Умысел и его виды

Законодательное определение умысла ориентировано на преступления с так

называемым материальным составом. Чтобы доказать наличие умысла в действиях

лица, правоприменитель должен установить, что субъект, в результате

совершаемых им действий, предвидел возможность наступления  общественно

опасных последствий  и желал их наступления или, по меньшей мере, сознательно

допускал негативный результат своего поведения. Если данные обстоятельства

не доказаны, тогда  нет никаких оснований вменять лицу совершение

умышленного преступления. Между тем, уголовное законодательство

предусматривает ответственность и за совершение преступлений с так называемым

формальным составом, где последствия не являются предметом доказывания,

поскольку вынесены за рамки состава. Так, клевета (ст. 130 УК) является

оконченным преступлением в момент окончания действий вне зависимости от

наступления или  ненаступления последствий, определить которые в целом ряде

случаев (клевета, оскорбление и т. п.) бывает весьма затруднительно или

просто невозможно в связи с их многообразием.

Субъективная сторона  преступлений с формальным составом характеризуется, как

правило, умыслом. Но законодательная формулировка умысла к таким преступлениям

не может быть применена, поскольку последствия не являются признаком

соответствующего  деяния, а умысел ориентирован исключительно  на

объективированный во вне результат. Правоприменитель выходил из положения с

помощью искажения  законодательного определения, игнорируя момент предвидения

вовсе, а момент желания перенося с последствий  на действия: субъект сознавал

общественную опасность своего деяния и желал его совершить. Однако такое

отношение правоприменителя к законодательным установлениям входит в явное

противоречие со ст. 2 УК, содержание которой не позволяют сомневаться в том,

что нормы Общей  части УК содержат принципы и общие  положения, относящиеся ко

всем нормативным  установлениям Особенной части. Н. Иванов считает, что,

квалифицируя преступления с формальным составом как совершенные умышленно,

правоприменитель дискредитирует закон, игнорируя не только установленные в

самом УК принципы и общие положения, но и конституционный принцип

ответственности исключительно в рамках закона

[20].

Законодательная конструкция умысла заставляет правоприменителя искать различные

ухищрения с тем, чтобы все его действия были законодательно обоснованными. И в

том случае, если к  подобным ухищрениям прибегает высшая судебная инстанция,

закон дискредитируется вдвойне. Так, разъясняя правила  применения ст. 117 УК,

Пленум Верховного Суда РФ в постановлении «О судебной практике по делам об

изнасиловании»  от 22 апреля 1992 г. указал: применяя закон  об уголовной

ответственности за изнасилование несовершеннолетней или малолетней, судам

следует иметь  в виду, что квалификация этих преступлений по чч. 3 и 4 ст. 117

УК РСФСР возможна лишь в случаях, когда виновный знал или допускал, что

совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней или малолетней (п.

10).

Субъективная сторона  изнасилования характеризуется, по общему правилу,

прямым умыслом. При этом сознанием субъекта должен охватываться, в

частности, и возраст  потерпевшей, с которой он насильственно  вступает в

половую связь, что  касается допущения, то этот волевой  момент умысла

относится лишь к  последствиям и переносить его на квалифицирующие признаки

незаконно. Другое дело, что умысел может быть неопределенным: субъект с

какой-то долей  вероятности сознавал, что вступает в половую связь с

несовершеннолетней или малолетней, не исключая при этом, что потерпевшая

достигла совершеннолетия. В случае неопределенного умысла ответственность

наступает по фактически содеянному. Такого рода квалификация не вызывала

сомнений ни в  теории, ни на практике.

Существовавшая  законодательная конструкция умысла была способна породить

неадекватные решения  и при квалификации преступлений с материальным составом.

Так, злоупотребление  властью или служебным положением (ст. 170 УК) становилось

преступлением лишь в том случае, если деяние причинило  существенный вред

государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и

интересам граждан. С субъективной стороны это деяние характеризовалось как

умышленное, т. е. субъект  сознает, что совершает общественно  опасное деяние,

выраженное в  злоупотреблении властью или служебным положением, предвидит, что

в результате может  наступить существенный вред, в частности, для

государственных интересов, и желает его наступления. Но если субъект желает

причинить вред государственным интересам, то становилось проблематичным

отграничение преступления, предусмотренного ст. 170 УК, от, например,

вредительства (ст. 69 УК), тем более что наличие  антигосударственной цели как

неотъемлемый признак  вредительства доказать не всегда просто. Акты

вредительства зачастую совершаются с корыстными целями при полном безразличии

к государственным  интересам.  По мнению Н. Иванова, с  точки зрения психологии,

законодательная трактовка умысла не выдерживает  критики

[21]. Психологи определяют сознание через термин «осознание»: сознание

предполагает обусловленное  его социальной природой осознание  отражаемых

человеческим мозгом процессов действительности. Однако не только отражение

реалий внешнего мира составляет содержание сознания, но и осознание

собственных субъективных возможностей, т. е. самосознание, выражаясь языком

психологии. Сознание, таким образом, представляет собой  знание внешних и

внутренних объектов, которые влияют на поведенческие  реакции индивида,

превращаясь в мотив.

Мотив, в свою очередь, есть потребность, имеющая свойство возрастать в том

случае, если она  остается неудовлетворенной. Следовательно, сознание,

которое в рамках юриспруденции характеризует умысел, есть знание о

детерминирующих поведение потребностях.

Воля, которая в  законодательном определении умысла определялась термином

«желание» или  «сознательное допущение», представляет собой специфическую

потребность и  как таковая не рассматривается психологами в качестве одной из

форм отражения  действительности. В психологии считается, что воля, отражаясь

в головном мозге, включается в сознание, осознается. В этой связи получается

весьма оригинальная картина применительно к трактовке умысла: субъект

сознает общественную опасность своего поведения, сознает потребность в виде

желания, которое им владеет и направляет все его поступки, и желает

действовать. Такая совершенно ненужная тавтология способна вызвать лишь

недоумение при  конкретной квалификации. Так, преступление, предусмотренное

ст. 163 УК (незаконное занятие рыбным и другими водными добывающими

промыслами), может  быть совершено лишь умышленно. В  качестве квалифицирующих

признаков этого  преступления закон предусматривает, в частности, улов или

убой ценных пород  рыб или водных животных. В ситуации, когда браконьер имеет

намерение добыть именно такие породы рыб или животных (сознает данное

обстоятельство), уместно ли спрашивать его, желал  ли он добыть именно ценные

породы.

Характеризующий умысел момент предвидения связывается  в юриспруденции с

осознанием характера последствий и общего характера причинной связи между

действием и результатом. Юристы не возражают против психологической

трактовки предвидения как знания о свойстве явления, которое приводит к

результату.

Н. Иванов считает, что предвидеть, не сознавая невозможно. Предвидя

наступление последствий, субъект осознает развитие причинной связи и характер

возможного преступного  результата. Следовательно, если предвидение входит в

состав сознания, нелепо выделять его наряду с сознанием в качестве

необходимого элемента умысла. С данной точкой зрения нельзя не согласиться,

однако профессор, на мой взгляд,  выпускает из виду одну небольшую деталь, а

именно: сознавать  и не предвидеть, возможно ли это ? На мой взгляд, – возможно.

Как уже было сказано  выше сознание - это отражение человеческим мозгом

процессов действительности, а предвидение – осознание  развития причинной связи

и характера возможного преступного результата. Таким образом, теоретически,

можно представить  себе ситуацию, когда процессы действительности отражаются в

головном мозге  некоторого лица, однако, в силу каких-либо причин,  возможно

чисто субъективных, отсутствует осознание развития причинной связи и характера

возможного преступного  результата. К сожалению, я не могу привести примера

подобной ситуации в связи с тем, что даже практические работники встречаются с

такими ситуациями крайне редко. Поэтому я считаю, что  в ныне действующем

Уголовном Законе определение умысла дано верно.

В теории уголовного права России того времени также  существовала  система форм

умысла, которая  включает в себя умысел заранее обдуманный, внезапно

возникший, реализованный, определенный и неопределенный.

     Заранее обдуманный умысел характеризуется определенной тщательностью и

предварительным анализом составляющих предполагаемое преступление компонентов.

     Внезапно возникший умысел, напротив, присущ аффектированным реакциям,

детерминируемым бурно протекающими в сознании импульсами-раздражителями.

     Определенному умыслу присуща направленность на достижение конкретного

преступного результата, тогда как при неопределенном умысле годен любой

результат, который  может быть итогом его деяния.

     Неопределенный умысел не нашел законодательной интерпретации, однако

практическое значение его установления заключается в правильной и объективной

квалификации содеянного. Например, нанося удары, субъект сознает, что

причиняет телесные повреждения, но не знает точно возможную степень их

тяжести, одинаково  принимая любой из возможных результатов. В данном случае