Новгородские мечи IX- первой половины XI века

   Эволюцию предметов вооружения  удается последовательно представить  в рамках частично наслаивающихся  друг на друга периодов –  IX – начало XI, XI – начало XII, XII – первая половина XIII и вторая половина XIII – первая половина XIV в. Эти периоды, в какой- то мере соответствуют этапам развития русского общества, охватывавшим время раннефеодальной монархии в IX – начале XII в. и феодальной раздробленности, утвердившейся с XII в., но при этом отличаются рядом особенностей. 

  О вооружении войска времен первых киевских князей можно судить главным образом по крупнейшим древнерусским некрополям, где по языческому обряду трупосожжения (исключения незначительны) похоронены как рядовые воины, так и представители знати. Концентрация находок совпадает в основном с крупнейшими городскими центрами (Киев, Чернигов. Гнездово-Смоленск, Тимирево – Ярославль), лагерями дружинников (Шестовицы Черниговской обл.), районами активной земледельческой и торговой деятельности (юго-восточное Приладожье, Суздальское ополье). Многие курганы X в. дают вооружение профессиональных воинов-дружинников, составлявших основу правящего класса. В этих погребениях (их учтено 547) оружие является не этническим, а социальным показателем. Точные подсчеты археологических комплексов, содержащих предметы вооружения, позволили констатировать относительно высокую степень военизации общества X в., при которой каждый пятый – десятый мужчина носил оружие, а также значительную техническую оснащенность войска, при которой один из трех ратников имел два-три вида оружия.  

   В сравнении с X в. степень военизации общества к XI столетию уменьшилась в 2 – 3 раза, что, видимо, связано с социальным изменением состава армии и оформлением замкнутого воинского сословия. Для периода XI – XII вв. большая часть находок связывается с многочисленными крестьянскими кладбищами лесной и лесостепной полосы России (учтено 614 погребений). Здесь рядом с курганами смердов возвышались сравнительно крупные и богатые погребения младших дружинников. В связи с христианизацией погребения состоятельных воинов исчезают, но остаются захоронения мужчин с оружием (по обряду трупоположения). Археологические данные в этот период характеризуют главным образом вооружение рядового дружинника и простого человека, смерда и горожанина.

   В период наступившей феодальной  раздробленности, когда войско  состояло из отрядов отдельных  князей, бояр и областных ополчений,  количество вещественных источников падает. Целостного представления о вооружении различных социальных слоев населения этого периода археология не дает. Погребения XII – XIII вв. (их учтено 144) характеризуют боевое снаряжение населения, проживавшего в некоторых пограничных районах Руси, например тюркоязычных черных клобуков  и водских ополченцев. Известно также оружие горожан, погибших при защите русских городов в период монголо-татарского нашествия 1237 – 1240 гг. Оно позволяет представить пешего ратника с копьем, топором, луком и стрелами и конного воина с колющим, рубящим и защитным оружием. 

   После 1250 г. Находки оружия  становятся все более редкими,  зато встречаются произведения  военного ремесла, сохранявшиеся  в составе княжеских и городских  арсеналов. Особое значение приобретает здесь использование сохранившихся письменных и изобразительных источников.                                                                                     При всей неравномерности и порой отрывочности археологического материала он позволяет изучить не только вооружение отдельных частей русского войска (например, кочевников, осевших на юге Киевщины), но и боевые средства русской рати в целом. Так, на основании собранных материалов оказалось возможным установить деление русского войска XI – XIII вв. по роду и виду оружия и реконструировать снаряжение: тяжеловооруженных всадников и пехотинцев – копейщиков и легковооруженных всадников и пехотинцев – лучников. 

   Изменения военной техники IX –  XIV вв. очень часто заключались  не в изобретении новых средств борьбы (хотя и это имело место), а в усовершенствовании уже существующих. Эволюция разных видов вооружения, доспеха и воинского снаряжения на основании вещественных и других источников представляется следующим образом.

1.2 работы общего  характера

   Средневековый меч – своеобразный символ феодального строя, неотъемлемая принадлежность воина дружинника, могущественное и драгоценное оружие. Начиная с 70 – 80 –х. годов прошлого века, древние мечи все чаще стали попадаться в раскопках и случайных находках.  Тогда же они получили название скандинавских или нормандских.  Так, уже Д.Н. Анучин на основании сходства мечей, найденных в русских курганах, со скандинавскими признал их чужеземными изделиями. (Анучин,1886.С.235-252) Только в плохих и необычных экземплярах он склонен был видеть туземные клинки.

   Заметное место отводилось описанию  и изучению мечей из отдельных  могильников в больших работах  Н.Е. Бранденбурга, В.И. Сизова, А.А. Спицына(Бранденбург,1895.С.61и сл.; Сизов,1902.С.90 и сл.).Упомянутые исследователи обратили внимание на широкую распространенность этого оружия по всей Европе, датировали ряд образцов и показали, что на основании клинкового материала можно сделать весьма важные исторические выводы о происхождении самих мечей и взаимовлиянии различных культур.

      С течением времени в споре  о русско-норманнских отношениях  вопросу о происхождении мечей  стали отводить немаловажное  место. Именно в свете этих  взаимоотношений Т. Арне была  предпринята первая попытка суммировать накопленный материал. Он насчитал более 40 мечей, найденных на территории Восточной Европы. Почти все они были отнесены им к скандинавским вещам. Карта распространения мечей по Арне совпадает с картой распространения скандинавской культуры в России. В конце своей книги Арне так обобщил свои наблюдения: « В отношении двулезвийных мечей, встреченных в России, я придерживаюсь мнения, что они вообще либо импортированы из Швеции, либо являются подражанием скандинавским типам». Мечами в 30-х годах занимался и В.В. Арендт. Он выделил ряд типов мечей, которые механически датировал по норвежским аналогиям. Для своих штудий В.В. Арендт ограничился собранием ГИМа и отчасти Эрмитажа. Составленный им «Каталог варяжских мечей из собрания феодального отдела ГИМ» содержит 19 рисунков мечей и сейчас имеет ценность для определения ряда депаспортированных музейных экспонатов. Тенденция рассматривать мечи как нечто чужеродное, даже враждебное славянской культуре в его статье достигла апогея. Арендт не сомневался во франкском происхождении древнерусских мечей, считая их носителями только викингов, « ворвавшихся в страну как завоеватели и колонизаторы славянской равнины». Ссылаясь на отсталость русских культурных центров и примитивный уровень ремесла, автор отверг даже предположение Арне об изготовлении некоторых мечей или их рукоятей на Руси.

    Поворот в изучении русского  орудия внесли работы А.В. Арциховского, Б. А. Рыбакова и других исследователей. А.В. Арциховский обрисовал развитие  форм меча с X по XIII в. И отчетливо показал, что мечи IX-X вв. не скандинавское, а общеевропейское оружие. Так он писал: «Нет никаких оснований называть мечи руссов нормандскими. Этот термин возник только потому, что наши археологи не были знакомы с вещественными древностями западного средневековья» (Арциховский,1946.стр.5.). По мнению Б.А. Рыбакова, в  IX-X вв. на Руси преобладали франкские клинки. Впрочем, он допускал,  что рукояти некоторых западных клинков «монтировались где-то в Среднем Поднепровье» (Рыбаков, 1948.С. 228-229).

     В некоторых современных работах проявилась тенденция рассматривать древнерусские мечи в отрыве от клинков других стран. Между тем европейская оружеведческая литература весьма обширна и включает такую фундаментальную работу, как труд Я. Петерсена.  Очевидно также, что многие проблемы клинкового производства могут быть лучше решены совместными усилиями ученых разных стран.

    В 1889 году была опубликована (посмертно) работа хранителя Бергенского музея А.Л. Лоранжа, много лет занимавшегося древними мечами. Исследователь при обработке 50 клинков наткнулся на ранее незаметные надписи, знаки, дамаскировку. Интерпретация надписей, предложенная А. Лоранжем, не устарела и ныне, но сами способы их обнаружения остались неизвестными. Открытие бергенского ученого обсуждалось много лет и толкнуло археологов и музееведов на новые поиски. В 1904 году швейцарец Р. Вегели издал корпус надписей, перерисованных с древних европейских, преимущественно романских мечей.

   Активное исследование древних  клинков развернулось в нашей  стране. (Замечать начертания на древнерусских мечах стали давно. Так, в 1932 году, надписи и знаки на мечах, поднятых со дна Днепра, обнаружил Н.А. Чернышев. В 1963-1964 гг. рижский историк металловедения А.К. Антейн обнаружил свыше 80 надписей и знаков на мечах из Восточной Прибалтики. Он выразил убеждение, что и мечи с русской территории не являются в этом отношении каким – то исключением и любезно сообщил способы очистки клинков.

   Многие исследователи придерживаются  мнения, что большая часть известных  ныне мечей каролингского происхождения, не составляет исключения и Скандинавия, где франкское оружие служило в качестве образца местному оружейному мастерству. Среди археологов и оружиеведов зреет убеждение о производстве некоторых мечей и монтировке их рукоятей в различных странах Европы. Но лишь немногие средневековые центры воспроизводили клинки высокого качества. А.Л. Лоранж доказал, что подписи на клинках не являются именами мечей или их хозяев. Источники упоминают знаменитые мечи, наделенные собственными именами, передающими чаще всего особые качества этого оружия, например, Дюрендаль – Твердый, Жуаез – Радостный,  и м.д. почти нигде нельзя, справедливо пишет Лоранж, выяснить соответствие между надписью на лезвии и одушевленным именем меча. Что же касается увязки надписи на полосе с именем владельца, то главный довод против этого – многочисленность мечей с одним и тем же именем, разбросанных по всей Европе. Попытку найти доказательства местного изготовления мечей предпринял Б.А. Колчин, он исследовал технологию 10 мечей (Колчин. 1978 С.130-139). Исследователь провел спектральный анализ вещей из различных курганов Гнездова и Михайловского и обнаружил небольшую примесь никеля в трех мечах, копье, стреле, ноже, топоре, заклепке и гвозде. Из этого Б.А. Колчин сделал вывод, что данные предметы сделаны кузнецами одного промышленного района древней Руси (Там же стр. 136-137).

      Изучение изготовления клинков  находятся в тесной связи с  арабскими сообщениями о мечах  руссов. Первым их них говорит  багдадский философ Ал – Кинди  в трактате «о различных видах мечей и железе хороших клинков и о местностях, по которым они называются», посвященному халифу Мутасиму. Познания Кинди огромны, он пишет больше, чем о 25 видах мечей Азии и Европы, дает разъяснение о технике их изготовления, о сортах железа и стали, о качестве клинков и их закалке. В Европе Кинди различает две группы мечей: мечи Рима и франко – слиманские. Старший современник Кинди Ибн Руста называет народ, владевший слиманскими мечами – русами. Клинки русов, по описанию Кинди, археологически опознать тяжело.

      Двумя веками позже конструкцию  мечей руссов описал Бируни (Бируни, С.230-241). Строго говоря, сведения Бируни о мечах в известной мере архаичны, так как в европейской металлургии того времени применение сложноузорчатой сварки было в основном уже пройденным этапом.

   О мечах русов имеется достаточное количество известий. В сообщениях мусульманских писателей они страшны как грозное оружие и привлекательны как ценный товар. Согласно Ибн Фадлану «мечи их плоские, бороздчатые, франкские» (Книга Ахмеда ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг.). В 143 – 944 гг. мусульмане грабили могилы русов, погибших у Бердаа. Ибн Мискавейх сообщает, что они «извлекли оттуда мечи, которые имеют большой спрос и в наши дни по причине остроты и превосходства». Из русских центров вывозились ценные мечи и клинки, которые « можно сгибать пополам и когда отнять, они возвращаются в прежнее положение».

     Сведения о «русских» мечах  были чрезвычайно устойчивы и  отложились в средневековой восточной литературе вплоть до XV в.  О «русских» мечах также имеются сведения у византийских и армянских авторах IX – X вв.. После боя под стенами Доростола греки собрали у погибших руссов «множество мечей» (Лев Диакон Калойский,С.96). Таковы сведения о восточноевропейских и русских мечах IX – XI вв., они беспрестанно вводят нас в мир больших европейских культурных проблем.                           

   Новый этап в развитии форм меча связан с периодом феодальной раздробленности. Русские мечи этого времени не были еще объектом изучения, если не считать немногих слов, которые уделил им А.В. Арциховский (Арциховский,С.10 и сл.). Невнимание к клинкам «послевикингского» времени долгое время было общим в европейском оружие ведении и лишь недавно появились заслуживающие серьезного внимания исследования о западноевропейских средневековых мечах. Речь идет о монографии датского историка оружия Ады Брун – Гоффмейер и английского коллекционера – любителя Р.Э. Оуксхота (Oakeshott,С.131 и сл). В первой из этих книг классифицированы свыше 500 мечей: романские 1100 – 1350 гг. и готические 1350 – 1500 гг. привлекая разнообразный исторический и иконографический материал,  А. Брун – Гоффмейер смогла определить время того или иного меча с точностью до четверти века, а иногда и еще уже. Ее работы завершают тщательно выполненные альбом и каталог использованных вещей. Оуксхот разработал свою систему типологического и хронологического определения мечей. Он классифицировал как сами мечи целиком, так и отдельно их части – навершия и перекрестья. В результате получилась весьма детальная и гибкая справочная шкала форм мечей 1100- 1500 гг. Обе отмеченные работы показывают, что клинки многих стран на протяжении столетий сохраняли общность развития и сходные общеевропейские формы. В оружиеведческой литературе мечи ХI – ХIII вв. получили название романских- у нас почему-то укоренилось название «капетингские»  
 

1.3 Новгородская историография 

      Тема вооружения и защитного снаряжения воинов среди вопросов,

касающихся  военной истории Новгорода является наиболее исследованной,

так как  в распоряжении ученых имеется обширный археологический и

изобразительный материал.

   В работе М.Г. Рабиновича показано, что новгородское войско

сохранило все типичные для русских земель особенности и не восприняло

рыцарского  военного строя, характерного для западного  средневековья.

Черты, отличавшие новгородское войско от военных  сил других русских

земель, являлись следствием особенностей социальной и политической

структуры самого Новгорода, а не результатом заимствований с Запада. В

работе  рассматривался ряд проблем, связанных  с новгородским войском,

таких как: социальный состав войска и динамика его изменения,

численность, организационная структура, вооружение и оснащение войска,

его тактика  и система оборонительных сооружений Новгородской

республики. Автор отмечал, что основной новгородского  войска была

пехота, и что комплектовалось пешее  городское ополчение главным  образом

из  городских низов («черных людей», ремесленников) (Рабинович,1943. С.180-182).

   В.Ф. Андреев один из очерков  своей книги «Северный страж  Руси»

посвятил  военному делу средневекового Новгорода. Данная книга по своей

сути  является научно-популярным изложением знаний современных

историков о средневековом Новгороде. Это относится и к очерку,

посвященному  военному делу. Большинство положений  этого раздела не

вызывает  сомнений, однако очевидно, что затронутые в нем темы нуждаются

в дополнительном и расширенном исследовании.