Автор работы: Пользователь скрыл имя, 16 Февраля 2013 в 22:10, курсовая работа
Расширенные рамки понимания творчества Эйзенштейна, отдавая дань общемировым тенденци¬ям политического, эстетического и философского развития двадцатого и двадцать первого веков. Теорию и практику Эйзенштейна представив более тесно связанными не с устаревшей полемикой каса¬тельно советской идеологии, а с более глобальными (и актуальными) про¬блемами, которые стоят перед искусством и человечеством, как человече¬ская жизнь может быть понята и промоделирована в живом историческом движении. Определить сущность человеческого, не разры¬вая связи с его биологической природой и мирозданием.
объясняет экстаз, обращаясь к латинским корням слова ex-stasis как выход из себя или «выход из обычного состояния». При этом Эйзенштейн подчеркивал, что «выход из себя» не есть «выход в ничто»: «Выход из себя неизбежно есть и переход в нечто другое, в нечто иное по качеству, в нечто противоположное предыдущему (неподвижное - в подвижное, беззвучное – в звучащее и т.д.).
Таким образом, уже из самого поверхностного описания экстатического эффекта, который производит пафосное построение, само собой явствует, каким основным признаком должно обладать построение в пафосной композиции. В этом строе по всем его признакам должно быть соблюдено условие “выхода из себя” и непрестанного перехода в иное качество» 54.
В этих поздних формулировках эффект воздействия искусства все больше отдаляется от психотехнологического программирования и приближается к опыту трансцендентального. Помимо того, Эйзенштейн предполагает в такой формулировке не просто «перевод» зрителя в новое состояние, но выход за пределы актуальности, то есть некий разрыв. Разрыв на уровне организации формы и параллельного создания эмоционально-
психологического эффекта соответствует разрыву, задаваемому принципом событийности на уровне содержания. «Онтология» Эйзенштейна - реальность, созданная его фильмами, и его «гносеология»—методы теоретизирования и моделирования этой реальности через форму—приходят таким образом в соответствие. И здесь интересно еще раз вернуться к разработке категории событийности в современной европейской философии.
Один из крупнейших французских философов, работающих в этом направлении, Жан-Люк Нанси пишет: «Когда мы имеем дело с событием, то мы имеем дело с прыжком, прыжком, который содержит в себе одновременно “уже” и “еще”. Это прыжок за пределы представленного или представляемого настоящего, и этот прыжок есть про-явление без явления как такового» 55. Интересно, что понимание события само представляет событие—событие, разворачивающееся в субъективном, психологическом, когнитив-
ном плане. «Помыслить прыжок,—говорит Нанси,—можно только с помощью прыжка мысли—мыслью в прыжке, но в прыжке, который непременно знает о происходящем» 56.
В отечественной философии
похожие мысли высказывал Мераб
Мамардашвили, когда он говорил о событии
как разрыве, зазоре, подвесе и называл
такие моменты «точками повышенной интенсивности»
57. Для Мамардашвили, как и для Эйзенштейна,
такие точки далеко не эквивалентны «выходу
в ничто». Напротив, он полагал, что точка
повышенной интенсивности является точкой
преодоления хаоса и распада, точкой переключения,
которая и есть «Я». Так же как Эйзенштейн
видел в своем искусстве «прямой стык
с точкой становления личности»58. За рамки
данной статьи, несмотря на чрезвычайную
важность, выходит рассмотрение последнего
положения—о связи механизмов искусства,
понятых как событийность, и становления
личности, или же возникновения самого
опыта человеческого (вспомним еще раз
Мамардашвили: он понимал предметы искусства
как «приставки» или «искусственные органы»,
которые и обеспечивают «производство»
собственно человеческого). Для нашей
же дискуссии важно показать, насколько
глубоко принцип событийности пронизывал
творчество Эйзенштейна. Причем пронизывал
как материал, так и форму: историчности
- в смысле становления и событийности
на уровне материала - соответствует экстаз
на уровне организации формы
Выводы
Пользуясь формулировкой самого Эйзенштейна, можно сказать, что динамика утопии находится - как и многие другие параметры его творчества - «за кадром». Или, если вернуться к модели Джеймисона, можно - теперь уже гораздо более обоснованно - заключить, что утопические идеи направляли теоретизирование Эйзенштейна, в то время как его фильмы воплощали энергетический импульс. Более того, можно утверждать, что энергетический накал фильмов Эйзенштейна высок именно в силу того, что он порожден идеями, осознанными как утопические - то есть нереализуемые. Парадоксальные отношения, которые задаются таким положением - невозможности как условия возможного - соответствуют тем условиям, которые Деррида определяет как необходимые для разворачивания истории и актуализации событийности, когда он пишет, что без этого допущения невозможного мы можем «отказаться и от справедливости и от событийности»(59). Для многих других теоретиков утопии сила концепта также обусловлена именно «негативной герменевтикой», которую утопия задает через отрицание настоящего и требование невозможного. В недавно выпущенном документальном портрете Славоя Жижека («Жижек!», 2005, «Zeitgeist Films»), в конце, есть такой интересный момент, когда Жижек с присущей ему страстностью утверждает, что утопия - это не то, что мы можем позволить себе мыслить как что-то существующее в отдаленном будущем, - мы должны, говорит Жижек, жить в утопии - здесь и сейчас. Такой призыв может быть понят, конечно, в первую очередь как когнитивная стратегия - и именно в таком смысле, думается, утопические идеи существовали для Эйзенштейна - как конструкт и императив, в котором сходились «никогда» и «сейчас», высвобождая чудовищную энергию. Утопический аспект, который задавал тон и направление теоретической мысли Эйзенштейна, являлся, таким образом, совершенно неотъемлемой частью его творчества, взятого как целое. Утопия представляла полюс потенциального, без которого энергия, избыток и событийность его кино были бы невозможны.
Таким образом, представляется своевременным расширить рамки понимания творчества Эйзенштейна, отдавая дань общемировым тенденциям политического, эстетического и философского развития двадцатого и двадцать первого веков. В этом контексте теория и практика Эйзенштейна представляются более тесно связанными не с устаревшей полемикой касательно советской идеологии, но с более глобальными (и актуальными) проблемами, которые стоят перед искусством и человечеством: как человеческая жизнь может быть понята и промоделирована в живом историческом движении; как мы можем определить сущность человеческого, не разрывая связи с его биологической природой и мирозданием; и, быть может, самое главное—как мы можем сохранить в этом поиске направляющий вектор свободы.
Ссылка на книгу
1. Юренев Р. Теория интеллектуального кино С.М. Эйзенштейна. // Вопросы киноискусства, 1976. Вып. 17. С. 185— 225.
2 Майкельсона, Аннет. "Чтение Эйзенштейна Чтение Капитал, Часть 1". 2 октября (летом 1976): 27-38.
7. И в а н о в В я ч. В с е в. Очерки по истории семиотики в СССР. М.: Наука, 1976
8. Ямпольский Михаил. Theory as Quotation // October. Spring 1999. Vol. 88.
9.Джеймсон Фредерик .Агхеология будущего . Лондон: Verso, 2005.
10. Ibid. P. 14.
11.Булгакова Оксана —Эйзенштейн - drei Utopien. Architekturentwürfe zur
Filmtheorie. Berlin: PotemkinPress, 1997.
12. Г р о й с Б о р и с. Искусство утопии. Gesamtkunstwerk Сталин. М.: Художественный
журнал, 2003.
16. Э й з е н ш т е й н С. М. Метод. Том 1: Grundproblem. М.: Музей кино, Эйзенштейн-
центр, 2002. С. 46.
17. Там же. С. 226.
18. A u m o n t J a c q u e s. Op. cit. P. 69.
19. РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 2. Ед. хр. 1980. Л. 55.
20. Э й з е н ш т е й н С. М. Цит. соч. С. 13.
21. Там же. С. 25.
22. И в а н о в В я ч. В с е в. Цит. соч. С. 72.
23. D o u g l a s C h a r l o t t e. Evolution and the Biological metaphor in Modern Russian Art
// Art Journal. Summer 1984. Vol. 44. № 2. P. 153.
24. Э й з е н ш т е й н С. М. Цит. соч. С. 131.
25. A g a m b e n G i o r g i o. The Open: Man and Animal. Stanford, California: Stanford
University Press, 2004. P. 22.
26. Ibid. P. 83.
27. A u m o n t J a c q u e s. Op. cit. P. 65.
28. E a g l e t o n T e r r y. Utopia I // E a g l e t o n T e r r y. Figures of Dissent. London: Verso,
2003. P. 24.
29. S o u l M o r s o n G a r r y. Narrative and Freedom: The Shadows of Time. New Haven and
London: Yale University Press, 1994. P. 31.
30. C l a r k K a t e r i n a. The Avant-Garde and the Retrospectivists as Players in the Evolution of
Stalinist Culture // Laboratory of Dreams: The Russian Avant-Garde and Cultural Experiment. P. 262.
31. Б а х т и н М и х а и л. Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессан-
са. М.: Художественная литература, 1990. С. 355–356.
32. К л е й м а н Н а у м. Что моделирует искусство Эйзенштейна? // К л е й м а н Н а у м.
Формула финала. М.: Эйзенштейн-центр, 2004.
34. К л е й м а н Н а у м. Цит. соч. С. 157.
35. A r e n d t H a n n a h. What is Authority // Between Past and Future. London: Faber and
Faber, 1961. P. 139–140.
36. К л е й м а н Н а у м. Цит. соч. С. 158.
37. D e r r i d a J a c q u e s. Specters of Marx: The State of the Debt, the Work of Mourning
and the New International. New York and London: Routledge, 2006. P. 81–82.
38. Ibid.
39. Z i z e k S l a v o j. The Parallax View. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 2006.
P. 167.
40. Ibid.
41. Х а й д е г г е р М а р т и н. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1997. С. 20.
43.Кристин Томпсон.Эзенштейн: Неоформальный анализ. P. 141.
44. И в а н о в В я ч. В с е в. Цит. соч. С. 149.
45. Там же. С. 150.
46. Жак Омон Op. cit. P. 56. годы. Гл. 4. М.: Искусство, 1965.
56. Ibid.
58. Э й з е н ш т е й н С. М. Метод. Том 1: Grundproblem. С
47. Э й з е н ш т е й н С. М. Избранные произведения в шести томах. Т. 2. М.: Искусство, 1964. С. 46.
48. Э й з е н ш т е й н С. М. Метод. Том 1: Grundproblem. С. 72.
50. См.: Л е б е д е в Н и к о л а й. Очерки истории кино СССР. Немое кино: 1918–1934
54. Э й з е н ш т е й н С. М. Избранные произведения в шести томах. Т. 3. М.: Искусство, 1964. С. 61.
57. М а м а р д а ш в и л и М е р а б. Картезианские размышления. М.: Прогресс, 2001.
3 См.:Мария Сеттон. С.М.Эйзенштейн .Лондон, 1978;
Девид Бордуэлл. Кино Эйзенштейн. Кембридж, MA: Гарвардская Университетская Пресса, 1993
Жак Омон. Монтаж Эйзенштейн. Лондон: Блумингтон BFI/, Индианаполис: Пресса Университета Индианы
1987; Кристин Томпсон. Пресса Университета Принстона, 1981. Предисловие // Вновь открытый Эйзенштейн
Анна Бон.Теория искусства С.М.Эйзенштейн, 1930–1948. Mюнхен:
42. B a z i n A n d r e. What is Cinema? Berkley: University of California, 1967. P. 25.
53. См. обсуждение этой проблемы: В а с и л ь е в а Ю л и я. Эйзенштейн и концепция
«агрессивного искусства»? // Киноведческие записки. № 3 (1989). С. 205–210.
13. Жолковский Александр . Eisenstein’s Poetics:Диалектика толитаризма? //
Laboratory of Dreams: The Russian Avant-Garde and Cultural Experiment / Ed. John E.Bowlt and
Olga Matich. Stanford, California: Stanford University Press, 1996. P. 246.
14. Ibid. P. 254.
15. Ibid.
33. Человек и броненосец. Кто и почему сегодня хотел бы сбросить Эйзенштейна с корабля
современности? Интервью Наума Клеймана Валерию Кичину // Российская газета. 23 января 2008. Федеральный выпуск № 4569.
3.Ссылка на авторефераты десертаций
Сергей Михайлович Эйзенштейн о природе искусства (2009 Автор: Симонян С.В)
4. Ссылка на информацию из интернета
52. S o u l M o r s o n G a r r y. Op. cit. P. 118. http://www.scribd.com/doc/
55. N a n c y J e a n-L u c. Being Singular Plural.
Meridian: Crossing Aesthetics, 2000. P. 172. http://www.kinema.uwaterloo.
4
Информация о работе Переосмыслении теоретического и практического наследия С.Эзенштейна