Судебная реформа 1864 года

        Судебная реформа не изменила  положение волостного суда –  сословного суда для крестьян, находившегося под контролем  местной администрации.

      В национальных районах страны, на окраинах судебная реформа или не была проведена  совсем, или же была осуществлена с  большими изъятиями (не вводился, например, суд присяжных, мировые судьи  не избирались, а назначались).

      Реорганизовалась  прокуратура. Ее главной задачей  стало поддержание государственного обвинения в суде, надзор за деятельностью  судебных следователей, полиции, судов и мест заключения. После судебной реформы прокуратура освободилась от функции общего надзора, ее деятельность ограничивалась только судебной сферой. Если до судебной реформы прокурор должен был выступать в суде «как взыскатель наказания и вместе с тем защитник невинности», то теперь главной его задачей становился надзор за дознанием и следствием и поддержание государственного обвинения в суде. Новая прокуратура создавалась при судах.

      Особое  внимание уделялось подбору судебных и прокурорских кадров. Для назначения членом суда, судебным следователем или  на прокурорскую должность надо было иметь высшее юридическое образование, стаж работы в правоохранительных органах  не менее 5 лет и отличаться «благопристойным поведением». Выпускники юридических  факультетов университетов обычно стажировались при судах не менее 5 лет в качестве кандидатов на судебные должности.

      В соответствии с судебными уставами учреждались должности прокурора  судебной палаты и его товарищей. Организация прокуратуры строилась  на принципах строгой иерархичности, единоначалия и взаимозаменяемости в процессе. Прокурорский надзор осуществлялся  под высшим руководством министра юстиции  как генерал-прокурор. Обер-прокуроры  Сената и прокуроры судебных палат  непосредственно подчинялись генерал-прокурору, прокуроры окружных судов действовали  под руководством прокуроров судебных палат. Число товарищей прокурора  и распределение их обязанностей зависели от размеров судебного округа. Безусловно, прокуроры находились в  гораздо большей зависимости  от правительства и в силу их прямого  подчинения министру юстиции, и потому, что на них не распространялся  принцип несменяемости.

      Первое  поколение работников прокуратуры  немногим уступало своим коллегам-противникам  – адвокатам и в соблюдении норм судебной этики, и в стремлении установить в деле истину, а не доказывать вину подсудимого во что бы то ни стало. Прокуратура ни в первые годы своего существования, ни в последствии  не была подвержена коррупции. К чести  прокуратуры следует отнести  выигранное дело миллионера Овсянникова, дело игуменьи Митрофании, так называемые банковские процессы и другие.

      Между обвинением и защитой происходили  публичные состязания в правильном понимании и применении закона, в  остроумии, в блеске фраз и в постижении тончайших зигзагов человеческой души. Прокуратура щеголяла «беспристрастием», защита брала изворотливостью и патетикой.

      Таким образом, судебная реформа создала  не только новый суд, но и новую  систему правоохранительных органов, более того, новое понимание и  представление о законности и  правосудии.

      Судебная  реформа имела прогрессивное  значение, ибо новая судебная система  заменила собой крайне раздробленную  систему судов (суды по сословиям, по роду дел, с множеством инстанций, где  дела велись на основе инквизиционного  процесса, при закрытых дверях, следственные функции осуществляла полиция и  т.п.).

      Но  и она сохраняла серьезные  пережитки феодальных порядков. Отделение  суда от администрации было непоследовательным: Сенат, высший судебный орган страны, одновременно был и административным учреждением. Местные суды фактически контролировались  губернаторами. Принцип  несменяемости судей  и судебных следователей правительство также  обходило. Например, широко практиковалось  назначение исполняющих обязанности  судебных следователей, которых годами не утверждали в должности, поскольку  в этом случае на них не распространялся  принцип несменяемости. Бессословные по принципам организации мировые  и общие суды фактически почти  полностью состояли  из дворян, так  как  высшее образование и необходимый  имущественный ценз в те времена  имели преимущественно дворяне.

      Сохранены были и чисто сословные суды –  духовные, которые, кроме дел духовенства, рассматривали и некоторые дела светских лиц (например, бракоразводные дела), крестьянские волостные суды, разбиравшие мелкие тяжбы между  крестьянами¹².

      С 70-х годов в период реакции  началось отступление от провозглашенных  принципов.

      Судебная  реформа была подвергнута коренному  пересмотру ранее других реформ 60-х  годов, так как она стала мешать царской власти, поскольку именно эта реформа  давала слишком много  свободы. Поэтому некоторые ее положения  были пересмотрены. В 1866 г. судебные чиновники  фактически были поставлены в зависимость  от губернаторов: они обязаны были являться к губернатору по первому  вызову и «подчиняться его законным требованиям». В том же 1866 году из ведения суда присяжных были изъяты дела о печати. С 1867 года вместо следователей стали назначаться «исправляющих  должность следователя», на которых  принцип несменяемости не распространялся. Существенным средством давления на судей было право министра перемещать их из одного судебного округа в другой¹³.

        Законом 19 мая 1871 года были  утверждены Правила о порядке  действия членов корпуса жандармов  по исследованию преступлений, передавшие  дознание по делам о государственных  преступлениях в ведение жандармерии. 7 июня 1872 года была принята новая  редакция раздела о судопроизводстве  по государственным преступлениям  «Устава уголовного судопроизводства»,  закрепившая создание Особого  присутствия правительствующего  Сената (с участием сословных  представителей) для рассмотрения  этой категории дел.  Как правило,  такие дела рассматривались с  нарушением принципа гласности.  Законом от 9 мая 1878 года «О  временном изменении подсудности  и порядка производства дел  по некоторым преступлениям»  был резко сокращен круг дел,  рассматривавшихся судом присяжных;  законами от 9 августа 1878 года  и 8 апреля 1879 года рассмотрение  дел о государственных преступлениях  и особо опасных преступлениях  против порядка управления было  передано военным судам. Принятое 14 августа 1881 года «Положение  о мерах к охранению государственного  порядка и общественного спокойствия»  еще более расширило компетенцию  военных судов и сузило круг  процессуальных гарантий в общих  судебных установлениях. Завершением  судебной «контрреформы» явилась  судебно-административная реформа  1889 года¹⁴. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

      ПРОБЛЕМА  ВЗЯТОЧНИЧЕСТВА В  СУДЕБНОЙ СИСТЕМЕ  ПОСЛЕ РЕФОРМЫ 1864 ГОДА

      Процветанию взяточничества способствовали существовавшие процедуры судопроизводства. До 1864 г. правосудие вершилось негласно и письменно: ни потерпевший, ни подсудимый, ни истец, ни ответчик, ни свидетели в зале суда не присутствовали и показаний не давали. Фактически рассмотрение дела сводилось к чтению бумаг, поданных сторонами или полицией, и проходило в закрытой от глаз любопытствующих комнате. Таким образом, судебные чиновники, будучи уверенными в своей безнаказанности, действовали нагло: тайна судопроизводства служила им надежной «дымовой завесой».

      Поклонники  телесериала «Петербургские тайны» (как и те, кто прочитал сам роман В.Крестовского «Петербургские трущобы»), возможно, заметили, что все «соприкосновения» героев романа с судом неизбежно сопровождаются взятками. К примеру, после того как господин Морденко подал на бывшего хозяина, князя Шадурского, иск, чиновник, который вел это дело, получил дань и от Полиевта Харламповича, нового управляющего Шадурских, и от самого Морденко, т.е. от истца и ответчика одновременно. Брал и прикидывал, кто в итоге даст больше. Надо сказать, Крестовский весьма точно отобразил российскую действительность, о чем свидетельствуют и мемуары его современников¹⁵.

      М. Дмитриев в конце 20-х гг. XIX в. служил в Московской уголовной палате. В  воспоминаниях он описывает такой  случай. В палате находилось в производстве дело шляпного фабриканта Дюла. Но, как говорится, мир не без добрых людей: нашелся человек, познакомивший фабриканта с председателем палаты Кондыревым на обеде, где последнему, как бы невзначай, был задан вопрос: купил бы он для дочери платье за 500 р.? «Да нет, - ответил Кондырев, — дорого». Ему посоветовали обратиться к Дюла: он, дескать, всех на Кузнецком мосту знает и цену собьет. На следующий день к Кондыреву приехал сам фабрикант с упомянутым нарядом и стал предлагать его председателю в подарок. Тот отказывался взять даром, говоря, что заплатит столько же, сколько заплатил тот. Фабрикант долго не соглашался, заявляя: цена настолько ничтожна, что о ней не стоит говорить. Наконец, «сдался», назвав цену в ...10 р. «Ну, то-то же, батюшка! - отвечал Кондырев. - А даром я не возьму», и заплатил эту сумму за наряд, где только одной ткани было, наверное, рублей на 200¹⁶.

      Н. Костылев, пореформенный судебный деятель (в 60-е гг. служил товарищем прокурора Московского окружного суда), вспоминает, как в 1857 г. ему, студенту юридического факультета, предложили вести одно гражданское дело. Как-то в разговоре секретарь суда заявил, что противная сторона представила верный документ. Костылев удивился: никакого документа в деле нет. Тогда секретарь пояснил: «Он представил мне 150 рублей».

      «У  меня кровь прилила к голове, - пишет автор воспоминаний, ― я чуть было не назвал подлецом этого нахала, но моментально сообразил, что я в его руках. Прошли две минуты молчания, разрешившиеся тем, что я пригласил этого негодяя назначить сумму взятки, и, поторговавшись, помнится мне, сошлись на 50 рублях»¹⁷. Дело было выиграно. Совсем как в романе Крестовского! Но самое главное, автор особенно подчеркивал, что этот случай — типичный «для характеристики судебной деятельности того времени как торговли правосудием»¹⁸.

      Следовательно, в дореформенной России торговля правосудием велась так же резво, как и торговля индульгенциями в  средневековой Европе. В результате суды не пользовались никаким уважением: бедные, не имея средств на подкуп, их боялись; богатые, будучи уверены, что смогут купить любое решение, презирали и судей, и суды, и законы.

      Таким образом, одной из существенных задач, стоявших перед судебной реформой, была борьба со взяточничеством. Однако вопрос о том, насколько успешно удалось справиться с ее решением, в исторической и юридической науке практически не поднимался, несмотря на его большое значение для оценки общих результатов реформы 1864 г. Вместе с тем следует отметить, что вопрос этот весьма сложен для исследования по причине крайне высокой, как говорят юристы, латентности (т.е. скрытности) данного вида преступления. Взяткодатель и взяткополучатель понимают, что закон признает их действия преступными, поэтому факт дачи и получения взятки тщательно скрывается, и свидетелей обычно не бывает. Как говорил гоголевский Земляника, «взятка дается между четырех глаз, и чтоб того... уши не слыхали».

      Российский  криминолог А.Кирпичников (в прошлом - ленинградский следователь по особо  важным делам, неоднократно расследовавший факты взяточничества) приводит следующую  цифру: только 5% случаев дачи и получения  взятки попадают в поле зрения правоохранительных органов¹⁹. Исследование данной проблемы потребовало комплексного изучения уголовных дел в архиве Московской судебной палаты, периодики и мемуаров, которое, в свою очередь, позволило проследить за тем, как часто в пореформенных судах брали взятки, и насколько внимательно подошло государство к профилактике этого вида преступления.

      Нужно сказать, что одной из существенных предпосылок предупреждения взяточничества в любом государственном органе, в том числе и судебном, является открытость его работы. Публичность правосудия, во-первых, мешает судье принять противозаконное, но щедро оплаченное решение. Во-вторых, она имеет и огромное воспитательное значение: все видят, что решение вынесено справедливо; от ответственности не спасли ни деньги, ни чин. В результате суду начинают верить, желание подкупить судей притупляется, у «сильных мира сего» исчезает эйфория безнаказанности.

      Судебная  реформа покончила с тайным судопроизводством, сделав этот процесс гласным. Примером может послужить дело миллионера Овсянникова, признанного виновным в поджоге своей мельницы с корыстной целью. В дореформенный период на него 12 раз возбуждались уголовные дела, которые затем прекращались. Как пишет А. Кони, немецкая сатирическая печать, скептически оценивая перемены в российском правосудии, прогнозировала, что после появления в прессе сообщения об аресте 12-кратного миллионера Овсянникова, появится новое - об освобождении 11 -кратного миллионера Овсянникова²⁰. Но прогноз не сбылся. Поэтому день вынесения Овсянникову приговора можно считать первым днем восстановления чести российского правосудия...

      Однако  новые порядки приживались плохо. Так, мировой судья И.Захарьин, служивший  в Каменец-Подольской губернии, где  Судебные уставы внедрялись постепенно, наблюдая за работой старых судов, убедился: ликвидация взяточничества невозможна без гласного и устного суда. Он описывает деятельность одного судебного следователя, который очень хорошо понимал, что суд будет выносить решение по представленным бумагам, без непосредственного допроса свидетелей и обвиняемого. Понимали это и обыватели, поэтому, когда он начинал вымогать у кого-либо деньги, предъявляя надуманное обвинение, отдавали требуемую сумму сразу. За 5 лет службы этот человек сколотил состояние в 30 тыс. р. при годовом жаловании 1 тыс.