи
игры слов в переводе может служить перевод
Поликсеной Соловьевой следующего отрывка
из книги Льюиса Кэрролла «Алиса в стране
чудес». Сурок рассказывает Алисе сказку
о трех сестрах, которые жили на дне паточного
колодца и занимались тем, что таскали
патоку из колодца. Игра слов основана
на двух значениях глагола to draw—«тащить»
и «рисовать».
"But I don't understand
where they drew the treacle from." "You can draw water out
of a 'water-well,'" said the hatter; "So I should think you
could draw treacle out of of a 'treacle well'—eh stupid?"
«Но я не понимаю,
как они могли рисовать патоку».— «Ведь
можно патоку совать в рис,— сказал шляпник.
— Отчего же нельзя рис совать в патоку,
а, глупышка?»
Выше уже
говорилось о положительных и
отрицательных ассоциациях, вызываемых
эмоциональным значением слова,
и о том, какую роль они
играют при переводе. Здесь следует
остановиться на другом вопросе
— на привычных образных ассоциациях,
которые в разных языках часто
не совпадают. Для английского
языка характерно образное использование
слов tide, ebb, flow.
The tide of the Liberation
movement.
Волна национально-освободительного
движения.
В русском
языке в качестве привычной
метафоры используется слово
«волна», т. к. для нас (в
силу особенностей географического
положения нашей страны) «прилив»
и «отлив» не являются столь
же конкретными и привычными
образами, как для англичан. Переводчик
же, как уже говорилось выше, должен
всегда руководствоваться стремлением
передавать привычное столь же
привычным. Отступление от этого
правила может внести в перевод
большую степень оригинальности,
чем в подлиннике.
Таким образом,
все вышесказанное говорит о
том, что переводчик должен
стремиться сохранять своеобразие
оригинала, не нарушая, однако,
норм русского языка. При этом
ему не следует забывать, что
то, что является привычным для
одного языка, может выглядеть
совершенно необычно в переводе
и привнесет в него аффектацию
и вычурность, чуждые оригиналу.
То, что В. Г. Белинский говорил
о замене образа, применимо к
переводу в более широком смысле
слова: «Близость к подлиннику
состоит в предании не буквы,
а духа создания. Каждый язык
имеет свои, одному ему принадлежащие
средства, особенности и свойства
до такой степени, что для
того, чтобы передать верно иной
образ или фразу, в переводе
их должно совершенно изменить.
Соответствующий образ, так же,
как и соответствующая фраза,
состоит не всегда в видимой соответственности
слов, надо чтобы внутренняя жизнь переводного
выражения соответствовала жизни подлинника».
Комиссарова