Екатерина II: исторический портрет

     Поначалу  роскошь русского двора, постоянно  сменявшие друг друга балы, маскарады  и другие развлечения увлекли  юную принцессу, закружили ее в бешеном  вихре. Иначе и не могло быть, ведь когда она приехала в Россию, ей было всего пятнадцать лет. Впервые  у нее, девочки из небогатой семьи, появились собственные средства. Она могла покупать себе наряды и  драгоценности и веселиться, как  того требовали ее молодость, природная  веселость и нравы того времени. Впервые она оказалась и в  центре внимания большого двора, ей говорили комплименты, льстили, перед ней  заискивали. Выяснилось, что она  вовсе не дурнушка, как думала о  себе, но, напротив, привлекательная  и даже очаровательная молодая женщина. Казалось, именно ради такой жизни  она и приехала в Россию. Но уже  скоро Екатерина обнаружила, что, в сущности, оказалась в золотой  клетке. Ее мать, возомнившая себя крупным  политиком и неуклюже пытавшаяся выполнить задание прусского  короля – агитировать в Петербурге в его пользу, быстро испортила  отношения при дворе и сразу  после свадьбы Екатерины и  Петра вынуждена была покинуть Россию. Ни с отцом, ни с матерью будущей  императрице увидеться уже не было суждено. Когда Христиан Август умер, от имени Елизаветы Петровны Екатерине передали, что слишком  горевать не стоит, поскольку ее отец не был королем. Когда же умерла и  Иоганна Елизавета, Екатерине пришлось оплачивать ее долги. За каждым шагом  великой княгини зорко следили, она должна была подчиняться строгим  правилам, и даже письма к родителям  за нее писали в Коллегии иностранных  дел. Стоило ей с кем-нибудь подружиться, сблизиться, как этого человека сразу же удаляли прочь. Да и окружавшие ее вельможи на поверку оказались совсем не так благодушны и благожелательны, как казалось вначале. Они постоянно плели интриги, сплетничали и отчаянно боролись между собой за влияние на императрицу Елизавету. Среди них было немало противников брака Петра Федоровича с той, кого не без основания считали ставленницей прусского короля, и они прилагали немало усилий, чтобы дискредитировать Екатерину в глазах Елизаветы и петербургского общества. «Что же касается самой императрицы, то она, сперва умилявшаяся на юную чету, носившую имена ее родителей, позднее, по мере того как ее собственная красота угасала, стала ревновать к молодости, уму и очарованию юной Екатерины. Великая княгиня понимала, что для сохранения и упрочения своего положения ей надо бороться. Сама жизнь учила ее искусству лести, компромисса, политического маневра.

     Между тем придворные развлечения постепенно стали ей приедаться. Сколь бы ни были они пышны и роскошны, удовлетвориться  лишь ими Екатерина не могла. Ее пытливый ум нуждался в пище иного рода. Заскучав, она стала искать для себя отдушину, своего рода нишу, куда она могла  бы укрыться от посторонних глаз и  где могла бы быть самой собой. Так она пристрастилась к чтению книг, и это стало ее духовной потребностью на всю жизнь. Сперва, как и большинство девушек  того времени, она читала любовные французские  романы, но со временем на ее столе оказались  книги вполне серьезные. Это были сочинения французских просветителей  – истинных властителей дум тогдашней  интеллектуальной Европы. Поначалу книги  попадали к Екатерине случайно, но, начав читать их, она увлеклась  и со временем стала целенаправленно  выискивать сочинения полюбившихся авторов. Книги великих французов  – Монтескье, Вольтера, Дидро и  других – наполнили ее голову непривычными мыслями, перевернули ее представления  о мире. Она обратилась к трудам по юриспруденции, истории европейских  стран, экономике. Подобного рода сочинений  в России в то время практически  не существовало, и если они и  попадали к Екатерине, то, видимо, нерегулярно. Она искренне интересовалась страной, в которой волею судьбы оказалась, использовала всякую возможность во время путешествий в Москву, Киев, Троице-Сергиев монастырь, чтобы узнать побольше, и расспрашивала всех, кого могла, об обычаях, традициях, истории России. А ведь в это время еще живо было немало тех, кто помнил Петра Великого и его преобразования, события Северной войны, царствование Анны Иоанновны и прочее. Так постепенно у Екатерины сложилось, с одной стороны, вполне определенное мировоззрение, в основе которого были идеи просветителей, и, с другой, представление о России, где, как ей казалось, эти идеи могли быть использованы с большой пользой. Наблюдая же вблизи процесс управления страной при Елизавете Петровне, она со свойственной ей проницательностью замечала удачи и промахи правительства, его успехи и просчеты и пришла к убеждению, что, если бы власть оказалась в ее руках, она бы знала, что и как делать, а результаты ее правления были бы гораздо более основательны.

     Читать  Екатерине не мешали, ибо в этом Елизавета, сама чтением не увлекавшаяся, не видела ничего опасного. Но от великой  княгини ждали, что она принесет царскому роду наследника. Год шел  за годом, а брак Екатерины и Петра  Федоровича оставался бездетным. В  своих мемуарах Екатерина откровенно дает понять, что на протяжении первых лет супружества Петр не только играл  в куклы в постели жены, не только заставлял ее выслушивать бесконечные  монологи на военные темы, придумывая фантастические истории о своих  подвигах на полях сражений, заставлял  ее разучивать ружейные приемы, пьянствовал  и открыто волочился за другими  женщинами, но и попросту не был мужчиной. В 1750 г., когда приставленная к  Екатерине М. С. Чоглокова от имени  императрицы обвинила ее в отсутствии детей, великая княгиня отвечала, что, будучи уже пять лет замужем, она до сих пор сохранила девственность. Медицинское обследование подтвердило  ее слова и выявило, что причина  была в великом князе. Источники  сохранили сведения о некоей операции, которая была ему сделана, и спустя некоторое время, 20 сентября 1754 г., Екатерина  наконец разродилась сыном.

     Рождение  сына стало для великой княгини  наглядным уроком, показавшим ей, как  ничтожно ее место в общей картине  при дворе. Елизавета сразу же отобрала новорожденного и унесла к себе, а молодая мать, перенеся двенадцатичасовые родовые муки, еще четы¬ре часа пролежала совершенно без присмотра. Императрица подарила ей 10 тысяч рублей, но через несколько дней одолжила у нее эти деньги, чтобы вознаградить великого князя за его участие в этом событии. Зимой 1754 г. обергофмейстером великокняжеского двора был поставлен Александр Шувалов. Это был глава страшной Тайной канцелярии, кузен нового молодого фаворита Елизаветы, Ивана Ивановича Шувалова, и противник человека, ставшего теперь другом и защитником Екатерины — канцлера А. П. Бестужева-Рюмина³.

     Но  зато великая княгиня была теперь предоставлена сама себе. Место отосланного  из Петербурга Салтыкова через некоторое  время занял молодой польский дипломат Станислав Понятовский. Изящный, красивый, образованный, он был достойным  собеседником и приоткрыл перед  Екатериной еще одну, дотоле неведомую  ей область: влюбленную в него женщину  Понятовский посвящал в тайны  международной политики. Сама же Екатерина  к этому времени уже в полной мере освоила искусство придворного  поведения и научилась делать то, что ей нравилось, умело скрывая  это от императрицы и иных любопытных глаз. Так, она тайно убегала на свидания к любовнику и каталась верхом, используя мужское седло, что было строжайше запрещено  Елизаветой. Одновременно она делала все, чтобы завоевать симпатии двора: была подчеркнуто набожна, соблюдала  все обряды Православной Церкви, делала придворным богатые подарки, проявляла  о них всяческую заботу. Слухи  о ее уме, доброте и религиозности  постепенно выходили за стены царского дворца и распространялись по стране⁴.

     Но  в те же годы – во второй половине 1750-х гг. – в жизнь Екатерины вошли новые тревоги и опасения. Елизавета все чаще болела, и в головы тех, кто окружал трон, естественно, приходили мысли, как сложится их судьба после смерти императрицы. Не могла не думать об этом и Екатерина. Ее отношения с мужем все более ухудшались, и она понимала, что когда он придет к власти, то поспешит поскорее избавиться от нее. А если даже он этого не сделает, то со своим поведением и полной неспособностью к управлению страной может процарствовать совсем недолго. В среде придворных перспектива иметь своим властителем Петра Федоровича также не вызывала восторга. И вот тогда у канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, который прежде был одним из наиболее ярых противников брака Петра и Екатерины, возник план возвести на престол вместо великого князя его жену – женщину разумную, спокойную, но, как он полагал, по-женски слабую. Посадив ее на трон, можно было надеяться и далее спокойно управлять страной за спиной императрицы. Великая княгиня была в курсе замыслов опытного дипломата, и хотя, по всей видимости, не принимала их всерьез, но и не отвергала. В 1758 г. после многолетней придворной борьбы противники Бестужева наконец одержали верх, и он оказался в опале. К счастью для Екатерины, канцлер успел уничтожить документы, которые могли бы ее скомпрометировать, а во время объяснения с императрицей ей удалось полностью оправдаться, и Елизавета лишь еще раз с сожалением констатировала, что Екатерина гораздо умнее своего мужа.

     Но  опасность могла прийти и с  другой стороны. Елизавета тоже была недовольна поведением племянника, часто, как утверждает в своих «Записках» Екатерина, плакала от его выходок  и подумывала о том, чтобы лишить Петра престола в пользу сына Павла. Нерешительная императрица вряд ли перешла бы от намерений к действиям, а вот кто-нибудь из придворных вполне мог задумать переворот, чтобы править затем от имени мальчика-императора. Случись подобное, и Петр с Екатериной могли быть в лучшем случае высланы из страны за границу, а то и попросту сосланы куда-нибудь в Сибирь, заключены в крепость или убиты. История Брауншвейгской фамилии, томившейся в это время в далеких Холмогорах, была у всех в памяти. Подобное будущее Екатерину, конечно, совсем не привлекало, и на этот случай она разработала детальный план, описание которого сохранилось в ее переписке с английским послом Чарльзом Уильямсом. Из этого описания мы узнаем, что уже с конца 1750-х гг. будущая императрица вербовала себе сторонников среди гвардейских офицеров. При первом известии «о начале предсмертных припадков» Елизаветы она собиралась сперва обеспечить надежную охрану сына, а затем велеть пяти верным офицерам привести во дворец каждому по пятьдесят солдат. Она намеревалась сама принять присягу командира дворцового караула и готова была отдать приказание арестовать всесильных елизаветинских министров Шуваловых, едва заметив хоть какое-то проявление враждебности с их стороны.

     События, происшедшие в Петербурге 28 июня 1762 г., оставили значительный след в  мемуарной литературе. Хотя некоторые  историки и называют послепетровское  время «эпохой дворцовых переворотов», это вовсе не значит, что к переворотам  привыкли, а для самих их участников они были таким уж легким и обыденным  делом. В действительности каждый переворот  был событием из ряда вон выходящим (не случайно их называли «революциями»), и едва ли не всякий его свидетель  стремился оставить о нем память потомству. К тому же в перевороте 1762 г. было немало необычного, ведь в  результате на российском престоле оказалась  женщина, не имевшая ровным счетом никаких  прав на трон, да к тому же немка, в  чьих жилах не было ни капли романовской  крови. Казалось бы, страна должна была восстать против той, которая так  бессовестно узурпировала власть, но случилось наоборот: она благополучно процарствовала 34 года и осталась в  истории Екатериной Великой. Симпатии общества были на ее стороне, а по своим  личным качествам она, как выяснилось, идеально подходила для роли правительницы  великой страны.

     Хотя  события 28 июня 1762 г., как уже упоминалось, описаны многими мемуаристами, доподлинно нам известна лишь их внешняя сторона. Мы знаем, что 12 июня император отправился в Ораниенбаум, оставив жену и  сына в столице и отдав последние  распоряжения о подготовке войск  к походу на Данию. 17 июня Екатерина  также покинула Петербург и прибыла  в Петергоф, в то время как Павел  оставался на попечении своего воспитателя  Н. И. Панина. 19 июня императрица посетила мужа в Ораниенбауме, где присутствовала на театральном представлении, во время  которого Петр играл на скрипке. Это  было их последнее свидание. Екатерина  вернулась в Петергоф, где в  ночь на 28 июня была разбужена Алексеем Орловым, братом ее любовника, сообщившим, что откладывать переворот больше нельзя, поскольку арестован один из заговорщиков. В сопровождении  Орловых (Григорий присоединился к  ним вблизи города) Екатерина прибыла  в казармы Измайловского полка, где немедленно была провозглашена  самодержавной императрицей. От измайловцев  она поехала в казармы Семеновского полка, где сцена повторилась  и куда вскоре подошли преображенцы и конногвардейцы. Некоторые солдаты  и офицеры уже успели сменить  введенную Петром III форму прусского  образца на русские мундиры. Тотчас же весть о перемене правления  и приказ о возвращении были посланы  вдогон трех полков, уже выступивших  в поход на Данию. Гонцы были предусмотрительно  отправлены в Кронштадт, а также  в Ливонию и Померанию, где  находились значительные воинские соединения, к помощи которых мог попытаться прибегнуть Петр. В Казанском соборе самодержавной государыней Екатерину  провозгласило духовенство, а затем  в Зимнем дворце началась присяга  гражданских и военных чинов. Город был охвачен всеобщим ликованием, и лишь несколько офицеров остались верны присяге Петру III. Они были арестованы, но, когда переворот  благополучно завершился, освобождены  и по большей части продолжили службу новой государыне.

     На  следующее утро ничего не подозревающий  император прибыл в Петергоф, где  было запланировано празднование его  именин. Но Екатерины там уже не было. Озадаченный и взволнованный  Петр вернулся в Ораниенбаум и  стал одного за другим посылать находившихся с ним вельмож в Петербург, чтобы выяснить, что происходит. Посланцы уезжали и не возвращались. Узнав о перевороте, большинство  из них сразу же переходили на сторону  сильнейшего и приносили присягу  Екатерине. Наконец весть о случившемся  достигла и Ораниенбаума. Петр был  в полной растерянности и лишь несколько часов спустя, поддавшись уговорам находившегося с ним фельдмаршала Б. Миниха, предпринял попытку высадиться в Кронштадте. Но было поздно: кронштадтский гарнизон уже перешел на сторону Екатерины и императору даже не разрешили пристать к берегу.

     Между тем Екатерина во главе войск  отправилась из Петербурга в Ораниенбаум, чтобы арестовать своего незадачливого  супруга

     По  дороге Екатерина была встречена  вице-канцлером князем А. М. Голицыным, посланным к ней с письмом от Петра III, содержащим предложение вступить в переговоры. Отвечать на него императрица не стала, а Голицын принес ей присягу и присоединился к ее свите. Вскоре прибыло второе письмо Петра, в котором он отказывался от трона и просил отпустить его в Голштинию с Елизаветой Воронцовой. Но и это письмо осталось без ответа, и через некоторое время поверженный и униженный император подписал отречение от престола. Переворот свершился, бедная немецкая принцесса София Августа Фредерика, по прозвищу Фике, превратилась в Ее Императорское Величество самодержицу Всероссийскую Екатерину Вторую.

     Как бы в тени этих судьбоносных для  России событий осталась потаенная  история долго созревавшего заговора, тайные пружины, приведшие в действие различных лиц и участников этой драмы – тех, что играли в ней  первые роли или оставались лишь статистами, и тех, что стояли на авансцене  или оставались в тени. О чем-то мы знаем, о чем-то догадываемся, о чем-то останемся в неведении навсегда. Так, нам известно, что среди наиболее активных заговорщиков, помимо братьев Орловых, которые успешно вели агитацию в пользу Екатерины среди гвардейских солдат, были гетман Малороссии и президент Академии наук граф К. Г. Разумовский, воспитатель великого князя Павла, опытный дипломат Н. И. Панин и его брат генерал П. И. Панин, их племянница княгиня Е. Р. Дашкова, которая одновременно была родной сестрой фаворитки Петра III E. Р. Воронцовой и племянницей канцлера М. И. Воронцова, и ряд других. У каждого из них были свои резоны. Так, Н. И. Панин рассчитывал, что Екатерина станет лишь регентшей до совершеннолетия его воспитанника Павла. Орловы понимали, что возведение на трон Екатерины возвысит и их, а может быть, даже приведет к ее браку с Григорием. Юная и романтически настроенная Дашкова просто сочувствовала обиженной и униженной мужем императрице, а Разумовский, как утверждала впоследствии сама Екатерина, был в нее слегка влюблен. И каждый из участников переворота, возможно, считал, что именно ему она обязана троном.