Крепостной период в истории России

Эту делему уместно разглядеть несколько подробнее в рамках вопроса о крепостном законодательстве XV – XVI века.

В любом случае и старожильство и задолженность  фермеров землевладельцам становится существенным препятствием для свободной  смены места жительства. Меж тем, юридически за крестьянами признавалось право свободного перехода и потому говорить о крепостном праве, как о гос политике до XV века не приходится. Формально фермеры сохраняли право свободного перехода.

Выводы. Историческое значение закрепощения. 

Крепостническое право – это система социально-экономических  отношений между владельцем земли  и ее пользователем, что выражается и в личной зависимости крестьянина, а не только в экономической. 

Закрепощение  отражало трудные условия развития Московского государства в условиях его экономической слабости и внешней опасности, В нем выразилось отставание России от Западной Европы. Закрепощение позволило решить острые неотложные задачи государства, но затем стало тормозом раз вития. Долговременные социально–психологические последствия крепостничества: способствовало формированию приниженности, “рабского духа”. Многие историки считают, что это потом сказалось на формировании сталинизма и не изжито до сих пор. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Возникновение и развитие крепостного  права в законодательстве XV -нач.XVII вв.

а) Судебники 1497 и 1550 годов. Их роль в судьбе крестьянства.

обычно, в отечественной  историографии за своеобразную точку  отсчета в развитии крепостного  права в России принимают Судебник княжеский 1497 года и, показавшийся спустя полвека, Судебник царский 1550 года. Для подобного вывода имеются, казалось бы, достаточно серьезные основания. Отмечая роль судебников в изменении положения крестьянства, традиционно упоминаются нововведения, установленные в данных законодательных актах. Более заметное из них – ограничение срока перехода фермеров. ” А христианином отказыватися из волости, из села в село, один срок в году, за недельку до Юрьевого дни осеннего и недельку после Юрьева дни осеннего .”, - гласит статья 57 княжеского судебника, устанавливая тем самым единый для всей страны срок перехода. Казалось бы, это положение вправду посягает на права и свободы фермеров, ограничивая их инициативу, меж тем не все так просто. Увлекательна позиция по этому вопросу авторов книги “История России с древнейших времен до конца XVII века”. По их словам установление одного срока перехода фермеров было не более чем юридическим оформлением реально имеющихся порядков. До этого всего, не стоит мыслить, что перемена места жительства для фермеров было делом желанным и регулярным. Если не появлялось чрезвычайных ситуаций, крестьянин предпочитал оставаться на месте. Что же касается сроков перехода, то вполне обоснованным представляется следующее утверждение: при крайней сжатости цикла сельскохозяйственных работ, их интенсивности, время перехода определялось практическими соображениями очень жестко – конец осени – начало зимы. Уход в другое время грозил бы невосполнимыми упущениями в ведении хозяйства. Не считая того, конкретно в этот просвет проводились главные выплаты по отношению к казне и к собственнику земли. Так что, по-видимому, тут судебник не вводил никаких новостей.

Относительной новизной было установление уплаты пожилого для всех разрядов фермеров – ранее  схожая пошлина взималась только с неких групп с завышенной личной зависимостью. При переходе крестьянин обязан был выплатить пожилое. Судебник 1497 устанавливает размер пожилого – в степной полосе 1 рубль (царский судебник добавит еще два алтына), а в лесной полтину. Судебник оговаривает и зависимость величины пожилого от срока проживания крестьянина на земле.

Оговаривался  в судебниках и вопрос, касающийся выплаты податей. При переходе крестьянина  появлялся вопрос, кому платить подать с оставляемого засеянного участка. Судебник царский Решает: что если остается у крестьянина хлеб в земле, то он может сжать его, уплатив в пользу владельца боран и два алтына, но пока рожь его была в земле, он обязан платить царскую подать со собственного прежнего участка, несмотря на то, что все его дела с владельцем прежнего участка прекращаются.

Царский судебник упоминает и о барщине (выполнение работы на господина), как явлении  общем и законном, позволяя “не  делать боярского дела” крестьянину, который перешел и только хлеб его оставался в земле .

меж тем, как уже упоминалось выше, некие исследователи отказываются созидать в судебниках начало юридического дизайна крепостного права.

подтверждением  к отсутствию ярко выраженной крепостнической  направленности в судебниках 1497 и 1550 годов может послужить и следующее событие – разумеется, что ограничение перехода не может считаться единственным показателем закрепощения, нужно учитывать и правовое положение фермеров, подробнее остановившись на вопросе об усилении эксплуатации. Было ли на самом деле это усиление? Имел ли место нажим на владельческие права фермеров, на их правоспособность? До этого всего, фермеры, как индивидуально, так и в составе общины оставались субъектом права, а не его объектом и в таком качестве судились трибуналом. Княжеский судебник фиксирует процессуальное равенство темных фермеров и рядовых феодалов в неких отношениях. Так, они были равноценными свидетелями при признании обвиняемого татем, Для них существовал единый срок давности для возбуждения иска в поземельных делах. Наконец Судебник 1497 года закрепил присутствие судных мужей из “лучших, добрых” фермеров на судах кормленщиков , Судебник 1550 года не внес тут никаких серьезных конфигураций.

таковым образом, разумеется нельзя говорить о ярко выраженной крепостнической направленности Судебников, поскольку положения, касающиеся фермеров и юридически оформленные в 1497 и 1550 гг., Предоставляли им еще значительную свободу, крестьянское популяция воспринимались как вполне правоспособная часть населения. Проявления крепостнической политики еще более заметно в государственных мероприятиях и законодательстве конца XVI века, хотя и тут не существует единой точки зрения.

б) Указ царя Федора Иоанновича об отмене права выхода. Законодательное  прикрепление фермеров в конце XVI века: историческая выдумка либо действительность?

В российской исторической науке существует мировоззрение, что  в конце XVI века, в 1592 году при Федоре Иоановиче был издан указ отменивший право выхода, но однозначно доказанным это мировоззрение быть не может, поскольку сам текст указа не найден. Так, Ключевский, отрицал законодательное прикрепление в конце XVI века, он говорил о том, что “до нас дошло существенное количество порядных записей, в которых фермеры уговаривались с землевладельцами . Эти порядные идут с половины XVI века до половины XVII и даже далее. Если вы, читая эти записи, забудете сказание о прикреплении фермеров при царе Федоре, то записи и не напомнят вам о том . Возможность уйти . предполагается . как право крестьянина. Предположение, что в конце XVI века фермеры были лишены этого права . делает непонятным целый ряд порядных, составленных по узаконенной форме“. Ключевский говорил о том, что прикрепление образовалось ранее, вследствие экономических условий жизни фермеров, либо, как он сам выражался“ из кабального права, посредством приложения служилой кабалы к издельному крестьянству”, другими словами некие фермеры (а точнее сказать, достаточно значимая их часть) были прикреплены к земле и лишены права выхода задолго до предполагаемого указа об общем поземельном прикреплении. Таковым образом “крестьянское право выхода к концу XVI века замирало само собой, без всякой его законодательной отмены”.Следует сказать и об других подходах к данному вопросу. Так, Н.М. Карамзин говорил о “ законе об укреплении сельских работников”, в то время как Погодин М.П. В собственной статье “Должно ли считать Бориса Годунова основоположником крепостного права”, опубликованной в 1858 году соглашался с мнением Ключевского, говоря о прикреплении не законом, а действием стихийных сил – обстоятельствами, чем вызвал резкую критику со стороны другого наикрупнейшго историка - Костомарова, который настаивал на том, что в 1592 году “Борис издал указ, уничтожавший Юрьев день, право перехода фермеров. Б. Греков в “Кратком очерке истории российского крестьянства”, избегая резких выводов, “пробует разобраться” в данном вопросе. Автор отмечает, что это был один из таковых вопросов публичной и политической жизни нашей страны, в определенном решении, которого были заинтересованы, до этого всего, помещики, на охране которых стояла знать. Следовательно, столичное правительство не могло быть нейтральным зрителем развернувшейся в связи с разрешением фермерской трудности. Каждый шаг столичного правительства подтверждал это положение. В разгар военных действий меж русскими войсками и Стефаном Баторием, когда фуррор склонялся в сторону Батория, 15 января 1580 года по инициативе Ивана Грозного был созван церковный собор по вопросам не строго церковного характера. Ставился вопрос о том, как церковь может помочь государству, а в частности “воинскомучину”, пришедшему в оскудение (речь шла о монастырских землях и преимуществах). Церковь обязана была “уложить” то, что требовал от них царь и политический момент, то есть отрешиться от расширения собственных, и без того больших, землевладений. Служилый человек требовал земли, по другому он не мог прочно ополчаться против неприятеля. В 1584 году, после заключения тяжелого для Москвы мира, вновь созванный при Федоре Иоановиче собор, не лишь подтвердил это решение, но и расширил постановку вопроса. Речь шла уже не лишь об ограничении притока новейших земель, но и о податных преимуществах монастырей, которые являлись приманкой для мятущегося в поисках наилучшей жизни крестьянства. В постановлении собора говорилось, что “Воинство, служилые люди, те их земли оплачивают, и этого ради многое опустение за воинскими людьми в вотчинах их и в поместьях, платячя за тарханы, а фермеры вышед из-за служилых людей, живут за тарханы во льготе, и от того великая бедность воинским людям прииде .” таковым образом, церковь соглашалась принести жертвы в пользу служилого населения. Собором было постановлено, что с 1 сентября 1584 года тарханы отменяются “на время . до государеву указу”. Таковым образом, уже в 1584 году Юрьев день не действует, зато в казну поступает значимый земельный фонд. Вопрос о крестьянстве, без которого земельный фонд не имел ценности, решительно и безизбежно вплетался в сложную политическую программу, а правительственное уложение, упомянутое выше, касалось не лишь земли, но и дальнейшей судьбы фермеров. Такое допущение тем более возможно, что 1581 год уже был “заповедным годом” (в 1581 году вышел указ “о заповедных летах”, который “временно ” запрещал переход даже в Юрьев день), меж тем как в 1580 году и до него фермеры еще уходили от собственных господ по Судебнику. Так, в тверской писцовой книге 1580 г. Зафиксированы крестьянские выходы из вотчины Симеона Бекбулатовича, в приходо-расходных книгах Волоколамского монастыря отмечены крестьянские выходы, начиная с 1573 по 1580 гг., Включительно, отмечено 96 случаев выхода из-за монастыря и 26 - за монастырь. Зато в писцовых книгах 1581 года нет ни одного варианта ни выхода ни входа. По свидетельству Грекова, из остальных документов по преимуществу судебного характера, вытекает, что с 1581 по 1586 все годы были заповедными, потом в источниках наблюдаются некие пробелы до 1590 года, а относительно 1590, 1592, 1594 и 1595 достоверно понятно, что и эти годы были заповедными. Из указов Бориса Годунова 1601- 1602 года выясняется, что практика заповедных годов стала правилом, а выход, разрешенный Годуновым для нескольких годов начала XVII быстрее является исключением из этого правила. Что касается района распространения этого закона, то, разумеется, распространялся он на местность всего столичного страны. Можно управляться как соображениями логического характера, так и конкретными историческими подтверждениями. До этого всего, поскольку вышеозначенная мера была вызвана интересами служилого населения – помещиков и среднего достатка вотчинников она обязана была действовать там, где имелись землевладельцы средней руки, т.Е. Практически на всем пространстве столичного страны. Да и не было у правительства сколько-нибудь веской предпосылки отменять Юрьев день лишь на какой-то определенной местности страны. Меж тем, не считая общих суждений, есть и определенные показания источников. Так, в указе Бориса Годунова о предоставлении крестьянам права выхода в годы 1601 и 1602 прямо говорится “Пожаловали во всем собственном государстве от налога и продаж повелели крестьянам давати выход ”. Разрешать можно лишь то, что было запрещено. И если разрешение распространялось на местность всего страны, то, следовательно, и запрещение тоже действовало на всей местности.

Что же касается сроков деяния закона “ о заповедных летах”, то о них достаточно точно свидетельствует запись в приходо-расходной книге Волоколамского монастыря от 6 января 1595 года. Речь идет о сборе долгов с монастырских фермеров. Монастырский старец Мисаил Безнин по этому предмету сделал распоряжение, чтоб не собирать долгов с фермеров, живущих и собирающихся жить и впредь за монастырем. “А будет сударь изволит, - продолжает старец, - крестьяном выходу быть, и которые фермеры пойдут, и на тех . средства имати”. То есть предполагалось, что сударь может объявить в хоть какой момент “выход”. Об это молвят и остальные факты – фермеры в собственных подрядных записях 80-х годов XVI века время от времени писали, что они крепки своим обладателям лишь на время “заповедных годов”, до “государевых выходных лет”. Другими словами, закон о “заповедных годах” был известен как мера временная, “покамест земля поустроиться.” но, “временность затянулась . закон прочно и навечно лег в базу дальнейшего развития крепостного права в России . Основной предпосылкой прочного укоренения закона об отмене Юрьева дня являлась, до этого всего, заинтересованность основной массы помещиков в сохранности данной меры. Не даром в течение первой половины XVII века они поначалу слезно, а позже и с опасностями просили правительство о полной отмене Юрьева дня, указывая при этом на незаконное сманивание фермеров более крупными помещиками, монастырями и Троицкой лаврой, в частности. Это в реальности имело место, так Л. Шишко говорит, что ” когда они (богатые землевладельцы) нуждались в рабочей силе, они посылали перед Юрьевым днем собственных приказчиков выкупать фермеров из долгов и переводить на свою землю. У богатых помещиков крестьянам жилось легче, чем у мелкопоместных и они охотно соглашались на такую сделку . ”. После выхода закона “о заповедных годах” его выгоды для себя ощутили все виды и разряды землевладельцев.

совместно с  тем, стоит возвратиться к идеям  Ключевского, который отвергал законодательное  прикрепление крестьянства в конце XVI века, доказывая иную природу происхождения  “крепости”. Ключевский в собственных сочинениях разрабатывает концепцию постепенного, “естественного” процесса закрепощения фермеров, который был связан с их задолженностью господину.

Делая лаконичный вывод из упомянутой выше дискуссии, следует отметить недостаточную точность доказательств приверженцев как одной, так и другой позиции. К недостаткам идеи о наличие указа о прикреплении относится, до этого всего, отсутствие самого указа, а также более либо менее достоверных ссылок на него в исторических первоисточниках, что же касается точки зрения Ключевского, то и его утверждение о “долговом холопстве” не может быть признано полностью верным, поскольку ситуацию можно толковать в данном случае двояко – крестьянин может задолжать землевладельцу и даже прожив на его земле год либо два, утратить право выхода, так же как и другой крестьянин может прожить на земле господина 10 лет, при этом, не беря у него ничего в долг и также лишиться права перехода по причине старожильства.

таковым образом, вопрос о том, пробовало ли правительство ускорить процесс закрепощения фермеров, либо он развивался согласно объективным закономерностям, остается в науке на повестке дня и его решение основным образом зависит от исторических источников, которые возможно еще будут обнаружены.

В 1592 году начинается новое описание земель, сопровождавшееся (как уже упоминалось) “временной”  отменой Юрьева дня. Потом, писцовые книги стали считаться основанием фермерской крепости. Этот государственный  акт явился обобщением долголетней  практики использования писцовых книг и выписей из них для удостоверения владельческих прав на фермеров. Так, к примеру, в Важской грамоте 1552 года содержится предписание органам земского самоуправления: ” Старых им собственных тяглецов хрестьян из-за монастырей выводить назад безсрочно и беспошлинно . сажать по старым деревням . кто в которой жил преже того .”. Каким образом местные власти могли доказать старину фермеров, как не ссылкой на писцовые книги? Имеются и прямые свидетельства источников о закрепощающем характере записи в писцовые книги. Так, власти Никольского Корельского монастыря в собственной челобитной, относящейся к началу 1592 года о бегстве "старинных " монастырских фермеров в подтверждение собственных прав ссылались на записи в писцовых книгах. В свою очередь и издание общего закона о прикреплении фермеров обязано было быть подготовлено подходящим общим описанием. А введение заповедных лет на этот период, во-первых, удовлетворяло интересам дворянства, а во-вторых, способствовало более чёткому описанию, меж тем, режим заповедных лет по мере проведения описания все более укреплялся, потому что под запрещение выхода подводилось юридическое основание в виде писцовых книг.

в) Указ о пятилетнем сыске фермеров от 24 ноября 1597 года

меж тем, несмотря на всю свою приниженность и забитость фермеры не желали мириться с новым своим положением. Всеми имевшимися у них средствами они протестовали как умели. Истории известны массовые крестьянские волнения в этот период, но более распространенной и излюбленной формой протеста для фермеров был побег. В этом отношении служилые люди были более уязвимы. Во-первых, им приходилось частенько отлучаться из дома и они не могли организовать эффективную охрану “живого инвентаря”, а во-вторых, маленькие помещики ничем не могли содействовать властям в поисках бежавших. Да и аппарат гос власти был далеко не достаточен, чтоб поспевать с выполнением бесчисленных челобитных, которые сыпались с различных сторон от служилого люда. В таковой обстановке возникает известный указ от 24 ноября 1597 года. Этим указом устанавливалась пятилетняя давность исков на беглых фермеров. Землевладельцы, у которых выбежали фермеры за 5 лет до 1597 года и которые успели в этотсрок подать челобитную о сыске беглых, могли рассчитывать на содействие со стороны гос власти: таковым землевладельцам, говорит указ “ давать трибунал и сыскивать накрепко всякими сыск и по суду и по сыску тех беглых фермеров с супругами и детьми и со всеми животы возити назад, где кто жил”. А относительно фермеров, выбежавших за 6 и более лет и относительно которых в течение этого срока не было подано челобитья, “ суда не давати и назад их, где кто жил не возити”. В нашей исторической науке этот указ не раз подвергался толкованию, с одной стороны потому, что он интересен сам по себе, как закон, сыгравший важную роль в судьбе крестьянства, с другой – потому что длительное время это был единственный документ, дающий сколько-нибудь определенное понятие о крепостных и беглых. Больше всего интересовал ученых вопрос о том, почему устанавливается конкретно 5-летний срок сыска, что могло произойти с крестьянами в период с 1592 по 1597 гг. Кстати, конкретно тут следует находить истоки дискуссии о законодательной отмене Юрьева дня в конце XVI века, суть которой была изложена выше, поскольку вполне уместным казалось утверждение о том, что деяния фермеров уходивших от собственного землевладельца после 1592 года (когда предположительно и был принят законопроект, отменяющий Юрьев день) признавались незаконными и потому ушедшие подлежали сыску и возврату.