Крестовые походы: взгляд с Востока

Очевидно, что так называемая Большая Сирия (т. е. Сирия, Ливан и Палестина) не была единой монолитной мусульманской  страной. В ней происходили не только религиозные расколы среди  самих мусульман, там еще и  сохранялись крепкие общины местных  христиан — как в городах, так  и в сельских местностях. Мельхиты (православные христиане) искали помощи и защиты у византийского императора, однако другие христианские общины (яковиты, несториане, марониты и др.), кажется, предпочитали мирное сосуществование с мусульманскими властителями, которые не мешали им следовать христианской религии. Многие христиане состояли на службе у мусульман и даже делали успешную карьеру. Например, некоторые из них работали в городских управлениях и занимались медициной. Еще благополучнее складывалась для христиан ситуация в Египте, где копты (египетские монофизиты) занимали почти все важные посты в налоговом аппарате, а армянские христиане служили в армии офицерами.²¹

Политическая  ситуация на Ближнем Востоке накануне первого крестового похода была еще  более сложной и запутанной, чем  религиозная. Наиважнейшим событием исламской  истории конца XI — начала XII века был распад империи сельджуков. После  смерти Мелик-шаха халиф аль-Мустажир пытался быть посредником между его воюющими друг с другом родственниками и воспользоваться этими междоусобицами для усиления авторитета Багдада. Одновременно с этим губернаторы и военные, поставленные управлять сельджукскими городами и провинциями, тоже извлекали пользу из династических споров и становились независимыми правителями. Некоторые из них сохраняли свой официальный титул «атабак» (дословно — «отец-принц») для того, чтобы скрыть тот факт, что они фактически узурпировали власть. Атабак был чем-то вроде военной няньки, приставленной к отправленному управлять провинцией или городом несовершеннолетнему сельджукскому отпрыску. Но, как и следовало бы ожидать, в одной провинции за другой атабаки задвигали принцев в тень и брали власть в свои руки. Так, например, в Мосуле в 1090-х годах единолично правил атабак Кербога. Практически на всех территориях Ирака, западного Ирана и Сирии независимые тюркские вожди, амбициозные наемники и атабаки-узурпаторы делили земли между собой.²²

К концу XI века Большая Сирия превратилась в огромное поле боя, на котором сражались  военачальники и бывшие подданные  сельджуков с армиями египетских Фатимидов. Начиная с 1064 года на территорию Сирии начали проникать туркмены — тюркское племя кочевников. Они не подчинялись сельджукскому султану, но вслед за ними регулярная сельджукская армия заняла большую часть континентальной Сирии, однако им не удалось захватить прибрежные города, которые остались под властью Фатимидов. Ко времени первого крестового похода городом Алеппо и большей частью северной Сирии управлял племянник Мелик-шаха Ридван. Он подпал под влияние секты ассасинов и вообще был очень непопулярен в Алеппо. К тому же интересам Ридвана в Сирии противостоял его младший брат Дукак, номинальный правитель Дамаска. Антиохия, расположенная к западу от Алеппо и находившаяся под властью эмира Яги Сийана, вступила в союз с Дамаском против Алеппо. Мусульманское население в Антиохии, по всей вероятности, было небольшим, поскольку до 1084 года это был византийский город. А с востока Ридвану угрожал мосульский атабак Кербога. Похоже, что почти каждый сирийский город имел собственного правителя; многие из этих правителей были военными тюркского происхождения. Так, Хомсом правил атабак-тюрк Джанах ад-Давла.²³

Несмотря  на то, что большую часть населения  Сирии составляли арабы, военная  элита была представлена главным  образом тюрками или курдами. Однако, начиная с 1086 года, город  и крепость Шейзар в северной Сирии находились под властью арабского шиитского клана Бану Мункыза. Портовый город Триполи, в котором жили в основном шииты, в 1070 году восстал против Фатимидов и до захвата его крестоносцами (1109 год) управлялся династией судей (qadis). Бейрутом, Тиром, Сидоном и Акрой владели Фатимиды (правда, последними тремя только с 1089 года, и власть их там была очень неустойчивой — время от времени в этих городах вспыхивали восстания против египетского владычества).²⁴

Что же касается Иерусалима, то в 1071 году он был отвоеван у Фатимидов одним из тюркских военачальников, но в 1098 году Фатимиды, воспользовавшись тем, что тюрки отвлеклись на военные действия против появившихся в северной Сирии первых крестоносцев, вернули себе город. По словам одного персидского путешественника, посетившего Иерусалим в 1050-х годах, в городе проживало около двадцати тысяч человек и в него приходило много мусульманских пилигримов, по тем или иным причинам не имевших возможности совершить паломничество (хадж) в Мекку и Медину.²⁵

Иерусалим был для мусульман «третьим самым  святым Божьим местом» и местом проживания многих мусульманских мистиков. В  мусульманском видении конца  света Иерусалиму отводилось особое место: в день Страшного Суда, когда  труба воскресения протрубит  второй раз и все мертвецы воскреснут, человечество соберется в долине Геенны, за западной стеной Иерусалима. Поэтому многие мусульмане хотели быть похороненными недалеко от этого места. В 692 году было закончено строительство мечети Омара, более известной как Купол Скалы, в долине Храма Соломона в Иерусалиме. Причины ее возведения окутаны тайной, но к XI веку среди мусульман прочно утвердилась вера в то, что именно со скалы в центре мечети Мухаммад отправился в путешествие на небеса.²⁶

Хотя  Фатимиды не поленились в 1098 году вернуть себе Иерусалим, особого значения этот город для них не имел. Их столицей в Палестине была Рамла, а флот базировался в Аскалоне. За пределами палестинских городов Фатимиды не имели никакой власти, и на палестинских дорогах бедуинские и туркменские грабители терроризировали поселян, купцов и паломников всех религий. В письме, написанном в 1100 году из Египта еврейским пилигримом, рассказывается, как его автор тщетно пытался в течение пяти лет добраться до Иерусалима — бедуины и бандиты сделали дороги практически непроходимыми.

Итак, накануне Крестовых походов исламский  мир был далек от единства. Главными политическими событиями, влиявшими  на историю Ближнего Востока в 1090-1290-х  годах, были падение Сельджукидов, возвышение и падение Хорезма и появление монголов. В эти же годы была достигнута довольно широкая политическая победа суннитов над шиитами. Власть ассасинов была уничтожена сначала в Иране, а затем и в Сирии.²⁷

Глава 2 Реакция мусульман на крестоносцев и Крестовые походы

Средневековые арабы, свидетели первого крестоносного  похода в конце 1090-х годов, поначалу не придали появлению франков (franj) большого значения. Им казалось, что это лишь очередное вторжение варваров или византийских наемников. Они не осознавали, что крестоносцы были движимы религиозными побуждениями, и кристаллизация основ нового движения представляла долгосрочную, «стратегическую» угрозу для ислама.²⁸

Лишь  один человек, аль-Сулами, уже в 1105 году написал трактат о Священной войне, в котором предупреждал, что разобщенность мусульман и их слабость - лучшие союзники крестоносцев. Али ибн Тахир аль-Сулами (1039-1106) был суннитским ученым при мечети в Дамаске. Его «Kitab al-jihad» (1105) стал первым трактатом о священной войне, написанным после появления на Ближнем Востоке франков. В отличие от некоторых своих современников, аль-Сулами не путал франков с византийцами. Он видел в экспедиции крестоносцев христианский джихад, начавшийся с Запада, целью которого была помощь ближневосточным христианам и захват Иерусалима.

Аль-Сулами представил триумф крестоносцев в Сирии как симптом морального и политического разложения ислама и дряхлости халифата, но он же заверял читателей в неизбежности конечной победы ислама, поскольку пророк Мухаммад предсказал, что мусульмане на время потеряют Иерусалим, но потом не только вернутся в него, но и захватят Константинополь. Аль-Сулами был прекрасно осведомлен о борьбе христиан и мусульман в Испании, Сицилии и Северной Африке. Он сумел поместить крестовый поход в широкий контекст противоборства двух религий, разыгрывавшегося во всем Средиземноморье.²⁹

Позже ему вторил мосульский историк XIII века Ибн аль-Асир:  «Первое появление империи франков, рост их силы, вторжение в страны ислама и завоевание некоторых из них произошли в 478 году [1085-1086], в котором они захватили город Толедо и другие города в аль-Андалусе, как уже упоминалось. Потом в 484 году [1091-1092] они напали на остров Сицилию и покорили его, о чем я тоже раньше писал. Потом они даже пробились к берегам Африки, где завоевали несколько мест, которые, впрочем, потом у них были отбиты. Они тогда захватили другие местности, как вы теперь увидите. Когда наступил 490 год [1096-1097], они вторглись в Сирию».³⁰

Описывая  захват крестоносцами Святого Града, автор говорит о франках как  о грабителях и убийцах: «Франки убили в мечети Аль-Акса более семидесяти тысяч мусульман, среди них много имамов, улемов, послушников и аскетов, покинувших свою родину и занимавшихся подвижничеством в этих святых местах. Франки забрали из Ас-Сахры более сорока серебряных светильников весом каждый по три тысячи шестьсот драхм. Они также похитили жертвенник из серебра, весивший сорок сирийских ратлов, а также сто пятьдесят малых светильников и больше десятка золотых. Их добыча не поддаётся подсчёту».³¹

Арабские  источники неизменно рисуют франков  как отвратительных, грязных и  похотливых животных, сам контакт  с которыми оскверняет. Храм Гроба  Господня почти стандартно именуется  «церковью отбросов». Христианские священники, по утверждению этих источников, будто бы склоняют прихожанок к проституции.

Панегирист  Салах-ад-дина, Имад ад-Дин ал-Исфахани называет франков не иначе, как «мушиным роем» и «бескрылой саранчой». Что же до отношения к христианству, то неизвестный автор «Моря изысканных добродетелей» (XII в.) заявляет: «Всякий, кто верит, будто Бог мог появиться на свет из женских чресел, является совершенным безумцем; с ним не о чем разговаривать, ибо он не имеет ни разума, ни веры».³²

В хронике о хадже средневекового арабского автора испанского происхождения Ибн Джубайра большой интерес для нас представляют разделы, отражающие положение в Иерусалимском королевстве, образовавшемся в результате крестовых походов, незадолго до его разгрома Салах-ад-дином [1187 г].

Путешественник  с возмущением  рассказывает об унижениях, которым  франки подвергают пленных мусульман, иерусалимского короля Балдуина IV (1174—1185) именует Боровом.  «Одно из горестных зрелищ, которым мы были свидетелями, находясь в стране [франков], — это пленные мусульмане, влачащие оковы и выполняющие тяжелые работы, причем с ними обращаются, как с рабами. То же следует сказать и о пленных мусульманках с железными цепями на ногах, вид которых надрывает сердце. Но к ним не проявляют никакого сострадания».

Ниже  он дает описание города Акки, захваченного франками, которое перекликается с уничижительными мнениями арабских хроник о крестоносцах: «Франки вырвали ее из рук мусульман в первом десятилетии VI века [24 марта 1104 г.], и ислам оплакал ее горькими слезами; это был один из тяжелых ударов для него… Ее переулки и улицы наполнены толпой, и трудно найти место, куда можно было бы поставить ногу. Она погрязла в неверии и беззаконии, отвратительная, грязная, полная отбросов и нечистот… Мечети здесь были обращены в церкви, минареты — в колокольни».³³

Однако  это не мешает Ибн Джубайру сообщать о благополучном, по его мнению, существовании мусульманских крестьян в округе Тибнина и по всему сирийскому побережью и о свободном движении купеческих караванов через территории воюющих сторон. «Им оставлены во владение их жилища со всем добром, и во всех городах сирийского побережья, которые находятся в руках франков, царит такой же порядок. Там все земли — деревни и села — остаются во владении мусульман. И сердца многих из них подвергаются испытанию, когда они видят положение их братьев в землях мусульман, и положение тех, которые ими управляют, ибо по благосостоянию и дружелюбному отношению оно обратно их положению. Это — одно из тягостных для мусульман явлений, они возмущаются притеснениями тех их единоверцев, которые ими управляют, и восхваляют поведение их соперников и врагов из франков, если они управляют ими, воздавая должное их справедливости».³⁴

Представители мусульманской и франкской военной  аристократии не только воевали друг с другом, но и поддерживали дипломатические  и светские отношения. Им иногда случалось  приятно проводить время в  обществе друг друга и даже вместе охотиться. Мусульмане и христиане  торговали друг с другом, купцы  постоянно курсировали между  Дамаском и христианской Акрой. Ибн Джубайр отмечал, что «солдаты занимались своей войной, а люди жили мирно».³⁵

Знаменитый  арабский писатель Усама ибн Мункыз (1095-—1188) играл заметную роль при дворах сирийских и египетских правителей. Будучи полководцем, участвовал в ряде сражений с крестоносцами. Путешествовал также по Палестине и Месопотамии. Богатая наблюдениями жизнь Усамы ибн Мункыза отразилась в «Книге назидания» — автобиографической хронике, многие страницы которой посвящены отношениям арабов с крестоносцами и повседневной жизни в государствах крестоносцев.

Вот как отзывается об этих хрониках профессор В. Р. Розен, крупнейший из русских знатоков арабской литературы: «Значение их... в том, что они дают живую, выхваченную из действительности картину духа и быта этой эпохи. Я не знаю ни одного арабского историка времен крестовых походов, полный перевод которого мог бы представить столько любопытного для исследователя-неориенталиста. Масса мелких бытовых черт, превосходно рисующих жизнь современных автору сирийских, египетских и месопотамских эмиров, султанов и воевод, равно как и отношения их к крестоносцам и крестоносцев к ним, разбросана по всей книге, и почти невозможно отмечать отдельные места, как наиболее интересные».

Крестоносцев, поселившихся на Востоке, местные жители называли франками. Под таким названием  в средневековой арабской географии  были известны все народы Западной Европы, о которых на Ближнем Востоке до крестовых походов имелись только очень ограниченные сведения. Цивилизованные сирийские арабы (как это видно и из «Книги назидания») бывали поражены и обескуражены грубостью, невежеством, алчностью и вероломством франков.

В культурном и моральном отношениях эти пришельцы из отсталой Западной Европы были неизмеримо ниже арабских феодалов, среди которых образованные люди (вроде Усамы) вовсе не являлись исключением. В то время рядовой европейский рыцарь кичился своей неграмотностью и заполнял свой досуг, пьянствуя, обжираясь и развратничая. Автор отзывается о франках уничижительно, сравнивая их с животными: «Всякий, кто хорошо понимает дела франков, увидит во франках только животных, обладающих достоинством доблести в сражениях, и ничем больше, так же как и животные обладают доблестью и храбростью при нападениях».³⁶