Феномен самозванства в Российской истории в XII – XVIII веках.

Муниципальное бюджетное  вечернее (сменное) общеобразовательное  учреждение Центр образования г. Десногорск Смоленской области.

 

 

 

 

 

Феномен самозванства в Российской истории              в XII – XVIII веках.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                          

 

                                                            Реферат по истории

                                                                                             Ученицы 9 ”Б” класса

                                                                                             Воробьевой Т.В.

                                                                                             Учитель: Борисова И.А.                                                                                      

 

г. Десногорск 2013г.

 

Содержание

 

1. Вступление…………………………………………………….стр.3
2. Основная часть………………………………………………...стр.4

- Причины появления самозванчества………………………….стр.4-7

-  Историография………………………………………………….стр.8

-  Исторические портреты:

Лжедмитрий I……………………………………………………..стр.10-22

Лжепетр……………………………………………………………стр.23-27

Лжедмитрий II или Тушинский  вор……………………………..стр.28-32

Емельян Пугачев………………………………………………….стр.33-36

     3. Заключение…………………………………………………….стр.37

4. Приложение…………………………………………………….стр.38-39

5. Список литературы…………………………………………….стр.40

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вступление

 

Вопросы общественной жизни, затянутые тугими узлами в XVI в., перешли в XVШ в. Опричнина породила не только Смуту его начала, как это принято считать, но и последующие социальные движения его середины и второй половины. Пожалуй, в русской истории до XVII в. не было такого времени, насыщенного столь острыми и драматическими общественными противоречиями.

Самозванчество начинается тогда, когда лжецарь или псевдомессия открывается окружающим, формирует  группу соратников или становится во главе какого-либо движения социального  протеста. Изучая природу самозванчества, в работе акцентируется внимание прежде всего на народной реакции  на появление самозванца, исторических портретах Емельяна Пугачева и Лжедмитриев.

Хорошо известно, что феномен  самозванчества принадлежит не только русской истории. Еще в VI в. до н.э. мидийский жрец Гаумата принял имя  царя-ахеменида Бардии и правил восемь месяцев, пока не был убит заговорщиками-персами. С тех пор на протяжении тысячелетий  разные люди, обитатели разных стран  принимали имена убитых, умерших  или пропавших без вести правителей. Судьбы самозванцев были несходными, но большинство из них ждал печальный  конец — расплатой за обман  чаще всего становились казнь  или заточение.

В своей работе я ставлю цель – исследовать феномен самозванчества в русской истории.

При работе над данной темой  я опиралась на исследования Ключевского, Скрынникова, Успенского.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Причины появления самозванчества

Хорошо известно, что феномен  самозванчества принадлежит не только русской истории. Еще в VI в. до н.э. мидийский жрец Гаумата принял имя  царя-ахеменида Бардии и правил восемь месяцев, пока не был убит заговорщиками-персами. С тех пор на протяжении тысячелетий  разные люди, обитатели разных стран  принимали имена убитых, умерших  или пропавших без вести правителей. Судьбы самозванцев были несходными, но большинство из них ждал печальный  конец — расплатой за обман  чаще всего становились казнь  или заточение.

Несмотря на то, что самозванчество издавна привлекало внимание историков, корни этого явления до конца  не выяснены. По большей части самозванчество трактуется как одна из форм «антифеодального протеста», а в плане политическом оно изображается исключительно  как «борьба трудящихся за власть». Однако при этом не учитывается, что  не все самозванцы были связаны с  движением социального протеста, что далеко не всегда их целью была власть в государстве.

В русском самозванчестве много уникального. Сакрализация царской  власти в общественном сознании русского средневековья не только не препятствовала распространению этого явления, но и способствовала ему. Уже в  титулатуре первого российского  самозванца Лжедмитрия I проявляются  элементы религиозной легенды о  царе-избавителе, царе-искупителе, проповедь  которой в XVIII в. была широко развита  скопцами, почитавшими своего пророка  Кондратия Селиванова одновременно и как Петра Третьего, и как  Христа.

Термин «самозванчество» относится к области социальной психологии. Самозванчество начинается тогда, когда лжецарь или псевдомессия открывается окружающим, формирует  группу соратников или становится во главе какого-либо движения социального  протеста. Изучая природу самозванчества, в работе акцентируется внимание, прежде всего на народной реакции  на появление самозванца, исторических портретах Емельяна Пугачева и Лжедмитрия I.

Не менее примечательны  и та огромная роль, которая принадлежит  самозванцам в отечественной  истории XVII—XVIII вв., и активная регенерация  этого явления в конце XX в. С  культурологической точки зрения феномен  русского самозванчества уже изучался, но исследование его далеко не закончено. Остается еще много нерешенных вопросов в истории этого явления —  да и вряд ли когда-нибудь все они  будут решены. Одна из наиболее загадочных страниц в истории самозванчества — его истоки.

Определенно можно указать  на несколько явлений как социального, так и внутриполитического характера, подготовивших самозванчество. К.В.Чистов и Б.А.Успенский отметили, что социально-психологический фон широкого распространения самозванчества возник благодаря сакрализации царской власти и популярности утопических и эсхатологических представлений в XVII—XVIII вв. Указывалось и на другие причины этого явления, например на «отречение» Ивана Грозного от трона и провозглашение царем Семена Бекбулатовича и на последовавшее через двадцать лет воцарение Бориса Годунова, рожденного быть подданным, а не царем.

В России примеры самозванчества до Григория Отрепьева неизвестны, однако можно указать на один примечательный случай из дипломатической практики конца XVI в., при котором одно лицо выдавалось за другое. Во время осады  Нарвы в 1590 г. шведы вступили в  переговоры с русской армией, которой  командовал боярин Борис Годунов, и  запросили «в заклад дворянина доброго», т.е. представителя знатного рода. Годунов  приказал взять у шведов «в заклад»  ротмистра Иволта Фриду, а в Нарву  послать стрелецкого сотника  Сульменя Грешнова, «а сказать ево  дворянином добрым». Вел переговоры думный дворянин Игнатий Петрович Татищев  — лицо довольно значительное при  дворе. Вскоре был произведен еще  один размен заложниками — в обмен  на сына нарвского воеводы Карла  Индрикова в Нарву был послан псковский дворянин Иван Иванович Татищев, «а сказали ево Игнатью [т.е. И.П.Татищеву] родным братом».

Впрочем, еще более серьезный  обман применили еще раньше и  сами шведы. В 1573 г. перед царским  гонцом В.Чихачевым предстал на королевском  троне не Юхан III, а королевский  советник Х.Флемминг. Сделано это  было с тем, чтобы выманить у гонца  царскую грамоту; король опасался принять  в свои руки очередное «невежливое» послание Ивана Грозного. Конечно, в  описанных случаях трудно усмотреть  прямые аналогии с самозванчеством  Лжедмитрия I, но, как можно видеть, практика обмана, подмены была принята  в дипломатии XVI в.

Еще один элемент самозванчества — легенда о потаенном младенце, грядущем на отмщение своим обидчикам, — также проглядывает в определенном хронологическом отдалении от событий  Смутного времени. Австрийский посол  С.Герберштейн, посещавший Россию в 1514 и 1526 гг., рассказывая о разводе  Василия III с его первой женой  Соломонией (Соломонидой) Сабуровой, записал  и придворную сплетню, будто Соломония, заточенная в Суздальском Покровском монастыре, родила сына, названного ею Георгием. Великий князь немедля  снарядил комиссию для расследования  этого слуха, но бывшая великая княгиня  не допустила до себя монарших слуг: «она, говорят, ответила им, что они  недостойны видеть ребенка, а когда  он облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери».

Приведенные параллели хотя и расширяют представления о  питательной среде русского самозванчества, но, конечно, не разъясняют генезиса этого  явления.

В литературе устоялось мнение, будто народ поддерживал самозванцев главным образом потому, что те обещали ему освобождение от крепостного-гнета, сытую жизнь и повышение социального статуса. При этом допускается возможность того, что трудящиеся (по крайней мере, их часть) могли идти за самозванцами, не веря в их царское происхождение, а просто используя их в своих целях. Подразумевается, что «толпе» все равно, кто взойдет с ее помощью на престол, — главное, чтобы новый царь был «мужицким», «хорошим», чтобы он защищал интересы народа.

Однако данная точка зрения далеко не бесспорна. Не секрет, что  наряду с такими самозванцами, как  Лжедмитрий I и Е. Пугачев, увлекавшими за собой тысячи людей, в России были и другие, которые в лучшем случае могли похвастаться несколькими десятками сторонников. Чем объяснить такую вот избирательную «глухоту»?

Скорее всего, одни самозванцы лучше играли свою роль, их поступки в большей степени соответствовали  народным ожиданиям, а другие претенденты на престол не соблюдали общепринятых «правил игры» или же чаще их нарушали.

«Праведным» в глазах народа выглядел тот монарх, который был, во-первых, «благочестивым», во-вторых, «справедливым», в-третьих, «законным».

«Законность» правителя  определялась его богоизбранностью, можно сказать, что она и представляет основу российского самозванчества. Вряд ли правильно считать, что российские самозванцы были авантюристами и сознательными обманщиками. Скорее всего, суть самозванчества заключается в искреннем, «бесхитростном» отождествлении самого себя с тем лицом, имя которого принимаешь.

Б.А. Успенский выявил три  обстоятельства, которые могли заставить  простого человека поверить в то, что  он «истинный» государь:

1. Раз в народном сознании  присутствовало представление о  Божественном предназначении подлинного  царя, которое воплощалось в поверье  о неких «царских знаках», то  нет ничего удивительного в  том, что человек, обнаружив  на своем теле какие-либо «знаки»,  начинал считать себя Божьим  избранником.

2. В случае нарушения  родового порядка престолонаследия  тот, кто занимает в итоге  подобной комбинации трон царский  трон, может сам восприниматься  как самозванец. «Открытие» такого  самозванца на троне провоцирует  появление других: в народе происходит как бы конкурс самозванцев, каждый из которых претендует на свою отмеченность.

3. Одним из факторов  является такая черта традиционного  сознания, как «мифологическое отождествление».

Массовая поддержка могла  опираться на признание претендента  «подлинным государем» со стороны авторитетных лиц или свидетелей, которые-де знали его еще в бытность царем. Так, в 1732 году в селе Чуеве Тамбовской губернии объявился «царевич Алексей Петрович». Крестьяне поверили самозванцу после того, как его «признал» знахарь, который славился тем, что видел людей насквозь.

Крепость Оса сдалась  Пугачеву без боя после того, как  старик — отставной гвардеец, знавший  когда-то настоящего Петра III, «опознал» его в Пугачеве и сообщил обо всем гарнизону. Пугачевского полковника И. Н. Белобо-родова убедили в подлинности «царя» гвардейский унтер-офицер М. Т. Голев и солдат Тюмин.

История крестьянской войны 1773—1775 годов позволяет добавить еще один штрих к фольклорному портрету «благочестивого» (сиречь «истинного») царя. Среди причин, породивших у сподвижников Пугачева сомнения в его императорском происхождении, была и его неграмотность. «Настоящий» государь должен был подписывать свои указы собственноручно, а Пугачев этого не делал. И хотя он предупредил своего секретаря А. Дубровского, что тот будет сразу же повешен, если проговорится, тайну сохранить оказалось невозможно. В результате «слухи о том, что Пугачев не знает грамоты, ибо не подписывает сам своих указов, и потому является самозванцем, послужили основанием к организации заговора, завершившегося несколькими неделями спустя арестом Пугачева и выдачей его властям».

Таким образом, далеко не всякий, кто стремился помочь народу, кто играл роль «справедливого» (и только) царя, мог получить массовую поддержку. В 1608 году по приказу Лжедмитрия II донские казаки казнили двух «царевичей», с которыми сами же пришли к Москве. Если бы для казаков главным было то, насколько государь «свой», то, очевидно, они бы предпочли собственных «царевичей» более чуждому для них «царевичу Дмитрию». Но все вышло наоборот. Из этого следует, что царистские представления народа не могли быть объектом сознательного манипулирования.

 

 

 

Историография

В своих исследованиях  самозванчества Р.Г. Скрынников акцентирует  внимание на реакции населения на появление самозванца. На том, как  его воспринимали разные слои общества. Если брать Лжедмитрия I, то у Скрынникова  можно увидеть, как отнеслись  к появлению самозванца бояре, например Шуйские, возглавившие «боярскую оппозицию», простой народ. Я думаю, что самым важным фактором в раскрытие феномена самозванчества Скрынников считал действия лжецарей на народное сознание.

Б.А. Успенский в большей  степени обращает внимание на особенности  сознания русского народа. По мнению Успенского русские люди XVII – XVIII вв. обладали такой  чертой традиционного сознания, как  «мифологическое отождествление». «Мифологическое мышление» с  помощью признака не выделяет в целом  какой-либо аспект, а сливает, отождествляет  признак и объект в целом. Например, уже сама постановка вопроса: какое  имя в паре «Петр III – Пугачев» является истинным? – для носителей  «мифологического сознания» была абсурдной, некорректной. Так как для такого человека верно утверждение Емельян  Пугачев – это государь Петр Федорович. Таким образом, можно сказать, что, возможно, самозванцы искренне считали  себя царями, не преследуя корыстных  целей.